Мир "Цельнометаллического алхимика" - Зимний вечер в Бриггсе

— Теперь это общие вещи, — объявил он. — Если тебе что понадобится — скажи. Мы дадим.

— А это можно? — спросил Кимбли, показывая на тарелку.

Хозяин снова обернулся, уж не скрывая раздражения, и вперился взглядом в безумный взгляд синского зверя.

— Зачем тебе эта дрянь? — поинтересовался Троп, видимо, тоже не оценив бесценное творение неизвестного мастера.

— Это бог нашего клана, — не задумываясь, объявил Багровый. — Я ему молюсь... Каждый вечер...

— Этой?.. Гадине?.. Молишься?.. — с нескрываемым ужасом в голосе уточнил один из сыновей Тропа, а остальные потрясенно уставились на аместрийца.

— Ага, — с достоинством подтвердил тот. Во взглядах окружающих ужас мешался с сочувствием к обнаружившейся дури гостя.

— Ну, если молишься... — растерянно протянул старший сын. Остальные после сожжения книг заметно расслабились и начали равнодушно пожимать плечами, кто-то уже потянулся к фарфоровому шедевру, и Кимбли едва не застонал, понимая, что план срывается, как наконец Троп грохнул кулаком об стол, и все замерли.

— Нет, — решительно объявил он. — Говоришь, что молишься, а вдруг эта штука алхимическая? Возьмешь ее в руки и все преобразуешь. Может, она тебе и нужна, чтобы всех нас убить? Алхимики — люди страшные. Нет. Не получишь ты ее.

— Я без нее не могу, — поддав в голос трагизма, объявил Кимбли, страдальчески сморщился, осмотрел собеседников и, не найдя на лицах понимания, внезапно бросился вперед, мимо Тропа, прямо к столу. Демонстративно вытянув вперед правую руку, он клещом вцепился в заветную тарелку. Как и следовало ожидать, сначала его рванули за шкирку, оттаскивая от стола. Воротник рубашки треснул, впиваясь в горло, Кимбли жадно хватанул воздух, всхлипнул, и тут же чей-то кулак со всей силы обрушился на его поясницу. Хозяин, видимо все еще опасаясь загадочного преобразования, выхватил из ослабевшей руки тарелку и тут же грохнул ее об пол. Старший сын, метнувшись вперед, впечатал кулак прямо в солнечное сплетение Багровому, и тот, коротко всхлипнув, обвис в руках братьев. Потом ему опять врезали по спине, и опять в живот. Последующие несколько минут он ничего не видел, не слышал и не понимал. Над ухом что-то ревело, но сквозь чудовищную боль разум воспринимать слова отказывался, и речь хозяина прошла почем зря. Перед глазами Кимбли что-то смутно мелькало — это Троп плясал на полу, в крошку давя хрупкий фарфор тарелки, от которой вскоре остался лишь изумленный глаз невиданного существа. Хозяин смачно плюнул и додавил и его. Кимбли встряхнули как котенка и заставили выпрямиться, снова заломив обе руки.

— Еще раз такое сделаешь — сдохнешь... И не посмотрю, что заплатил за тебя деньги, — объявил Троп, поднося к лицу алхимика кулак размером примерно с голову Багрового. Кимбли сжался от ужаса, уже не играя. Потом его куда-то тащили — он с трудом узнал постройку, в которой недавно обедал — и бросили на пустую лавочку, сверху, впрочем, накинув тощее одеяло.

— Ну, дурак... — прошипел кто-то из собратьев-рабов и остальные одобрительно завозились. Братцы ушли, Кимбли подтянул повыше шерстяное одеяльце, забрался под него с головой и несколько секунд лежал неподвижно, с наслаждением ощущая, как уходит острая боль, оставляя, впрочем, ощущение, что завтра с утра она вернется с новой силой. Потом Багровый осторожно перевел дыхание, поднес к лицу левую руку и медленно разжал пальцы, проверяя, что отвлекающий маневр сработал, и заветная капсула действительно осталась в ладони.

И что у него есть краска, которой можно нарисовать привычные круги на ладонях. Осталось только выбрать место и время.

Глава 4

Народ зашевелился в кромешной тьме, лишь только где-то совсем рядом наперебой заорали дурными голосами три шальных петуха. Кимбли, всю ночь пролежавший скрючившись под одеялом, попытался выпрямиться и едва не взвыл в голос. Как и следовало ожидать, ощущение было такое, будто по его тушке прошлым вечером промаршировала вся аместрийская армия.

Кто-то зажег свечи, соседи, кряхтя и почесываясь, начали подниматься. Дверь открылась, в нее заглянула молодая, бойкая девица, сразу вызвавшая оживление в мужских рядах, которое, впрочем, долго не продлилось, ибо девица невозмутимо растолкала мужиков и высмотрела интересующий ее объект. Кимбли едва успел высунуть нос из-под одеяла, как молодуха подошла к нему и кинула на его одеяло пухлый сверток.

— Батя просил тебе передать, — сообщила она. — В твоей одеже ты через неделю с чахоткой сляжешь. Оденься хоть как человек.

И девица решительно ушагала прочь. Мужики одобрительно загудели, поминая отеческую любовь хозяина Тропа, а Кимбли неохотно раскрутил сверток. Толстые штаны, рубаха едва не до колен из грубой шерсти, к ней длинный узкий шнурок (Кимбли бы подумал, что эдак ему деликатно предлагают повеситься, если бы не понимал, что столь изощренное чувство юмора местным жителям недоступно, и не видел, как все соседи подпоясываются подобными же шнурками) и странная обувь из шкуры какого-то животного мехом внутрь.

— Говорили же дураку, что батюшка Троп как о родных обо всех заботится, — с укоризной протянул стоявший недалеко Дант, а дверь уже вновь отворилась, и вчерашние девицы потащили к столу горшки с едой. Мужики удовлетворенно зачмокали и потянулись к скамьям.

Кимбли задумчиво посмотрел на свой костюм. Как ни противна была мысль рядиться в местные уродливые обноски, приходилось признать, что в них будет и теплее, и удобнее. Скрипнув зубами от очередного унижения и прострелившей спину боли, Кимбли — насколько мог быстро — переоделся и даже успел к столу до окончания завтрака, заставив себя проглотить миску местного варева.

— На человека стал похож, — с чувством глубокого удовлетворения сообщил ему вчерашний лысый бугай, и Багровый подумал, что когда дело дойдет до взрывов, на этом придурке он отыграется с особой жестокостью. Хотя, конечно, не с такой, как на батюшке Тропе и его семействе.

За Кимбли, похоже, всерьез и надолго закрепили местную скотину. И алхимику оставалось только изумиться, сколько навоза всего за одну ночь сумели произвести обитатели сарая. До обеда он снова надрывался с тележкой, бросая полные покорности взгляды на периодически являвшихся проверить результаты его труда членов хозяйской семьи, а после обеда, когда все работники развалились на лавках подремать, взял кружку с местным травяным варевом и демонстративно вернулся в сарай. Один из хозяйских сынков немедленно заглянул полюбоваться, как странный работник дремлет на сеновале, но заставлять Кимбли вернуться в пристройку не стал. Лишь мрачно буркнул: "Попробуй только скотину потравить" и вышел.

Убедившись, что на время послеобеденного отдыха его оставили в покое, Кимбли подсел к крошечному окошку, оттянул задвижку и устроился поудобнее, открывая капсулу и пересыпая половину порошка в ее верхнюю часть. Капнув на порошок травяного отвара, алхимик перемешал его соломинкой. Порошок забурлил, закипел, металл ощутимо потеплел, и через минуту Кимбли уже с трудом крутил соломинку в густой коричневой субстанции. Схему он мог начертить даже вслепую. Круг, треугольник, луна, формулы — он решил начать с левой ладони. Широкая, плоская соломинка вполне заменила кисть, и Багровый, морщась от усердия, аккуратно наносил на кожу алхимические символы. Много времени на рисунок не ушло. Взяться сразу за вторую ладонь он не рискнул, опасаясь смазать еще не высохший узор, поэтому выскреб остатки краски вторым слоем для надежности, закрыл капсулу с порошком и замер, ожидая, когда рисунок высохнет. Толстые линии заметно светлели, подсыхая и вновь прекращаясь в мелкие крупинки. Нервное напряжение отпустило, спину по-прежнему нудно и больно тянуло, и, пригревшись в сене, он, похоже, задремал, потому что очнулся лишь когда хлопнула дверь, и бас Тропа пророкотал у него над ухом:

— Я за тебя деньги платил, чтобы ты тут дрых?

Кимбли вскинулся и машинально вжался спиной в стену, ладонями упираясь в дерево, когда сообразил, что мог повредить рисунок. Но проверять на глазах у Тропа не рискнул. Батя однако пребывал в неплохом настроении и на рукоприкладство был не настроен. Дождавшись, пока Кимбли нерешительно поднимется, он вдруг хлопнул аместрийца по плечу и миролюбиво сообщил:

— Да не боись. Я ж вижу, что ты к труду не приучен. Поначалу тяжко будет, но со временем пообвыкнешься. Я своих людей не гноблю — вижу, кто во что горазд. Старайся, и будет тебе сладкая жизнь...

— Спасибо... — процедил сквозь зубы Зольф и, почувствовав, что дал волю эмоциям, опустил очи долу, дабы Троп не заметил недоброго блеска, и торопливо поклонился для убедительности. — Спасибо, батюшка... — повторил он уже на тон спокойнее.

— Ну и лады, — удовлетворенно сообщил Троп, разворачиваясь к выходу. — До вечера стойла дочисть и воды натаскай.

— Будет сделано, — повторно склонился в поклоне Кимбли, стараясь не сжимать левую ладонь и в тоже время не показывать ее Тропу. Хозяин, однако, волнения алхимика не заметил и невозмутимо продефилировал к выходу. Уже у самой двери он обернулся.

— Да, и вот еще... — продолжил он, и Кимбли едва не выругался, не в силах дождаться, когда же эта гадина оставит его в покое, — ты бы своих не сторонился. Одной семьей жить теперь будете. Не дичись...

Кимбли смиренно склонил голову и простоял в таком виде, пока снова не хлопнула дверь. И лишь тогда, убедившись, что в сарае осталась лишь неразумная скотина, осторожно поднес к глазам левую ладонь.

И шибанул правым кулаком по стенке от радости, увидев четкий рисунок. Правда, не привычный черный, а светло-коричневый. Идеальный преобразовательный круг, которому не хватало лишь собрата, чтобы произвести великолепный, чарующий, мощнейший взрыв.

И Кимбли решился. Проводить вторую ночь с немытыми крестьянами, счастливыми лишь от плошки густой похлебки, любуясь на их сальные рожи и задыхаясь от запаха пота, он не собирался.

Подхватив кружку с остатками варева, Кимбли осторожно выглянул из сарая, короткими перебежками, скрываясь от случайных свидетелей, метнулся к знакомой калитке, через которую вчера — неужели это было только вчера? — ступил на чертов двор, и бросился по заметенной снежком тропе. Потом свернул в лес, проваливаясь в сугробы — проклиная зиму и понимая, как легко будет его найти по следам — продираясь сквозь сучья, срывая дыхание, и едва успел затормозить на высоком обрыве над незамерзающей горной речкой, крутившей водовороты метрах в десяти внизу.

Обнаружив рядом поваленное дерево, Кимбли уселся сверху, быстро развел вторую половину порошка, открыл правую ладонь, отломил живую веточку от дерева, разжевал кончик до волокон, чтобы получилась кисточка, и вдруг понял, что времени на второй круг может уйти гораздо больше: этот должен был лечь на кожу в идеальном совпадении с первым, объединяя круги, превращая треугольники в звезду и вписывая луну в знак солнца.

Кимбли скрипнул зубами, вытер от волнения разом выступивший на лбу пот и начал рисовать, каждые два-три штриха проверяя, совпадают ли схемы. Напряжение не спадало, но на половине рисунка он все-таки понял, что перестал чувствовать ноги. Потом щеки. Хотя весна активно вступала в свои права — в кустах за спиной Багрового радостно орали гревшиеся на солнце птицы, мохнатые ели уже стряхнули снежный наряд, да и вокруг поваленного дерева, на котором сидел алхимик, снег заметно опустился — зима не желала сдавать позиции без боя, и закат в этой битве был ей в помощь. Солнце заметно склонилось к горизонту, тени удлинились, лес потемнел, и лишь тогда Кимбли осторожно, стараясь не смазать новый рисунок, не касаясь, свел ладони, в последний раз проверяя совпадение. Треугольник вершиной вверх и луна на левой, треугольник вершиной вниз и солнце на правой. И формулы преобразования, окаймляющие каждый круг.

Алхимик выдохнул с облегчением, со стоном выпрямил спину, попытался разогнуть колени и понял, что почти не чувствует их, но подниматься на неверные ноги не рискнул — краска еще не высохла, и главным оставалось сохранить узор. Поэтому Багровый, вытянув вперед правую ладонь с символом солнца в центре, терпеливо сидел будто статуя, пока не услышал за спиной крик:

— Да вот же он, придурок! Куда ж он денется зимой — по следам его и дитя малое найдет.

Кимбли медленно обернулся.

По проторенной им тропе к нему спешили один из сынков хозяина и Дант. Сердце заколотилось, едва не разрывая грудную клетку. Он панически боялся опустить взгляд и увидеть, что порошок еще не высох, и поэтому дарил синской краске еще секунду за секундой, сидя неподвижно и ожидая, когда преследователи подойдут вплотную.

В двух шагах от алхимика хозяйский сынок решительно отодвинул в сторону Данта и выдвинулся вперед.

— Ну ты, придурь... — мрачно начал он, — думаешь, нам время есть по лесу за тобой бегать?

Кимбли, все еще надеявшийся потянуть время, едва открыл рот, чтобы поддержать дискуссию, когда парень схватил его за грудки и коротким ударом в живот заставил согнуться. Багровый рухнул на колени к ногам драхмийца, жадно пытаясь вздохнуть и машинально в поисках опоры зарываясь ладонями в снег.

Все. Терять больше нечего.

Сквозь боль и страх Зольф закрыл глаза, сосредотачиваясь и представляя себе суть реакции, которая через несколько секунд превратит в живую бомбу человеческий организм. Все элементы для преобразования на месте, осталось лишь оживить круг и указать ему, куда направить энергию.

Кимбли сложил ладони... И ничего не почувствовал.

Уже понимая всю тщетность попытки, он быстро коснулся ладонями ног драхмийца и, взвыв загнанным в ловушку волком, окончательно повалился на снег.

Рисунки не сработали.

— Ты что меня лапаешь, урод? — взревел детина, за шкирку вынимая Багрового из снега и вторым ударом отправляя его в густой кустарник.

Проломив ветки и зарывшись лицом в сугроб, Кимбли зажмурился, проклиная все — свое воскрешение, Бриггс, Оливию, старика, драхмийцев — и, тяжело опираясь на локоть, медленно перевернулся на спину и уставился на ладони.

И не поверил глазам.

Он смотрел на два преобразовательных круга — идеальных круга, выполненных без единой помарки или ошибки. Он и не мог ошибиться. И краска прекрасно вошла в кожу, оставив четкий светло-коричневый рисунок.

Так почему же реакция не пошла?

Кимбли лежал на снегу, тупо глядя на ладони и краем глаза отмечая, как, ломясь по сугробам, к нему снова приближается сынок хозяина.

Так не бывает. Рисунки идеально сливаются в преобразовательный круг. Он проверял тысячу раз, было немного странно...

Кровь разом прилила к щекам, и Кимбли едва не застонал от собственной глупости и страха расстаться с этой последней надеждой.

Вот оно! Ладони складывались чуть иначе. Рисунки легли под другим углом. А он сложил ладони так, как делал миллион раз в прежней жизни. И круг не получился.

Еще не веря догадке, изо всех сил пытаясь не поддаться панике и сохранить способность мыслить четко, Кимбли дождался, пока драхмиец, ломая кусты, приблизится вплотную, и аккуратно сложил ладони.