"Так поступают братья"

Я, отвернувшись, одевался, пока Уилбер детально описывал, что произойдет с доктором, если он еще раз глянет на меня косо. До того, как мы пришли сюда, у меня уже болела голова, а от этой демонстрации мне стало казаться, что по ней стучат отбойным молотком. Голова раскалывалась, а я пытался сохранить ее в целом виде, прижав руки к вискам.

Когда Уилбер, наконец, позволил ему подняться, доктор занялся отпечатком ботинка на своей щеке. Он не стал пытаться свести все к шутке, чтобы снова втереться в доверие Уилберу. Он просто вправил вывихнутую челюсть и встретил холодный взгляд Уилбера.

Диагноз был следующий: мне нужно подстричься.

Уилбер прищурил глаза и подал мне знак следовать за ним. Доктору он бросил, что хочет узнать мнение специалиста. Теперь, когда мы были уже на пути к двери, доктор, видимо, почувствовал себя в безопасности, потому что крикнул нам вслед:

— Лучше сначала отведи его к парикмахеру.

Уилбер вытащил пистолет и несколько раз не глядя выстрелил в комнату для осмотров. Я вздрогнул и зажал уши руками, звук выстрелов казался оглушающим. Резкие, острые, как ножи, лучи света пронзили череп насквозь, я почувствовал, как слабеют колени, и споткнулся. Оглянувшись, я увидел, что доктор лежит на полу, прикрывшись руками, а в стене — там, где секунду назад была его голова — зияет несколько дыр от пуль. Уилбер схватил меня за руку, я резко вырвался, но снова споткнулся и чуть не свалился со ступенек, которые вели на улицу. Боль усилилась раз в десять. Я едва смог приоткрыть один глаз и, пошатываясь, направился к ожидающему нас седану.

Кроме мучительной головной боли, со мной происходило что-то еще. Я не мог понять, в чем дело, но последнее время я все время страшно злился. А головные боли лишь усугубляли положение. Уилбер никогда не любил театральных жестов. Поэтому меня схватили раньше, чем я успел дойти до седана, и я оказался прижатым к холодному металлу багажника. Большая рука легла на мою шею, надежно удерживая на месте. Я просто застыл, коротко и прерывисто дыша. Сердце бешено заколотилось. Наверное, я еще и побледнел, потому что мне вспомнились четыре недели, проведенные в больнице. Из глаз потекли слезы, но я был слишком напуган, чтобы издать хоть какой-нибудь звук.

— Тшшшшшшш... Я не злюсь на тебя, Гот-бой. Расслабься. Я же чувствую, как скачет твой пульс. — Попытка Уилбера меня успокоить лишь сбила меня с толку. Именно такими были последние восемь месяцев — сбивающими с толку. Семейный долг был уплачен. Моя работа на организацию закончена. Теперь я был личным... кем я был Уилберу? Я не знал. Клиентов больше не было, но меня все еще выставляли напоказ и наряжали как куклу. У меня была собственная комната, полная одежды, дисков с фильмами, играми и музыкой, но каждую ночь я должен был спать в его постели. Он говорил, что мое время принадлежит только мне, но в конце концов я все равно шел на его "деловые" встречи и, как молчаливая декорация, стоял за его спиной. Если у кого из партнеров и были проблемы с его ориентацией, никто из них об этом не упоминал. Никогда. Вокруг Уилбера не ходили сплетни и слухи. Уилбер Броуден был слишком уважаем и опасен, чтобы о нем шептаться, а если кто-то и осмеливался, то продолжалось это недолго. И сплетни эти касались вовсе не его ориентации. Я знал, что Уилбер делает людям больно. Знал, что ему доводилось убивать. Просто мне никогда раньше не приходилось при этом присутствовать. Первый и единственный раз, когда он взял меня с собой, Майки и Рику, его подчиненным, пришлось держать меня, чтобы я не выдал всех нас полиции. Да, знать, чем Уилбер занимался — совсем не то, что видеть своими глазами. Вернее — занимается. Какое-то время с ним я чувствовал себя защищенным. Это было до того, как я увидел, как он вонзил нож в глаз человеку.

Я пытался вырваться из рук, удерживавших меня, и не переставая, кричал. Уилбер повернулся ко мне, и я увидел кровь на его груди и руках. Меня вырвало и затрясло. Думаю, он собирался убить того мужчину, но я испортил ему весь настрой. Майки и Рик помогли мне подняться, что, наверное, со стороны выглядело смешно, потому что я был на полголовы выше обоих.

— Я рад, что ты не можешь всюду меня сопровождать, Гот-бой. Я больше не стану просить тебя об этом. — Уилбер протянул руку и коснулся моего лица. Я почувствовал что-то горячее и липкое. У себя на лице! Меня снова вырвало. И рвало, пока я не отключился.

Когда я очнулся, то лежал в хозяйской ванне, прислонившись к обнаженной груди Уилбера. Купание с ним было не обязанностью, а наградой. Он был нежным и... да, добрым, когда мы принимали ванну вместе. Но сейчас, сидя напротив него, я не чувствовал ничего, кроме слабости и страха. У меня на глазах убили человека. Я снова заплакал.

— Тшшш, я понимаю, что ждал от тебя слишком много, Брант. Я видел мир, которому ты принадлежал, Гот-бой, и мне следовало знать, что это не для тебя. Знаю, ты сделал то, что сделал, ради семьи. В моем же мире семья бросает тебя, как только ты совершишь ошибку. Я больше не буду брать тебя с собой собирать долги. Я даже, как ни странно, рад, что то, что мне приходится делать, тебе не по плечу.

Я не стал спрашивать, жив ли тот мужчина. А он мне так и не сказал. Я помню только, что весь был заляпан чужой кровью. Меня все так же одевали в костюмы и галстуки и таскали за собой, как украшение, но при сборе долгов я больше никогда не присутствовал. Именно после этого случая Уилбер перестал ко мне прикасаться. Он ни о чем меня не просил. Как будто он устроил мне испытание, а я его безнадежно провалил. Я спал в своей комнате. В гигантской двуспальной кровати. В полном одиночестве.

Сейчас, спустя три месяца, он впервые коснулся меня — и его рука сжала мое горло. Я не смогу, не выдержу так еще одиннадцать лет и четыре месяца. Я начал хватать ртом воздух.

— Тшшшшш, Гот-бой. Успокойся. Я уберу руку, как только ты расслабишься.

Машина качнулась, и из салона машины выскочил Рик и замер, наблюдая, как его босс прижимает любимую игрушку к багажнику.

— Расслабься, Брант. Так можно и сердечный приступ заработать.

— Я хочу домой. — Мой голос был едва слышен.

— Я отвезу тебя домой, как только мы съездим к настоящему доктору.

— Я хочу к СЕБЕ домой.

Его рука крепче сдавила мою шею. Я закрыл глаза. Он мог убить меня прямо здесь и сейчас, но мне было все равно. Моей сестре Саре было плевать на то, чем я занимаюсь, и что я делаю это ради нее. Я был просто братом, которому следовало бы сдохнуть вместо того, чтобы пачкать честь семьи. Слезы потекли из глаз по вискам.

— Ты же не это хотел сказать. — Я не открывал глаз. Произнести это даже один раз было уже достаточно трудно. Сердце неистово забилось. Он мог убить меня. Я видел, как он делал такое раньше. Его пальцы слегка разжались. Голос Уилбера произнес прямо мне в ухо:

— Ты не это хотел сказать, ведь так?

— Да, Уилбер. Я не это хотел сказать. — Меня стащили с багажника, и я вдруг понял, что смотрю прямо ему в глаза.

— Ты лжешь.

Я отвел взгляд. Он отпустил мою шею, и я пошатнувшись сполз с багажника на асфальт. Уилбер прошел мимо, забрался на заднее сидение машины и захлопнул дверцу. Я обернулся и посмотрел в тонированное заднее окно.

Рик просто пожал плечами.

— Может, это и к лучшему, малыш. — Он сел обратно за руль, и блестящий черный седан плавно тронулся с места.

Он бросил меня.

Думаю, теперь я знаю, что чувствует домашний пес, когда его оставляют на обочине шоссе. Я просто смотрел, как зажглись габаритные огни, когда машина остановилась на светофоре. Когда загорелся зеленый свет, седан пересек перекресток и поехал дальше. Я обхватил себя руками. Он же не оставит меня здесь. Да?

Я смотрел вслед огням, пока машина не исчезла из виду.

Он бросил меня.

Я сморгнул слезы, кровь все еще стучала в ушах. Я пару раз сглотнул, а потом белым платком, который нашел в кармане пиджака, вытер лицо. И что я теперь должен делать? У меня нет денег. Нет документов. Благодаря Уилберу на мне хороший темно-синий костюм, но шерстяное пальто осталось в машине.

Что я должен делать? Я шагнул вслед за машиной. До дома Уилбера очень далеко. Я споткнулся и остановился. Таково главное правило. Куда бы Уилбер меня ни привозил, я должен был ждать его. Если же я не подчинялся правилу, меня ждало суровое наказание.

Я сошел с дороги и сел у ближайшего фонарного столба. Глубоко дыша, я пытался успокоить скачущий пульс. Уилбер вернется. Он просто разозлился на меня за то, что я ему соврал. Уже давно не видел его таким рассерженным. Не надо было отвечать ему. Я потер саднящее горло. Когда он за мной вернется, меня накажут.

Теплый весенний воздух очень быстро остыл, стоило солнцу скрыться за крышами домов. Я терпеливо ждал. Зажглись фонари. Сунув руки под мышки и подтянув колени к груди, чтобы удержать тепло, я дрожал в тонком костюме. С каждым выдохом изо рта вылетало облачко пара. У меня замерзли руки. Замерзли уши. Даже задница замерзла. Начали стучать зубы. Голова все еще раскалывалась. Так, весь съежившись, я и сидел на улице. Где же Уилбер?

— Поглядите-ка. Ребята, по-моему, у нас тут кое-кто приблудился.

О, черт. Я поднял глаза с колен и увидел три пары ног вокруг меня.

— Что за девчачьи патлы! — Кто-то схватил длинную прядь черных волос. Я отшатнулся.

— Ты забрел не в ту часть города, лапа.

— Или ты ждешь, когда тебя хорошенько оттрахают?

— Я нннне нннаа ррррраббботте. — Выговорил я, заикаясь, мышцы груди сводило от холода. Чья-то рука вдруг оказалась у меня на затылке и рывком поставила на ноги.

— Так ты у нас работающий мальчик! Мы не любим педиков. Таких, как ты, рано или поздно находят где-нибудь в мусорных баках. Гони бумажник.

— У...у... у меня нет ббббумммажжникка.

— Ты грелся о наш фонарный столб несколько часов. Ты нам должен.

— Этто не ваша улицца. — Меня ударили по почкам, и я упал на колени. Рука все еще сжимавшая мои волосы, заставила меня откинуть голову.

— Похоже, тебе придется все равно заплатить — так или иначе. — Его ширинка оказалась у меня перед глазами.

— Я сказал, что не нна рррраббботте. Оставьте меняяя в покккоое. — Я попытался вырваться из рук панка.

— "Оставьте меня в покое"? Да кто ты такой, черт возьми? Думаешь, что лучше нас, просто потому что на тебе дорогие шмотки? — С меня сорвали пиджак. Я попытался забрать его обратно и получил кулаком в лицо. Рот наполнился кровью. Кто-то заехал мне ногой в пах, и я сложился пополам.

— Но к пиджаку нужны брюки.

Поэтому с меня стащили брюки и туфли, а потом бросили на холодном тротуаре в одних трусах и тонкой хлопковой рубашке.

Уилбер уже должен был вернуться. Почему его до сих пор нет? Я стиснул зубы. Член болезненно пульсировал в такт грохоту отбойного молотка в голове. Нужно согреться. Нельзя больше тут оставаться. Я попытался встать, и меня вырвало. Из разбитой губы текла кровь, все тело болело. Я подполз к двери доктора. На это понадобилось больше усилий, чем я думал. Добравшись до двери, я заколотил в нее изо всей силы. Его нет дома. Или он просто не хочет открывать. Да и с какой стати ему хотеть? Уилбер же стрелял в него. Я еще раз саданул кулаком по двери, но ответа не последовало. Прислонившись к ней спиной, я стал баюкать ноющий член. Не знаю, потерял я сознание или просто заснул, но дверь вдруг отворилась, и я ввалился внутрь.

— Какого черта? Дерьмо. — Меня выдали волосы. — Броуден?

Я не мог говорить. Зубы выбивали барабанную дробь. Доктор подхватил меня под мышки и втащил в коридор.

— Этот ублюдок...

Я покачал головой.

— Это не Броуден.

Я услышал, как он вернулся и закрыл дверь. В доме было восхитительно тепло. Сигналы кнопок на сотовом.

— Это Док. Мне нужно поговорить с ним... Нет, я не могу оставить сообщение... Хорошо. У меня его игрушка. Кто-то сломал ее и бросил голой на улице. — И он захлопнул крышку. — Что ж, теперь либо нам перезвонят, либо злой как собака Броуден объявится у моей двери. Идем, дорогуша, нужно тебя подлатать.

Наверное, холод отморозил все мои нервные клетки.

Уилбер за мной не приедет. Он был у себя дома в тепле и, наверное, обедал или просматривал документы, пока я сидел и ждал его, как брошенный щенок. Он решил от меня избавиться, да и неудивительно. Не слишком-то хорошо я отрабатывал обучение сестры, а на Сару уходили чертовски большие суммы. Кому-то надо было объяснить этой девчонке, что деньги не растут на деревьях.

Доктор перестал меня ощупывать, прижал завернутый в полотенце пакет со льдом к моему паху, а потом накрыл меня тяжелым пледом. Это было здорово. Мне уже давно не было так спокойно.

— Спасибо. — По крайней мере, меня перестало трясти от холода.

— Я не работаю бесплатно, парень. — Док сорвал с себя испачканные в крови перчатки и бросил их в мусорную корзину.

— Брант. Меня зовут Брант.

Док обернулся. Он был немолод и полноват, волосы его начали седеть. В мире Уилбера никто никогда не спрашивал тебя о твоем прошлом. И я был этому рад. Немногие захотят разговаривать с тем, кто двенадцать лет проработал шлюхой.

— Брант... Я не работаю бесплатно.

— Я умею только трахаться. — Лежа под теплым пледом, я смотрел в потолок.

— Тебе незачем мне об этом рассказывать. Ты, наверное, меня не помнишь, но это я ухаживал за тобой, когда ты был еще тощим мальчишкой — в два раза ниже и в два раза тоньше. Когда тебе исполнилось восемнадцать, Броуден стал возить тебя в клиники получше. Ты стал таким большим и высоким, но внутри так и остался ребенком, которого Броуден изнасиловал. Если он втянул тебя во все это еще мальчишкой, то ему следовало научить тебя выживать.

Он бросил окровавленное полотенце в большую корзину.

— Мне нужно выпить. Будешь?

Я ощупал языком швы на внутренней стороне губы. Выпивка будет жечь, к тому же я ничего не ел с самого завтрака. Я покачал головой и забрался поглубже под плед. Иногда мне казалось, что я никогда не согреюсь.

Уилбер не вернется. Я ему не нужен. Что теперь делать? Что я мог сделать? Я ведь не лгал, когда сказал, что трах — единственное, в чем я хоть немного разбираюсь. Посмотрите на меня. Если бы у меня был инстинкт самосохранения, я мог бы сделать этих трех панков. Я мог бы торговаться и уменьшить срок нашего договора с Уилбером. Я мог бы попытаться заработать денег, а не сидеть и ждать, пока меня изобьют и ограбят. Кого я пытаюсь обмануть? Без защиты Уилбера я сдохну в какой-нибудь подворотне просто потому, что кто-нибудь не захочет платить лишнюю двадцатку за минет.

Я не мог пойти домой. Там Эмили и хорошенькая, невинная Мэдисон. Я больше не принадлежал этому миру. Хотя, наверное, я никогда ему не принадлежал. У меня защипало глаза. Мой дом был там, где Уилбер... но он больше не хочет меня. Я начал всхлипывать, держа пакет со льдом между ног. Все болело. Я был один сплошной синяк.

Должно быть, я заснул, потому что, когда очнулся, парадная дверь дома вдруг слетела с петель. Я заморгал и слегка повернул голову, чтобы выглянуть из-под пледа. Лицо Уилбера напоминало холодную каменную маску. Я видел это выражение лишь однажды, когда он стащил с меня клиента, который решил превратить мой последний фильм для взрослых в картину с убийством действующего лица.