— Но вы так и не сказали, где научились так хорошо играть...
— Странно. Я уже всё сказала.
— Вы просто рассказали, как выбирали между свирелью и гитарой.
— Ну, какие вы непонятливые. Я же сказала, что выбирала и выбрала. А когда выбрала, стала на ней играть. Вот и всё. Не на стенку же мне было гитару вешать. И мне вообще понравилось на ней играть. Когда играешь на гитаре от музыки совсем другое ощущение. Если можно так сказать, более живое. Ты словно держишь музыку прямо своими пальцами, она в них. Можно чуть сильнее ударить по струне, а можно только чуть коснуться и звук получится совсем разный. Ощущение прямо в пальцах. А когда играешь на клавишных, звук рождается где-то там внутри и слышишь уже получившийся звук. Да, на рояле можно резче ударить по клавише и молоточек тоже сильнее ударит по струне, но это всё равно не совсем то ощущение, что с гитарой. И это, кроме того, что гитару можно взять с собой куда угодно и ей как синтезатору не нужно электричество. Я закончила.
— Но...
— Я же сказала, что я закончила. Какой будет следующий вопрос?
— Госпожа Саган. Возникло уже много споров о вашем инструменте. Какая фирма его выпустила? Где можно купить такой же? И почему вы скрываете название фирмы-изготовителя?
— Ой, сколько вопросов сразу. Сначала, я не скрываю имя изготовителя, оно всем видно и написано на передней стенке моего инструмента. Он имеет собственное имя "Урал", в честь места, где его сделали и где я живу. Выпустили, вернее, сделали, специально для меня замечательные и талантливые люди на одном из уральских заводов. Второго такого в мире просто нет и он уникальный как по исполнению, так и по своим возможностям, которых нет ни у одного мирового изготовителя синтезаторов. Фактически это не просто синтезатор, а система способная заменить целую звуковую студию. Качество получившегося продукта можете послушать в любой момент. Всю свою музыку и аккомпанемент к своим песням я записала и подготовила при помощи моего замечательного "Урала". Я даже не берусь представить, сколько бы с меня потребовали за изготовление такого инструмента в любой фирме-изготовителе музыкальных инструментов, боюсь, что цифра началась бы где-нибудь на уровне семи порядков. Таких денег у меня нет. А вот работники нашего уральского завода сделали мне инструмент во внерабочее время на энтузиазме, совершенно бесплатно, просто, чтобы сделать мне приятно. Я оплатила только покупку некоторых деталей и материалов, а за работу с меня деньги брать категорически отказались. И тогда я устроила для них и их семей и знакомых концерт, на котором спела две песни написанные специально для них. Записи этого концерта давно разошлись в сети и уже живут своей самостоятельной жизнью. Поэтому мой синтезатор стоит гораздо больше того, что можно оценить восьми — (и более) значными числами. И вообще, в этом мире есть много такого, что невозможно оценить никакими деньгами, сделать заново или повторить. Вот из этой категории мой инструмент. В нём уникально многое, если не всё. Поэтому я настояла на том, что в присутствии нотариуса ещё в первые дни корпус синтезатора был опломбирован и его невозможно вскрыть, не повредив эти печати. Впрочем, сделать аналог можно, как и написать соответствующие программы. Вот только такая работа будет очень дорогой и большинству музыкантов девяносто процентов имеющегося в моём инструменте — не нужно и не понадобится никогда. Даже я, работая на нём постоянно, использовала хорошо если треть его возможностей. Но я смотрю на это с оптимизмом, значит, мне ещё много куда можно расти... Я закончила.
— Госпожа Саган! А что вы можете сказать о своих планах на будущее?
— Наконец, смогу отдышаться и передохнуть, выпить стакан воды, если мне её принесут организаторы, прошу не открытую бутылочку воды из источника у горы Цугшпице.
* * *
А вы пока можете терзать господина Жабле, а то он тут совсем заскучал.
А мне и, правда, минут через пять принесли указанную воду в небольшой закрытой бутылочке и без стакана. Вот ведь козлы какие. Ой, не зря я потребовал закрытую бутылочку. Эти ведь могли в стакан еще хорошо если плюнуть, могли и чего гораздо опаснее плеснуть. Потому и воды попросил, в соках и других напитках гораздо легче какую-нибудь гадость замаскировать. А с момента прихода сюда я себя чувствовал в стане врагов, и расслабляться не собирался. Хотя, эти гады меня терзали уже столько времени, но я ещё вполне держался и был готов кусаться. Пока мне вроде бы удавалось отбиться без особенного ущерба. Впрочем, пока они обо мне ещё очень мало знают, но пару жареных фактов успели где-то накопать, а я так соловьём разлился, что вроде бы не получится им из этого вытащить что-нибудь скандальное. Вот, блин, Фред отвечает как из пулемёта. Вопрос-ответ, всё коротко и быстро. За это время успел ответить на большее количество вопросов, чем я до него. Правда у меня и вопросы были гораздо более объёмные, и воды я лил не жалея...
Когда закончили терзать, с новыми силами навалились на меня. Вообще, организаторы — сволочи и явно работают против нас с Фредом, впрочем, он — свой, то есть работают явно против меня. И может причина лежит где-то в той же плоскости, что и срочная организация прямой трансляции моего концерта. Может команда на моё курощение была ещё, когда ждали, что я флопнусь с концертом, а потом просто забыли отменить или и не собирались отменять. По всем неписаным правилам длительность пресс-конференции не превышает сорока минут, в крайнем случае, полный академический час, то есть пять минут сверху. Если случилось невозможное и общение с журналистами затягивается, через сорок-сорок пять минут устраивается перерыв и продолжается действо только после того, как все размяли ножки, выпили кофе, сходили в туалет, выкурили по сигаретке или косячку. А здесь эта вакханалия тянется уже больше часа, и останавливать её никто не собирается. Решили меня на измор взять? Это вы зря. Адольф Алоизович, тоже думал, что Сталинград возьмёт. Ну, вот, пошли вопросы о политике. Что я думаю и могу сказать о сегодняшнем правительственном кризисе и вероятной отставке всего кабинета? Что я могу думать, если узнал о нём уже на концерте и то, только в свете того, что, похоже, из-за него мне устроили прямую трансляцию. И нельзя говорить, что меня это не касается и совершенно по-фиг. Там слова так вывернут, что потом лаптем не выхлебаешь. Но и лезть в это, тем более, что я и правда не знаю ничего, то есть буквально! А канцлера только в новостях видел, пару раз мелькнул седой мужичок.
— Что я могу сказать? Ответ, что, по моему мнению, это внутреннее дело немецкого народа и его правительства, вас, надо полагать, не устроит?
— Да, вы очень догадливы...
— Знаете. Один мой знакомый старый умный музыкант в таких случаях махал рукой сверху вниз и говорил: Всё преходяще, а музыка вечна!
* * *
И мне нечего возразить против такой мудрой мысли. А если её немного развить и вспомнить слова одного старинного восточного мудреца, что далеко на севере есть гора высотой в десять тысяч локтей и длиной в сто тысяч локтей. И раз в сто лет на вершину этой горы прилетает маленькая птичка, чтобы поточить клюв о камень на её вершине. И вот когда из-за этой маленькой птички эта гора сточится полностью, пройдёт одна секунда вечности. И кто мы такие перед ней?... Думаю, что в свете такого комментария, первая мудрость начнёт звучать ещё глубже и значительнее. И я как посвятившая всю свою жизнь служению музыке — великой и вечной, кто я, чтобы отвлекаться от неё на разные скоротечные события происходящие рядом, если вся моя жизнь не претендует даже на миллионную часть мига вечности? И простят ли мне мои зрители и слушатели, если я стану тратить свои силы и своё время и так слишком мимолётное на то, что прямо не касается музыки? И ведь не просто играю музыку, я её сочиняю, творю, а это процесс может самый загадочный и непонятный. Никто не может объяснить, почему миллионы лет на землю падали яблоки и только одному при взгляде на это пришёл в голову закон всемирного тяготения. И поверьте, с каким азартом учёные множества стран и разных времён пытались разобраться в этом феномене. Ведь если бы им улыбнулась удача, то они бы получили контроль над творчеством и гениальностью, они бы смогли управлять ими и даже страшно подумать, до чего бы они тогда додумались. И так, как процесс творчества — субстанция совершенно непостижимая и эфемерная, я имеющая к ней доступ стараюсь не позволять себе никакие резкие движения, не гоняюсь за новостями, не пытаюсь влезть в то, в чём совершенно не разбираюсь. Мне в моём творчестве нужна мягкая, добрая благожелательная атмосфера, без внешних толчков и потрясений, поэтому я совершенно сознательно дистанцируюсь от таких вещей как политика и многие другие конфликты, потому, что это несёт в себе очень сильный негативный разрушительный для творчества заряд. Мне рассказывали, что в древности жил один великий математик и философ. И когда в город, где он жил ворвались враги, во двор его дома, где философ пытался решить какую-то сложную математическую задачу ворвались распалённые штурмом солдаты врага, он голосом остановил их и сказал, что сначала должен решить эту задачу. История сохранила, что поражённые величием его мысли солдаты не стали его убивать сразу, и он решил свою задачу. Так ли это неизвестно, потому как философа всё равно убили, но раз эту историю рассказывают, может в её основе есть правда. Даже малограмотные грубые солдаты были поражены величием математики. А музыка, которой я служу, по моему мнению, гораздо величественнее философии и математики вместе взятых. И вы сейчас задающие мне эти вопросы... Неужели вы невежественнее и глупее древних грубых и неграмотных солдат? Я закончила. — И улыбочку вам в шестьдесят четыре зуба! Гады! Кстати, а у меня зубы мудрости то выросли? Что-то этот момент как-то совершенно мимо моего сознания прошёл. Если я правильно помню, все четыре зуба прорезаются в период между шестнадцатью и двадцатью пятью годами. Этому телу уже скоро двадцать шесть будет, то есть зубы мудрости должны были, хоть половина расти уже в моём присутствии. В первой жизни я хорошо помню, как у меня они прорезались. Один стоматолог вообще сказала, надо удалять ещё до того, как он полностью вырос, потому, что он стал расти куда-то вбок и что толку от него не будет никакого и мне его удалили, и долго потом чувствовал языком на это месте вмятину на нижней челюсти. Другой никак не мог пробить десну над собой, и жутко болел, но не вылезал. Пришлось маме вести меня к хирургу-стоматологу, который разрезал мне десну над зубом и он скоро вылез весь из себя жутко радостный. А первый вылезал, как раз на выпускном в школе. Но с ЕГЭ, окончанием школы и поступлением на иняз я так носился и переживал, что когда вспомнил, зуб уже давно был на своём месте. Про четвёртый я не помню. А с этим телом вообще всё непонятно, и прорезывание зубов я не помню. А ведь если я теперь певица, то такая катастрофа во рту может реально меня на несколько дней из равновесия вывести. Вообще, тело мне досталось какое-то уж очень тонко настроенное, что его любая мелочь может выбить из колеи. Хотя и красивое, чего уж. Аля уже тут в Германии наснимала кучу моих фотографий. И одна, где я стою у перил балкона торгового центра в Дюссельдорфе и только повернул голову, а налетевший ветер сдул в сторону мои волосы, мне очень нравится. Голубая джинсовая куртка на фоне облачного бело-голубого неба, какой-то мечтательный взгляд, распахнутые пронзительно жёлтые глаза. Такая лапочка на снимке, влюбился бы. А чего такого? Я же корейский учил, дорамы смотрел, фотографии разглядывал, К-рор вообще был весь как родной, особенно девчачьи группы. Кто же тогда знал, что меня самого занесёт на эти галеры? Поэтому кореянки и вообще азиатки были по душе, тем более, что мне очень нравились девушки изящные и миниатюрные и кто ж в этом параметре с кореянками или японками сможет состязаться? Вот и на свою фотографию смотрю, можно сказать, глазами почти профессионального ценителя. Точно говорю вам, лапочка и красавица на снимке. И это ни грамма косметики, всё своё, не обманула Богиня. Але этот снимок тоже нравится. Она вообще сумасшедшая от моих глаз, особенно от их цвета, пищит и любуется ими, а я в это время любуюсь её зелёными озёрами, от которых просто балдею. Но из-за длинных прямых чёрных ресниц глаза почти на всех фото в тени и их цвет почти не виден. Так как на этом снимке глаза ярко и красиво во всей своей инфернальной желтизне у Али получилось всего раз десять, из которых половина — постановочные кадры. И хоть я вполне профессионально позирую, в "Velvet" мне эти навыки моментально поставили, но Але не очень нравится, она считает, что, не смотря на все наши старания видно, что снимки постановочные. Чего, чего вы там лепечете? А хорошо я их своим ответом загрузил, вон какая пауза получилась...
— Господин Жабле! А ваша подопечная...
— А я считаю, что пресс-конференция очень сильно затянулась. Мы и так сделали шаг вам навстречу. Но как вижу доброго отношения здесь не оценили. Формат конференции был заявлен, как тридцать минут, сейчас уже длительность час и двадцать минут. Господин распорядитель! Вы собираетесь выполнять свои обязанности? Или из-за вашего непрофессионализма мы тут будем сидеть сегодня до глубокой ночи? У нас есть свой довольно жёсткий график, и вы его нам уже сбили...
Не озвученной осталась угроза, в виде вопроса, готово ли его руководство обсудить с нами вопрос о неустойке и выплате компенсации за упущенную выгоду, за нарушение по их вине регламента мероприятия под их патронажем. Красава — шеф. Так их! Всё-таки я был прав, когда прикидывал, что мероприятие минут на сорок — максимум. А вообще, действительно хамство просто. В два с лишним раза затянуть регламент, не говоря про организацию. Вон, как распорядитель заюлил. Короче, ещё на пять минут будут ракланиваться. Ой, Хрюша — лапочка какая. Не знаю, чего хотел этот мужик, но то, что подошёл сбоку, так, что я его не заметил, потому, что смотрел в это время на выяснялки Фреда и распорядителя. Но Хрюша показала, что она совсем не карманный Йорк, вскочила, вздыбилась и зарычала показав пару клыков. Мужик сразу ретировался. И я склонен доверять Хрюше, а не его словам, если пойдёт какое-нибудь разбирательство. Животные чётко чувствуют агрессию, и если такая добрячка как Хрюша перешла в боевой режим, от мужика агрессией просто шибало. Хрюшин эквилибр как-то словно краник повернул, и все стали быстро сворачиваться. А я подумал, что сейчас буду из этого кресла совсем некрасиво и враскоряку вылазить. К счастью, Фред сообразил это сам и подошёл, помочь мне встать. Хитрюга Мульча успела запрыгнуть мне на шею и мы, наконец, потопали искать оставленную в кафе Алю и убираться отсюда. Вечером мы уже обнимались в нашей гостинице в Дюссельдорфе с приехавшим Карлом Фишером и его бессменной фрау Бауэр, которая побывала на концерте в Дюссельдорфе и сейчас больше всего жалела, что не приехала во Франкфурт. Вечером были посиделки, на которых все делились самыми разными впечатлениями. О предстоящих завтра переговорах никто не заикался...
