| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но самое главное, это разделенное венецианское мнение стало отражать разногласия в самой Португалии, о котором вскоре пронюхали венецианские авторы дневников. Сам Приули отмечает, что, как говорили, многие в Португалии думали, что было потеряно слишком много жизней и что это предприятие было невыгодным с финансовой точки зрения; это, безусловно, отражает не "общественное мнение" в каком-то общем смысле, а разногласия при португальском дворе и среди элиты. Паскуалиго, со своей стороны, похоже, поощрял эти сомнения и разногласия, якобы даже дошел до того, что обратился к посланникам, привезенным Кабралом от правителей Каннанура и Кочина, чтобы сказать им, что Португалия была бедной и маргинальной страной, а настоящий центр Европы — это его собственная родина, Венеция! В то же время в своей официальной речи перед королем, произнесенной в Лиссабоне 20 августа 1501 г., Паскуалиго решил сыгрыть на тайных слабостях и универсалистских притязаниях монарха, заверив его, что его "возвышенный характер" уже был "известен и прославлен по всему миру", что породило "большую надежду даже за пределами города Венеции, во всех народах, королевствах и нациях Европы". Прозрачно намекая, похоже, на иоахимитские наклонности Д. Мануэла и присущий ему мессианский образ мыслей, Паскуалиго заверил его, что "эти усердно распространяемые слухи о ваших добродетелях убедили всех, что, как учит христианская религия, благой и великий Бог скоро дарует им государя, который своей добродетелью, мудростью и счастьем не только защитит утомленный и пошатнувшийся христианский мир, но даже расширит его". Более того, Д. Мануэл оправдал эти всеобщие надежды самым неслыханным образом, отправив экспедицию для открытия земель, "совершенно неведомых Птолемею и Страбону". Затем в примечательном пассаже, который откровенно заимствован из собственной королевской риторики Д. Мануэла, Паскуалиго продолжает:
"То, чего не достигли ни карфагеняне древности, ни римляне, достигшие гегемонии после низвержения Карфагена, ни Александр, великий исследователь мира, ни вся Греция в дни ее расцвета, ни египетские и ассирийские цари, вы достигли благодаря превосходству и удаче. По вашему приказу было обследовано все побережье внешней Ливии от Атлантического океана до Варварийского залива (Sinus Barbaricus), соединяющегося с Красным морем. Неведомые до сих пор народы, острова и берега либо капитулировали перед вашей военной мощью, либо, устрашенные ею, добровольно просят вас о дружбе. Величайшие цари и непобедимые народы прошлого справедливо похвалялись тем, что распространили свою власть до океана, но вы, непобедимый король, вправе гордиться тем, что распространили свою власть на нижнее полушарие и на антиподов. И что самое замечательное и самое памятное, вы объединили под своим началом народы, которых разделила сама природа, и вашей торговлей соединили два разных мира" (50).
Этот слегка поразительный текст отражает значительные способности Паскуалиго точно уловить оттенок мыслей таких людей, как Дуарте Гальван и сам Д. Мануэль; метафора льва и ягненка ("которых разделила сама природа"), соединенных вместе, и генеалогия, восходящая к античности, прекрасно используются этим венецианским послом.
Мечты Д. Мануэла объявить себя вселенским императором (или, по крайней мере, императором Востока) и его проект нападения на Северную Африку и, таким образом, организовать двустороннюю атаку на Иерусалим (кампания против Феса была задумана как простое преддверие этой главной операции), явно не так хорошо держались в тайне, как считалось. Ничто из этого не делало его планы в Индийском океане более приемлемыми для его противников; и, принимая во внимание щекотливое положение самого Д. Мануэла в этот момент по отношению к оппозиции его политике, неудивительно, что отправка следующего флота в Индию была весьма запутанным делом, подстрахованным с помощью очень сложных переговоров. Помимо далеко не радужной судьбы флота Кабрала, имела место неумелая морская вылазка против марокканской крепости Мерс-эль-Кебир в конце июля 1501 г. в рамках действий флота, посланного под командованием Д. Жуана де Менезиша якобы для поддержки Венеции и против османов. Кроме того, главный флот, отправленный в восточное Средиземноморье, в составе тридцати кораблей и около трех тысяч человек, до весны 1502 г. сковывал ценные ресурсы и не добился никаких военных побед. Кроме того, мы можем с полным основанием задаться вопросом, не запутали ли еще больше ситуацию и разделили мнения экспедиции Гашпара Корте-Реаля в 1500-1501 гг. в Северную Атлантику, в результате которых были открыты Гренландия, Ньюфаундленд, Новая Шотландия и Чесапик.
Но даже если бы это не соответствовало действительности, ситуация в 1502 г. значительно изменилась по сравнению с обстановкой в 1497 г. Теперь вопрос заключался не в том, следует ли открыть и использовать путь из южной Атлантики в Индийский океан, а в том, — если его будут эксплуатировать, — то каким образом и кем. Похоже, что было оказано некоторое реальное давление с целью полного отказа от проекта, но есть также свидетельства борьбы за то, кто будет контролировать следующую экспедицию и, следовательно, ее исход. В какой степени ее следует использовать для осуществления главной навязчивой идеи самого короля (о которой пронюхал Паскуалиго), — блокады Красного моря, удушения торговой экономики Мамлюкского султаната и, таким образом, для подготовки к удару, который будет нанесен в Иерусалиме? Сам Д. Мануэл, кажется, впал в нерешительность, что часто бывало с ним в такие моменты. Таким образом, все португальские хронисты шестнадцатого века, по-видимому, сходятся во мнении, что командование флотом в 1502 г. первоначально было отдано Педру Алваришу Кабралу, несмотря на то, что его предыдущее путешествие в Кералу не увенчалось успехом. Затем, по причинам, которые много обсуждались и становились предметом споров, Кабрал в конечном итоге был отстранен от командования этим флотом, и это выпало на долю Васко да Гамы. Каковы были причины такой внезапной смены командования?
Чтобы прийти к решению этой загадки, мы должны соскоблить налет сдержанности летописцев. Некоторые хронисты предполагают, что ухудшение отношений с Каликутом и ожесточенный конфликт во время первого визита Кабрала побудили дона Мануэла вернуть Васко да Гаму, хорошо известного своим строгим и бескомпромиссным характером. Но есть и еще один фактор, иногда упоминаемый, в том числе хронистом Дамианом де Гоишем, который может иметь большее значение (51). Дело в том, что Кабрал не смог найти общий язык с Висенте Содре, одним из капитанов флота, имевшим более или менее полную свободу действий с находившимся под его командованием вспомогательным флотом из пяти судов, с которым он должен был оставаться в Индийском океане, даже после возвращения оставшихся кораблей с пряностями. Содре, согласно Жуану де Баррушу, были даны инструкции, отличные от инструкций Кабрала, которые требовали от него "охранять устье пролива, ведущего в Красное море, чтобы через него не входили и не выходили суда мавров из Мекки, ибо именно они питают к нам наибольшую ненависть и больше всего препятствуют нашему доступу в Индию, так как в их руках был контроль над пряностями, которые поступали в эти части Европы через Каир и Александрию" (52). Кабрал, со своей стороны, должен был сосредоточить свои усилия на Малабарском побережье, где он официально должен был основать фактории в Кочине и Каннануре (портах, откуда он привез своих эмиссаров по возвращении из своего последнего путешествия). Кабрал также должен был взять с собой гораздо больший флот, чем Содре, из пятнадцати кораблей, но последний, как мы подчеркивали, был частично независим от первого из-за его отдельных инструкций (regimento) от короля дона Мануэла. Может даже показаться, что раздел добычи от захватов (presas), сделанных Содре в Индийском океане, первоначально был таким, что капитан-майора и экипажи основного флота исключались из него; только накануне отплытия и, очевидно, принимая во внимание, что теперь главным флотом командовал Гама, а не Кабрал, этот раздел был изменен, чтобы предоставить Гаме его долю (53).
Ссора между Кабралом и Содре, произошедшая, по утверждению Барроса, в результате повышенной чувствительности Кабрала к вопросам протокола ("elle era homem de muitos primores acerca de pontos de honra"), далеко не лишена большего значения, как только мы осознаем, кем на самом деле был Висенте Содре. На самом деле Содре был не кем иным, как дядей Васко да Гамы по материнской линии, и ссора была достаточно удобным поводом для того, чтобы племянник вмешался и освободил Кабрала от командования! Этому способствовало дополнение к более раннему королевскому дару 1500 г., датированное 2 октября 1501 г., которое теперь прямо давало Гаме право назначать капитан-майора флотов, направляющихся в Индию, когда он пожелает (54). Таким образом, Гама быстро превратил флот 1502 г. в семейное дело. Помимо Висенте Содре, среди капитанов был еще один дядя Гамы по материнской линии, Брас Содре, и все трое отплыли вместе (в составе флота из пятнадцати судов) в начале февраля. Экстраординарное положение Висенте Содре стало очевидным с самого начала; он был назначен преемником капитан-майора на случай, если с Гамой случится какое-нибудь несчастье; так же капитанам кораблей был дан общий приказ, что если кто-либо из них потеряет из вида корабль Гамы, они должны следовать за Содре, подчиняясь его приказам, "так, как вы поступили бы, если бы упомянутый адмирал потребовал и приказал это" (55). Позже, в начале апреля в Индию ушли еще пять кораблей, в общей сложности двадцать, что всегда было целью; этим флотом командовал двоюродный брат Васко да Гамы, Эштеван да Гама, на крупном корабле "Флор де ла Мар". Еще одним капитаном был Алвару де Атаиде, зять Гамы по его недавней женитьбе; также на флоте в качестве капитана был еще один будущий шурин, Лопо Мендес де Васконселуш. Таким образом, тандем Гама-Содре полностью доминировал над флотом.
Представляется весьма вероятным, что отстранение Кабрала и назначение на его место Васко да Гамы с такими обширными полномочиями отражали тщательно продуманный набор маневров при дворе. Тот факт, что Висенте Содре с самого начала была предоставлена ??такая автономия, еще раз свидетельствует о том, что Васко да Гама и его сторонники уже имели право голоса при первоначальном распределении функций, которое, вероятно, произошло осенью 1501 г. (56). Можно предположить, далее, что некомпетентность Кабрала и его руководства эскадрой подчеркивалась при дворе и противопоставлялась собственным твердым качествам Гамы; мы не должны забывать, что после того, как в это время он впал в немилость, Кабрал так и не вернул королевскую благосклонность. Напомним, что в то же время Д. Мануэл находился в несколько любопытном положении по отношению к Гаме по поводу Синиша, который тот ему обещал, но не смог выполнить обещанного. Таким образом, отсутствие адмирала в течение года или более в Индии не было совершенно неудобным с точки зрения короля; более того, это был способ еще больше отдалить Гаму от его первоначального места в придворной политике в качестве агента Д. Жоржи. Возможно, что Висенте Содре, который периодически был связан с Д. Мануэлом еще до его восшествия на престол, а также был прикреплен к нему в качестве фидалгу его двора и кавалера Ордена Христа, играл роль посредника между Гамой и монархом (57).
Как и в случае с первым путешествием Гамы, нам несколько мешает отсутствие доступа к точным инструкциям (regimento), которые он получил. Действительно, немногие современные документы, доступные нам и датированные временем непосредственно перед его путешествием, в основном представляют собой квитанции о припасах, загруженных на борт кораблей этого флота, таких как корабельные сухари для "Флор-де-ла-Мар" и припасы для собственного корабля Гамы "Сан-Жерониму" (58). Самый длинный из них — подробный перечень вина и посуды (vinho e louga) для судов, на основе которого мы можем подтвердить названия ряда кораблей, известных нам из хроник, а также отметить четкое разграничение между кораблями вспомогательного флота Содре и остальными. Четыре судна, "Эсмеральда", "Сан-Педро", "Санта-Марта" и "Сан-Паулу" явно описываются как корабли, "которые сейчас направляются в Индию, чтобы действовать там в качестве армады" (para la amdar d'armada); первым из них был корабль Содре.
Семь других судов упоминаются без этой уточняющей фразы; трое из них упомянуты с именами их капитанов, Франсишку да Кунья с "Лейтоа", Руи де Каштаньеда с "Сан-Панталеау-де-Батекабело" и Перо Афонсу де Агияр, с еще одного нау под названием "Сан-Панталеау (ду-Порту)" (что несколько сбивает с толку) (59). Кроме того, нам известно, что капитаном другого корабля, "Леонарда", был довольно солидный дворянин Д. Луиш Коутиньо.
После того, как в конце 1501 или в самом начале следующего года произошла смена командования, 30 января 1502 г. в Кафедральном соборе Лиссабона состоялась торжественная церемония. Здесь, в присутствии ряда высокопоставленных лиц и послов, Гаме публично был присвоен титул адмирала (источник некоторой путаницы в отношении даты, когда он действительно был удостоен этого титула), и вручен королевский штандарт для продолжения своего путешествия. Этот жест символизировал претензию на равноправие с Испанией; и сравнение с другим адмиралом, Колумбом (каким бы неуместным оно ни было), не могло не прийти в голову присутствующим. Один из очевидцев, Альберто Кантино, представитель в Лиссабоне герцога Феррары (и позже известный как человек, который тайно вывез планисферу Кантино из Португалии), так писал своему хозяину:
"Как хороший посланник в этих краях, я хочу сообщить Вашему превосходительству о последствиях небольшой новости, о которой я писал в другом моем письме от текущего [месяца]. Светлейший король Португалии сегодня, то есть тридцатого числа текущего [месяца], в Великой Церкви удостоил некоего дона Васко звания адмирала Индии. И через десять дней он отправится в те края с двенадцатью кораблями, хорошо снаряженными и вооруженными, чтобы охранять и защищать устье Красного моря, чтобы корабли (zerme) Солдано не могли приходить за пряностями из Мекки в Каликут. Хотя тот же король и не желает допускать в эти моря никаких других держав или кораблей (domini et navichi), однако он уже сказал венецианскому послу, что если в этом году его дела не пойдут так хорошо, как он рассчитывает, он совсем откажется от предприятия, потому что в прошлом году потерял на нем восемьдесят тысяч дукатов. И далее, в конце марта, еще двенадцать [кораблей] с их товарами будут готовы последовать за теми, кто уходит сейчас".
Здесь выявляется ненадежный характер дела (и собственная неуверенность Д. Мануэла, а также оппозиция при его дворе), а также подспудные ожидания венецианцев, что все предприятие плохо обернется для Португалии. Письмо продолжается:
"Было бы неправильно, если бы я не упомянул о церемониях, сопровождавших вручение штандарта вышеупомянутому адмиралу. Сначала все явились на пышную мессу, а когда она закончилась, вышеупомянутый дон Васко, одетый в малиновый атласный плащ французского покроя, подбитый горностаем, в шляпу и камзол в тон плаща, украшенный висевшей на груди золотой цепью, подошел к королю, которого окружал весь двор. Один из придворных выступил вперед и произнес речь, превознося величие и добродетель короля, и зашел настолько далеко, что поставил его славу во всех отношениях выше славы Александра Македонского. После этого он обратился к адмиралу и стал многословно восхвалять его и его покойных предшественников, расказывая, как благодаря своему усердию и доблести он открыл всю эту [sic] часть Индии. Когда речь была окончена, вышел глашатай с книгой в руке и велел вышеупомянутому дону Васко поклясться в вечной верности королю и его потомкам, [и] когда это было сделано, он преклонил колени перед королем, и король, сняв перстень со своей руки, отдал его ему. Затем [король] обнажил меч и вложил его в правую руку адмирала, все еще стоящего на коленях, а штандарт в левую. Когда это было сделано, адмирал поднялся и поцеловал руку короля, и то же самое сделали все кавалеры и сеньоры, радуясь всем достоинствам и почестям, которые будут добавлены к его короне, и то же самое сделал и венецианский посол. Так церемония закончилась, под исполнение прекраснейшей музыки" (60).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
