И ходили слухи, что далекое будущее — и то, что оно сулит человечеству, — действительно безрадостно.
Луиза и Марк стояли на палубе полубака и смотрели вверх, на Солнце.
"Великий северянин", звездолет Луизы с ВЕС-приводом, безмятежно пролетел над их головами, следуя по своей величественной четырехчасовой орбите через неглубокий гравитационный колодец объекта Койпера. Хребет "Северянина" длиной в три мили, покрытый датчиками, выглядел так, словно был вырезан из стекла. ВЕС-привод был встроен в глыбу льда Порт-Сола, серебристую массу неправильной формы на одном конце хребта. Жилой купол диаметром в милю представлял собой стеклянный череп, прикрепленный к другому концу хребта. Из жилого купола исходили зеленые и синие огни; здесь, на краю системы, он выглядел как миска, полная земли.
— Это красиво, — сказал Марк. — Похоже на виртуальное. Трудно поверить, что это реально. — Свет от купола "Британии" слабо освещал его лицо, подчеркивая тонкие морщинки вокруг рта. — И это хорошее имя, Луиза. "Великий северянин". Твой звездолет отправится туда, где все направления идут на север — прочь от Солнца.
Глядя на мерцающий "Северянин", Луиза вспомнила виртуальные путешествия по призрачному, мертворожденному ремеслу: ремеслу, которое развивалось вокруг нее по мере того, как дизайнерское программное обеспечение отвечало ее мыслям. Как Брюнель преуспел бы с современным программным обеспечением, которое снова позволило видению отдельных людей доминировать в таких огромных инженерных проектах. И некоторые из этих потерянных кораблей были гораздо более элегантными и смелыми, чем окончательный дизайн, который, как всегда, был компромиссом между видением и экономикой.
...И в этом была проблема. Реальная вещь всегда разочаровывала.
— Луиза, ты не должна бояться будущего, — сказал Марк.
Луиза мгновенно разозлилась. — Я этого не боюсь, — сказала она. — Лета, неужели ты даже этого не понимаешь? Это Майкл Пул и его чертов инцидент с интерфейсом. Я не боюсь будущего. Проблема в том, что я это знаю.
— Мы все боимся, Луиза, — сказал Марк, его терпение начинало казаться немного натянутым. — И большинство из нас не позволяют этому влиять на нас...
— О, правда. Посмотри на себя, Марк. Что, например, с твоими волосами? — или, скорее, с их отсутствием.
Марк смущенно провел рукой по голове.
Она продолжила: — Все знают, что эта современная страсть к облысению исходит от этих странных людей-бунтарей из будущего, Друзей Вигнера. Так что ты не можешь сказать мне, что на тебя не влияет знание того, что должно произойти. Сама твоя прическа является заявлением о...
— Хорошо, — отрезал он. — Хорошо, ты высказала свою точку зрения. Ты никогда не знаешь, когда нужно заткнуться, не так ли? Но, Луиза, разница в том, что мы не все одержимы будущим. В отличие от тебя.
Он отошел от нее, его походка была напряженной от раздражения.
Они спустились в машинное отделение. Разноцветный свет просачивался сквозь огромный световой люк. Из пола корабля торчали четыре наклонных цилиндра; поршни бездействовали, как конечности железных гигантов, а приводные механизмы опоясывала огромная цепь.
Луиза потерла подбородок и уставилась на оборудование. — Одержимые? Марк, в будущем есть ксили — богоподобные существа, настолько далекие от нас, что мы, возможно, никогда не поймем, чего они пытаются достичь — и с технологией, с инженерией, как с магией. У них есть гипердвигатель. — Она позволила своему голосу смягчиться. — Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что где-то во Вселенной сейчас чертовы ксили разъезжают на сверхсветовых колесницах, по сравнению с которыми мой бедный "Северянин" выглядит как повозка, запряженная лошадьми.
— И мы полагаем, что у них есть внутрисистемный двигатель — их так называемый разрывный привод, — который приводит в действие темные как ночь корабли с крыльями, похожими на листья платана, шириной в сотни миль...
— Я не отрицаю, что мой модуль ВЕС-привода — прекрасное инженерное достижение. Я горжусь этим. Но по сравнению с тем, что мы понимаем в технологии ксили, Марк, это... это чертов паровой двигатель. Да ведь мы даже используем лед в качестве реакционной массы. Подумай только! Какой смысл создавать что-то, что, как я знаю, устарело еще до того, как я начала?
Марк положил руку ей на плечо и сжал. Его прикосновение было теплым, твердым и, как он, без сомнения, и предполагал, смущающе интимным. — Так вот почему ты убегаешь.
— Я бы вряд ли назвала отправку в одностороннюю колонизационную экспедицию к Тау Кита "бегством".
— Конечно, это так. Вот где ты можешь достичь многого — здесь, с ресурсами Солнечной системы. Ты инженер, черт возьми. Что ты построишь на какой-нибудь планете Тау Кита? Может быть, настоящий паровой двигатель.
— Но... — Она изо всех сил пыталась подобрать слова, которые даже для нее не звучали бы как нытье самооправдания. — Но, может быть, в общей схеме вещей это значило бы больше, чем дюжина более крупных и лучших "Северян". Ты понимаешь?
— Не совсем. — Его голос звучал ровно, устало; возможно, он позволял себе протрезветь.
Они постояли некоторое время в тишине, нарушаемой только их дыханием. Затем он сказал: — Прости, Луиза. Мне жаль, что ты позволяешь такому настроению испортить твой триумфальный вечер. Но с меня хватит; у меня такое чувство, будто я слушал это полжизни.
Как обычно, когда его настроение менялось подобным образом, ее переполняло сожаление. Она попыталась накрыть его руку, которая все еще лежала на ее плече. — Марк...
Он убрал руку. — Я возвращаюсь в капсулу, поднимаюсь на корабль и собираюсь еще немного напиться. Ты хочешь пойти со мной?
Она подумала об этом. — Нет. Отправь капсулу вниз еще раз. Некоторые из здешних домиков обставлены; я могу...
В воздухе перед ними что-то сверкнуло. Она в замешательстве отшатнулась; Марк придвинулся к ней поближе, чтобы вглядеться.
Пиксели — маленькие кубики света — накладывались друг на друга, отбрасывая сверкающие блики от древнего оборудования Брюнеля. Они внезапно слились в полупрозрачное виртуальное изображение человеческой головы в натуральную величину: круглой, лысой, жизнерадостной. Лицо расплылось в улыбке. — Луиза. Извините, что беспокою вас.
— Джиллибранд. Чего, черт возьми, вы хотите? Я думала, вы уже без сознания.
Сэм Джиллибранд, сорока с лишним лет, был старшим помощником Луизы. — Я и был. Но мои наноботы были подключены к коммуникационной панели; они быстро отрезвили меня, когда пришло сообщение. Черт бы их побрал. — Джиллибранд выглядел достаточно бодрым. — О, ладно; я просто повторю все это еще раз, и...
— Коммуникационная панель? Что было в сообщении, Сэм?
Улыбка Джиллибранда стала неуверенной. — Администрация. В план полета внесены изменения. — Голос Джиллибранда был высоким, с сильным среднеамериканским акцентом, и на самом деле не был способен передать много драматизма. И все же Луиза почувствовала, что содрогнулась, когда Джиллибранд сказал: — В конце концов, мы не летим на Тау Кита.
3
Пожилая женщина наклонилась вперед на своем сиденье рядом с Киваном Скоулзом.
Поверхность Солнца, находившаяся всего в десяти тысячах миль под прозрачными стенами кабины "Лайтрайдера", была полом во Вселенной. Фотосфера представляла собой ландшафт, покрытый гранулами, каждая из которых была достаточно велика, чтобы поглотить Землю, а хромосфера — внешняя атмосфера толщиной в тысячу миль — покрывала все это тонкой дымкой.
Скоулз не мог не уставиться на свою спутницу. Ее поза была напряженной, а руки — аккуратно сложенные на коленях поверх ремня безопасности — были изможденными, кожа пестрела старческими пятнами и свободно свисала с костей. Как перчатки, подумал он. На ней был простой серебристо-серый комбинезон, единственным украшением которого была маленькая брошь, приколотая к груди. На броши была изображена стилизованная змея, вплетенная в золотую лестницу.
Маленький корабль пролетел над гранулой фотосферы; Скоулз рассеянно наблюдал, как она разворачивается под ними. Горячий водород вырывался из недр Солнца со скоростью полмили в секунду, а затем распространялся по поверхности фотосферы. Этот конкретный источник газа имел, возможно, тысячу миль в поперечнике, и на своей орбите, охватывающей фотосферу, "Лайтрайдер" двигался так быстро, что пролетел над гранулой за несколько минут. Оглянувшись назад, Скоулз увидел, что гранула уже начинает распадаться, а количество водорода в ее сердцевине уменьшается. Отдельные гранулы сохранялись в среднем менее десяти минут.
— Как это красиво, — сказала его спутница, глядя вниз на солнечный пейзаж. — И как сложно — как запутанно, возможно, как какая-то огромная машина или даже целый мир. — Она повернулась к нему, ее рот, окруженный густой сетью морщин, был плотно сжат. — Я могу представить, как коротаю свою жизнь, просто наблюдая за медленной эволюцией этой поверхности.
Скоулз окинул взглядом изобилующий солнечными лучами пейзаж. Фотосфера представляла собой массу тяжеловесного движения, напоминающую поверхность медленно кипящей жидкости. Гранулы, отдельные конвективные ячейки, сами по себе были сгруппированы в свободные ассоциации: супергранулы диаметром в десятки тысяч миль, грубо ограниченные тонкими подвижными стенками из стабильного газа. Пока он наблюдал, одна гранула взорвалась, ее вещество внезапно разлетелось по поверхности Солнца; соседние гранулы были отодвинуты в сторону, так что на фотосфере остался светящийся неструктурированный шрам, который медленно заживал за счет образования новых гранул.
Скоулз изучал свою спутницу. Солнечный свет освещал ее лицо, углубляя линии и складки дряблой плоти. Это придавало ей почти демонический вид — или что-то из далекого, незапятнанного прошлого. Теперь она замолчала, наблюдая за ним; ожидалось какое-то реагирование, и он почувствовал, что его обычная бойкая легкомысленность, которая обычно сходила за беседу в обиталище Солнца, не подойдет.
Не для нее.
Он с некоторым трудом заставил себя улыбнуться. — Да, это красиво. Но... — Скоулз провел большую часть последних пяти лет в радиусе миллиона миль от сияющей поверхности Солнца, но, несмотря на это, едва начал привыкать к вечному присутствию звезды. — Невозможно забыть, что это здесь... Даже когда я нахожусь в "Тоте", за непрозрачными стенами — хотя, думаю, на самом деле я мог бы быть где угодно в системе. — Он заколебался, внезапно смутившись; ее холодные, слезящиеся глаза смотрели на него аналитически. — Мне жаль. Я не знаю, как это лучше объяснить.
Был ли намек на улыбку на этом опустошенном лице? — Вам не нужно стесняться.
Киван Скоулз вызвался добровольцем на это задание — простую трехчасовую орбитальную экскурсию с этой таинственной женщиной, которая несколькими днями ранее была доставлена на "Тот", станцию с невесомостью в центре проекта "Червоточина". Это должно было быть чуть больше, чем обзорная экскурсия — и шанс узнать больше об этой древней женщине и, возможно, об истинных целях самого проекта червоточины Суперэта.
И, кроме того, это был перерыв в его собственной работе. Скоулз наблюдал за сборкой одной вершины интерфейса червоточины из компонентов экзотической материи. Когда червоточина будет завершена, один из пары ее тетраэдрических интерфейсов останется на близкой орбите вокруг Солнца. Другой, оснащенный амбициозным комплексом искусственного интеллекта, был бы сброшен на само Солнце.
Работа была хорошо оплачиваемой, хотя и требовательной; но она была скучной, рутинной, не приносящей удовлетворения. Так что перерыв приветствовался... Но он не ожидал, что будет настолько сбит с толку этой необыкновенной женщиной.
Он попробовал еще раз. — Видите ли, мы все здесь ученые или инженеры, — сказал он. — Чувство удивления не является обязательным условием для работы над этим проектом — на самом деле, это, вероятно, препятствие. Но, в конце концов, это звезда: почти миллион миль в поперечнике — пять световых секунд — и с массой в триста тысяч земных. Даже когда я ее не вижу, я знаю, что она там; возможно, это похоже на психическое давление.
Она кивнула и снова повернула лицо к Солнцу. — Вот почему мы находим предположения о его разрушении такими необычайно тревожными. И, конечно, в какой-то степени мы действительно находимся внутри тела самого Солнца. Разве это не правда?
— Я думаю, да. Нет простого определения того, где заканчивается Солнце; есть просто спад плотности, сначала резкий, затем становящийся менее заметным, как только вы оказываетесь за пределами фотосферы... Позвольте мне показать вам.
Он прикоснулся к своему информационному планшету, и полуразумный корпус подавил свечение фотосферы. В своих новых ложных цветах солнечный пейзаж окрасился глубокими малиновыми и пурпурными оттенками; гранулы бурлили, как жерла подводных вулканов.
— Честное слово, — пробормотала она. — Это похоже на пейзаж из средневекового ада.
— Посмотрите вверх, — сказал Скоулз.
Она сделала это и ахнула.
Хромосфера представляла собой мягкий, безликий туман вокруг корабля. А корона — внешняя атмосфера Солнца, простирающаяся на много солнечных диаметров за пределы фотосферы — представляла собой собор из газа над ними, легко видимый теперь, когда свет фотосферы был подавлен. В этом газе были ленты, полосы высокой плотности; это было похоже на огромный, медленный взрыв вокруг них, расширяющийся, как будто заполняющий пространство.
— Здесь так много структуры, — сказала она. Она смотрела вверх широко раскрытыми водянистыми глазами, не мигая. Скоулза встревожила ее напряженность. Он восстановил прозрачность корпуса, так что "корона" снова была перегружена.
Солнечное пятно — глубоко черное в своей сердцевине, создающее впечатление раны огромной глубины на коже Солнца — тяжело развернулось под ними.
— Кажется, мы путешествуем так медленно, — сказала она.
Он улыбнулся. — Мы на свободной орбите вокруг Солнца. На самом деле мы движемся со скоростью триста миль в секунду.
Он увидел, как расширились ее глаза.
Он мягко сказал: — Я знаю. Требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к размерам Солнца. Это не планета. Если бы Земля находилась в центре Солнца, вся орбита Луны была бы заключена в объеме Солнца...
Теперь они были прямо над этим пятном; его центральная тень действительно была похожа на рану в сияющей плоти Солнца, темно-черную, с широкой серой полутенью вокруг нее. Теперь Скоулз увидел, что это было самое крупное из небольшого, взаимосвязанного семейства пятен; они выглядели как брызги краски на фоне фотосферы, а их полутени были соединены серыми дорожками. Под ними проплывал комплекс пятен — пейзаж, выполненный в оттенках серого.
— Это похоже на туннель, — сказала Лизерль. — Мне кажется, я могу заглянуть в него, прямо в сердце Солнца.
— Боюсь, это иллюзия. Пятно темное только по контрасту с окружающими регионами. Если бы крупный комплекс пятен можно было вырезать из Солнца и оставить висеть в космосе, он был бы таким же ярким, как полная Луна, видимая с Земли.
