| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Шестьдесят тысяч гектаров не учтены в сохранившихся источниках; это может соответствовать части, оставленной туземцам, или может объясняться неравномерным сохранением доказательств. Остальное было разделено, согласно обещаниям, данным королем барселонским кортесам, одним из самых эффективных и дотошных королевских чиновничьих аппаратов в христианском мире. Большинство крупных дарений известны лишь в общих чертах. Нуньо Санчесу и его последователям достались самые большие владения в этом регионе: Вальдемоса, Буньола, Манакор и 89 домов в городе. Кафедра Барселоны была вознаграждена половиной города и побережьем до Буньяльбуфара. Граф Ампурийский и епископ Жероны получили Муро с двумя третями Сольера и половиной Альбуферы. Оставшаяся часть Соллера и Кала Ротьи досталась виконту Беарна и архидьякону Барселоны.
Разделение или отчуждение этих крупных феодальных владений обычно трудно проследить. Ситуация, наблюдаемая в случае с виконтом Беарнским, который распределял земельные наделы из своей доли среди своих вассалов, повторилась в некоторых случаях; в других поместья могли быть быстро переданы целиком, как это произошло с епископом Жероны, который продал большую часть своей доли Гильому де Тороэлье (способствуя превращению последнего в одного из крупнейших земельных собственников того периода путем завоевания и покупки на Балеарских островах и наследования на материке). Доли магнатов в городе, вероятно, претерпели такую же эволюцию, как и те, которые король раздал непосредственно отдельным горожанам. Доля Нуньо Санчеса, например, между 1232 и 1235 годами была заселена 27 каталонцами (из Ампуриаса, Барселоны, Камбрильса, Коллиура, Жероны, Лериды, Монкады, Монблана, Риполя, Сабаделя, Таррагоны, Тортосы, Виша и Вилафранка), 20 выходцами из южной Франции за пределами владений Барселонского Дома, 14 итальянцами, 7 арагонцами, 5 наваррцами и 20 евреями 7.
Однако наиболее подробные свидетельства о распределении земель сохранились за пределами магнатских владений, в так называемой королевской "части", medietas regis. При первом всеобъемлющем разделе в 1232 году эта территория включала 57 000 гектаров (в Инке, Полленсе, Синеу, Петро, ??Арте, Монтуири, Альбуфере и горах), из которых почти половина была отдана в собственность, в общей сложности 300 отдельных владений (не считая тех, что находились в городах), тамплиерам, городам и разным дворянам, стоящим чуть ниже "большой тройки", получившим вместе с церковью часть этих земель. Гильем де Монкада, Рамон Алемани и Гильем де Кларамунт являются примерами тех, кто получил выгоду от такого распределения королевской земли. Это оставило королю прямой контроль над более чем вдвое большей землей, предоставленной крупнейшему магнату-владельцу (приблизительно 13 500 гектаров Нуньо Санчесу). С течением времени земельный фонд еще больше оскудеет, но это было огромным подспорьем для обедневшей короны: королевская половина города досталась в качестве награды солдатам его городских ополчений, морякам его флота и купцам, поддержавшим его вторжение: 307 домов Таррагоне, 298 Марселю, по 226 Барселоне и Уриде, 100 Монпелье и небольшие части Кладельсу, Сервере, Жероне, Уэске, Манресе, Монблану, Тарреге, Тортосе и Вилафранке 8.
Этот раздел или partitio острова предполагает программу интенсивной колонизации на всех социальных уровнях. О том же намерении свидетельствуют и воззвания, распространяемые по западному Средиземноморью папой Григорием IX. Он поощрял всех потенциальных поселенцев (за исключением катаров-еретиков), "которые пожелают заселить земли, недавно завоеванные или которые будут завоеваны" обещанием индульгенций, эквивалентных тем, которые предоставляются паломникам в Святую Землю 9. На его призыв откликнулось достаточное количество колонистов, чтобы сделать остров каталаноязычным, с заметным влиянием диалектов Ампуриаса и Руссильона, и насытить топонимию низменных районов каталонскими формами. Но степень, в которой это колониальное население вытеснило мавров, а также проблема степени порабощения среди выживших мавров, являются предметом многочисленных дискуссий в истории Майорки. Миф о том, что все мавры были порабощены или изгнаны, по-видимому, возник из-за неправильного прочтения хроник, подкрепленного ложной аналогией с тем, что произошло позже на острове Менорка. Это правда, что в одной из основных хроник следующего столетия говорится, что остров был "полностью заселен каталонцами", но в контексте, где только что были упомянуты еврейские и "сарацинские" элементы, в то время как утверждение другой, что "он был полностью заселен каталонцами", судя по контексту, явно относится к городу Майорка, а не к острову в целом.
Свидетельства выживания мавританского населения, как в свободном, так и в рабском статусе, ошеломляют. Во-первых, были мавры, чье сопротивление в горах не прекратилось и после завоевания. Самый крупный контингент, условно подчинившийся в июне 1232 года и специально освобожденный от порабощения, как можно косвенно вычислить на основе королевской хроники, насчитывал 16 000 человек, но такие оценки заведомо ненадежны. Кроме того, есть убедительные доказательства того, что в интересах поддержания густонаселенности острова король и другие собственники быстро начали ценить своих мавританских подданных и арендаторов, какова бы ни была их первоначальная враждебность. Вскоре тамплиеры привезли на остров свободных "сарацинов" со своих владений на полуострове, чтобы стимулировать возделывание земли; король поощрял мавританских иммигрантов, особенно с Менорки, и обещал им те же права, которые мавры уже получили в различных местах острова. Папа Григорий IX поддержал эту политику, надеясь, что она приведет к обращению приезжих мавров в христианство. Наконец, большое количество документов с острова, относящихся к тринадцатому и четырнадцатому векам, свидетельствуют о продолжающемся присутствии мавров в значительных масштабах, особенно в качестве ремесленников в городах — кузнецов, ювелиров и других мастеров по металлу, кожевников и текстильщиков, лавочников и даже художников.
Многие из этих документов представляют собой записи о рабстве, но они не показывают, что население было порабощено в полном объеме. Напротив, очевидно, что многие мавры получили компенсацию за порабощение или изгнание во время завоевания, даже если они не имели права пользоваться конкретными льготами, предоставленными некоторым общинам королем. Среди тех, кто платил налог "pro stando in terra ista (за то, что остался на земле)", было обычным явлением то попадать в рабство из-за долгов, то выходить из него, к неудовольствию королевских чиновников, которые, как правило, настаивали на том, что во время периодов пребывания в рабстве подушный налог, которым они были обложены как свободные люди, должны продолжать платить их хозяева. Контракты, по которым рабы, получавшие землю для работы ради приобретения свободы, оставались крепостными или арендаторами, позволяют нам получить представление о средствах, с помощью которых многие сеньоры, должно быть, эксплуатировали свои земельные владения. Наконец, топонимические данные, вероятно, являются не менее хорошим показателем относительного распределения туземцев и поселенцев. Названия местностей в более бедных нагорьях и центральных горных регионах остались арабскими. Хотя мы, вероятно, никогда не узнаем масштабов выживания коренных жителей или проникновения поселенцев, кажется очевидным, что произошло и то, и другое. Полностью каталонский облик Майорки в следующем столетии стал результатом каталонского господства в основных населенных и торговых центрах 10.
Наряду с преобладанием каталонцев, Майорка сохранила и развила в торговых портах космополитическую атмосферу из-за растущего числа постоянно проживающих иностранных купцов и оживленной торговли рабами различных национальностей. Генуэзцы были одной из самых важных иностранных общин, к которой терпимо относились — или, в период независимости Майорки, фактически поощряли — даже во времена войны между Генуей и Арагонской Короной. Во время военных действий следующего столетия генуэзцев и пизанцев обвиняли в том, что они поощряли мавританское сопротивление вторжению Хайме I, но завоевание не помешало генуэзцам пользоваться своими торговыми привилегиями. Напротив, Андреа Каффаро вел переговоры о подтверждении их статуса; в 1233 году король предоставил им торговую площадь на улице, ведущей к замку тамплиеров, и приказал местным властям защищать их. Их присутствие задокументировано в Capbrevacio части города, которая принадлежала Нуньо Санчесу в 1232 году. Упоминаются четырнадцать итальянцев, в том числе восемь генуэзцев, с Отгерио де Мазанелло в качестве их консула. Они представляли собой ценную собственность, и их выгоднее преследовать в финансовом отношении, чем путем эмбарго или изгнания. Например, между 1320 и 1344 годами они заплатили налог на импорт, в десять раз превышающий налог, взимаемый с пизанцев: высокий уровень был оправдан тем, что он обеспечивал компенсацию майоркинским товарам от генуэзского пиратства 11.
Евреи были еще более многочисленны и, по крайней мере, столь же важны для экономической жизни острова. На момент завоевания процветающая еврейская община, уже обосновавшаяся на Майорке, по-видимому, действовала как магнит для бедных единоверцев со всего западного Средиземноморья. Королевский указ, изданный по просьбе евреев Майорки, запрещал капитанам кораблей брать на борт еврейских иммигрантов в кредит в надежде, что их невольные потенциальные хозяева оплатят счет. Бедные евреи — или, по крайней мере, те, кто ссылался на неспособность платить налоги — оставались проблемой для общины на протяжении всей ее истории. Такова была ее конституция — с определенной степенью самоуправления, осуществлявшегося советом из 30 человек, которому помогали и все чаще руководили 4 избранных "секретаря" — что она несла коллективно значительное бремя налогообложения и распределяла между своими членами в результате зачастую болезненного процесса взаимной договоренности, согласованного секретарями.
Однако аргументы в пользу бедности оставляют нетронутым общее впечатление комфортного достатка. Евреев считали "сокровищницей... из которой ремесла и торговцы этого королевства в мирное время черпают большое изобилие [haurament]". Большую часть своих капиталов евреи накопили в сфере ремесел и профессий. Например, в четырнадцатом веке евреи работали ювелирами, торговцами шелком, ветеринарами, разносчиками, гонцами, оружейниками, сапожниками, портными, драпировщиками, красильщиками, кошерными мясниками, плотниками, врачами, художниками-миниатюристами, переплетчиками, мыловарами, картографами, кормилицами, виноторговцами и мельниками. Они оказались в невыгодном положении в сфере дальней торговли из-за высокого налогового бремени, дискриминационных условий, иногда налагаемых на них при оплате за определенные основные продукты питания, а также запрета на доступ в некоторые порты. Единственным путем, на котором они играли важную роль в четырнадцатом веке, был путь в Магриб (см. стр. 135), где они слишком глубоко укоренились, чтобы их можно было вытеснить.
У них были особые отношения с короной, которые, как и во многих других странах христианского мира, обычно шли им на пользу. Они были "денежной казной короля", щедро наделенной Хайме I привилегиями, самой ценной из которых было то, что ни один еврей не мог быть осужден на основании показаний христианина или мавра. Хотя их светские лидеры выбирались путем сочетания старшинства и голосования, назначение на должность раввина было прерогативой короля или, по крайней мере, подлежало королевскому утверждению. Их привилегии постепенно менялись, и, особенно при короле Санчо (годы правления 1311-1324), финансовая эксплуатация евреев стала более жесткой; но почти на протяжении всего четырнадцатого века евреи сохраняли в некоторых отношениях привилегированный и защищенный статус. Несмотря на периодические символические запреты, начиная с 1285 года, они продолжали занимать государственные должности вплоть до уровня членов королевского совета.
Растущее народное недовольство во второй половине четырнадцатого века погубило их. Их общественные правонарушения дают скудные сведения об их судьбе. Двумя характерными еврейскими преступлениями были фальшивомонетничество и — во время правления Жауме II, когда это считалось преступлением, — "проживание в сарацинских землях". Первое отражает их выдающуюся роль в торговле драгоценными металлами, второе — их ведущее положение в берберийской торговле. Но что больше всего раздражало их христианских соседей, так это, во-первых, выполнение ими ненавистных функций ростовщиков и откупщиков налогов, а во-вторых, бросающиеся в глаза различия, которые отличали их общество от других. Они жили обособленно, в своих гетто или calls (поселениях), где их было достаточно много для этого, например, в Инке или в самом городе Майорка. За редким исключением, предоставленным, как в случае со знаменитым картографом Крескесом Абрахамом, за выдающиеся заслуги, они носили одежду, предписанную Латеранским собором, или ее измененную форму. Они вступали в повторный брак после развода с королевского разрешения, и, как показывает дело Моисея Обейта, чье заявление в 1258 году было подано на основании бездетности, по закону им было разрешено заключать двоеженские браки. Все их брачные контракты на иврите были действительны без регистрации у нотариуса. Они нарушали христианскую субботу и навлекали на себя неприязнь на рынке из-за их упреждающей привычки рано вставать. Как их юридические привилегии были больше, чем у христиан, так и их наказания были более суровыми. Еврея, виновного в серьезном правонарушении, подвешивали вверх ногами — "ртом вниз" — чтобы продлить смерть и усугубить агонию.
Естественное недовольство их обособленным положением, возникшее из-за этих оскорбительных различий, усугублялось обвинениями в ростовщичестве. Исаак Адденден повел себя как театральный еврей, когда в марте 1338 года отказал в выкупе заложенной ему таверны Сальвадора Гисберта в Кастелликсе; королевский наместник поддержал права еврея в апелляции и назначил дату аукциона. Когда Исаак Соломон отправился собирать долги в Порререс в 1356 году, он обратился за защитой к batle. Это были показательные инциденты. В любом случае над евреями тяготел "грех" предков. Их налоги подлежали уплате на Пасху. Страстная неделя приносила ежегодный урожай жестоких бесчинств. Тяжелые времена или фанатичные проповедники могли с поразительной легкостью разжечь народную ненависть. В 1374 году королю пришлось отклонить требования об изгнании евреев во время голода, напомнив, что они оплатили фрахт королевских кораблей с грузом продовольствия. В 1370 году у странствующего монаха Фрая Бонанато была отозвана лицензия на проповедь из-за его антисемитских выпадов. Готовились погромы и насильственное обращение следующего поколения, которые привели к почти полному исчезновению еврейских поселений после кровопролития 1391 года 12.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
