Длинный шаг с крыши 1

— Митька, как ты себя чувствуешь? А то тут Алёшка и Валерка сообщили, что ты сегодня с крыши упал. Ничего не болит? Мить, ну отчего ты такой неосторожный! Может, не надо больше туда лезить? А то ещё раз упадёшь, и будет совсем плохо.

— Мама, папа, не беспокойтесь, со мною всё хорошо. Немного, конечно, побаливает, а так ничего. Только вот слабость в ногах, и голова чуть кружится. И, обещаю, что туда я больше не полезу.

И точно ведь не полезет. Не оттого, что опасно, а потому, что у него вдруг закончилось детство. Пора было взяться за ум. Митька понял, что отныне у него начнётся совсем другая жизнь — может, лучшая или худшая, не важно, главное, ему надо срочно повзрослеть. Конечно, не сразу всё в его жизни поменяется, но постепенно точно. И там мечтаньям на крыше места не было.

Начались охи да вздохи, но потом родители успокоились и оставили сына в покое. Солнце спешило на покой, а у них хватало работы по дому. Младшие сыновья, за отсутствием старшего, стали им помогать. Митька же и сам не заметил, как заснул. Но, как ни жаль, хоть и какие-то мысли бродили в его голове, но, похоже, всё же ничего ему не снилось. Может, только пока, до следующего раза?

*

Ещё два дня Митька вынужденно сидел дома. Вообще-то, он совсем не был против этого. У него действительно всё так же, и довольно сильно, болела голова, да и в теле чувствовалась какая-то слабость. Родители с утра уходили на работу, а младшие братья — в школу. Тем более, и осталось-то всего несколько дней до последнего звонка. Надо было достойно завершить дела в школе.

Ладно, что за себя 'больной' не беспокоился. Оценки по всем предметам у него были хорошими, и за итоги, четвертные и годовые, тревожиться не стоило. Хотя, они наверняка были уже и выставлены? Митьке ещё предстояло сдать пять экзаменов за восемь классов. Его больше беспокоило другое. Вот, например, как вести себя с родителями и братьями после тех мыслей, что возникали у него в голове? Или другими людьми? Как будет жить паренёк дальше? Что он будет делать с этими странными знаниями, которые уже частично хранились в корявых строчках на страницах общей тетради? Хоть и немного, но он уже как бы загадал на пару лет вперёд. Ему никак не хотелось верить всему тому, что написано им самим. Вроде, всего этого просто не могло быть, или ещё не произошло, или про эти сведения практически никто ничего не знал, да и знать не мог. Но какое-то тайное желание всё равно заставляло его выводить на страничках общей тетради одну строчку за другой.

Едва дом пустел, Митька на им же изготовленной деревянной лестнице осторожно забирался на открытый сеновал, ложился на мягкое прошлогоднее сено и начинал писать. Там его никто не беспокоило и врасплох застать не мог. На саму крышу он уже не лазил. Или же он шёл в огород. Там у него в дальнем углу имелся любимый пенёк, оставшийся от спиленной старой ветлы, где можно было спокойно посидеть в тенёчке и неторопливо собраться с мыслями. Хотя, время от времени, пока хватало сил и имелось желание, потихонечку возился и в огороде. Нет, родители ему пока никаких заданий не оставляли. Наоборот, они не хотели тревожить сына. А вдруг он получил сотрясение мозга? Уже знали от младших сыновей, что их старший полдня и даже больше пролежал без сознания в огороде. Это, конечно, родителей Митьки беспокоило. Правда, вызывать врачей из участковой больницы в Курашево или хотя бы медсестру Симу, кстати, маму Катюшки Варесьевой, одноклассницы Митьки, они тоже не решились. На вид их сын вёл себя вполне нормально, а вызов врачей мог дать повод для нежелательных слухов. Ясно, что отец и мать паренька отлично понимали, что ему сейчас больше требовался покой, оттого, несмотря на множество дел по дому, решили сына не трогать.

Так что, Митька и в школу не пошёл, и от дел по дому был освобождён. Нет, он всё-таки домашними делами занимался, но не сильно. А когда уставал, то садился за писанину. Пока в общую тетрадку подряд, как попало, без всякой классификации, шло всё, что выдавала его память. Не разбираясь в смысле слов, паренёк безостановочно строчил и строчил, и уже настрочил немало страниц. Странные знания ложились на бумагу и, может, таким образом, обеспечивали себе право на жизнь. Порой к одному и тому же ему приходилось возвращаться заново. То какие-то дополнительные данные выскакивали, то требовалось исправлять ошибки. Но он писал и писал, порой даже не пытаясь прочесть то, что записал ранее. Что приходило ему в голову, то и записывал подряд, не особо обращая внимание на ошибки и знаков препинания, или нисколько не пугаясь незнакомых слов. И последние ясней всего говорили, что с ним точно что-то случилось. Ну, не знал паренёк их ранее. Уж в школе точно не изучал. Скорее, встречал намного позже, но пока они ему ни о чём не говорили. Хотя, их ещё попадалось мало.

Конечно, придёт время, и Митька разберётся во всём . Чего не поймёт и не знает, может быть, попросит осторожно разъяснить других. А может, и не будет ничего делать. Забудет про всё, и будет жить по-прежнему. Нет, скорее всего, так уже не получится. Хотя, чего ему пока переживать из-за этих странных видений и мыслей, когда у него впереди целая жизнь, и, возможно, хорошая!

Немного отвлекали его от беспокойных раздумий и сильно успокаивали домашние дела. Огород и разная домашняя живность тоже требовали своего внимания. Хотя основную часть работы уже выполнили родители ещё с утра, и вечером они снова примутся за домашние дела, и кое-что они поручали младшим сыновьям. Ну, тут уж на часть дел и у Митьки сил хватало. Так, кур и свиней покормить в обед, кое-что подправить в огороде, полить грядки, так как, пусть и весна, но всё-таки жарко, ну и так, по мелочи. Основные весенние работы, и самые тяжёлые, были уже позади, растения ещё не пошли в рост, и образовался короткий период, когда огород не требовал такого большого внимания. Чуть позже тоже хлопот прибавится, но пока можно было слегка расслабиться.

И только на третий день Митька, нарядившись в клетчатую сине-белую рубашку, почти такие же синеватые брюки и пиджак с неизменным комсомольским значком на груди слева, пошёл в школу. Конечно, он прихватил с собой тощую чёрную полевую сумку, совсем как бригадира Василия Степаныча, где лежали несколько учебников и тетрадок. Настроение, в общем-то, у него уже было достаточно хорошее, слабость в теле, хоть и чувствовалась, но сильно не мешала, мысли вновь вернулись к школьным делам.

Он шёл по улице, но всё равно не как прежде, совершенно не обращая внимания на окружающее, а как-то тихо и насторожённо, прицениваясь ко всему — к домам и разным постройкам, но, прежде всего, к людям, встретившихся ему по пути. Всё выглядело так знакомо и привычно, и трудно было представить, что всё увиденное могло скоро измениться или просто стать совершенно другим. С другой стороны, в нём сидело чувство, что это всего лишь сон, и он просто выдумывает, фантазирует, даже против своего желания.

Как понял Митька, сама деревня за пару лет не должна особо измениться. А вот люди — всё-таки да. Уже через год многие парни и девушки уедут в разные города — кто-то просто учиться, а кто-то — жить и работать, и навсегда. Так было у соседей и ещё во многих домах по пути в школу. Только эти знания оказались отрывочными и какими-то скомканными. Похоже, прошло очень много времени в будущем с того момента, как эти воспоминания отложились в его, Митьке или Мити, голове. Про некоторых людей он ещё помнил хоть что-то, а про других и вовсе позабыл почти всё. Хотя, было интересно сравнивать непонятно откуда взявшиеся знания с тем, что видели его глаза, и выходило, что его родная деревня в ближайшее время изменится совсем мало. Так что, не стоило особо переживать из-за этих знаний. А позже он к ним и привыкнет.

Расстояние до школы паренёк, хотя, уже вполне себе взрослый парень, прошёл очень быстро. Ему не терпелось как можно быстрее дойти до неё и посмотреть на своих одноклассников, учителей и просто на всех своих деревенских ребят и девчат. Он почти бегом прошёл мимо кирпичного магазина райпо, деревянного склада, точнее, бывшего здания магазина, напротив него. Чуть далее по правую сторону улицы располагались медпункт и аптека, занявшие один довольно ветхий деревянный дом около неглубокого и довольно широкого оврага. На перекрёстке улочка с юга заканчивалась. По так называемой Верхней улице можно было сворачивать налево, как раз в сторону школы, или направо, где чуть подальше, за оврагом, виднелся старый деревянный клуб, пока ещё довольно крепкий. В нём по вечерам показывали кинофильмы и проводились танцы. Ещё имелась небольшая библиотека. Напротив него распростёрся обширный песчаный пустырь, где деревенские вечерами, перед сеансами кино в клубе, играли в волейбол. Всё пока должно было оставаться почти таким же, как он видел. Ну и пусть. А ведь потом и он сам уедет из деревни.

Верхняя улица была намного короче Центральной, где почти в самом центре деревни и жила семья Митьки. Как раз эта широкая улочка с магазином и разделяла последнюю на две неровные части — Турикас, что с западной стороны и побольше, и Анаткас, что уже с восточной и чуть поменьше. Вообще-то, такое разделение улицы на более возвышенную и низинную части являлось традиционным и имелось и во многих соседних деревнях, да и в других местах. Парень жил как раз в начале Анаткаса и, соответственно, больше общался и дружил с ребятами со своей стороны. Недалеко от их дома было и до Цыганкаса, совсем возвышенной улицы, названной когда-то так в честь цыганского табора, остановившегося там ненадолго, со старыми деревянными выездными воротами, всё ещё действующими, и дорогой в сторону соседней деревни Хома.

В свою очередь, чуть подальше на Верхней улице и начиналась основная дорога в сторону Карамана, соседнего села, одного из самых больших населённых пунктов в округе, где находились сельсовет и правление колхоза имени Ленина.

Вот только Митька шёл по улице и чувствовал себя крайне неуютно. Он здоровался с односельчанами, и одновременно в его голове вдруг всплывала короткая или длинная подсказка про каждого из них. Эти воспоминания или знания из ближайшего будущего, или чёрт знает что, каждый из которых по очереди, один за другим заставляли его нервничать всё сильнее и сильнее. Похоже, ему действительно достались знания из будущего. Хорошо, что пока лишь на ближайшее время. А то ведь запросто можно сойти с ума. Требовалось время, чтобы привыкнуть к своему новому состоянию и не попасться, и использовать полученные знания себе во благо. Хотя, с другой стороны, опять же, всё это было немного и забавным, и интересным, и сильно могло помочь ему в дальнейшем. Парень всё же сумел дойти до школы, расположенной в самом левом конце длинной Верхней улицы, уже на окраине деревни, хотя и быстро, гораздо быстрее, чем обычно. Тем не менее, нервы его были уже на пределе. И на уроки он сразу не пошёл. Надо было хоть немного прийти в себя. Митька осторожно перелез через невысокую ограду переулочка и по огороду прошёл к сараям тёти Ульяны, пенсионерки, всего лишь несколько лет назад работавшей бухгалтером на заводе. Там он осторожно присел на своеобразную скамейку, как-то образованную брошенными как попало досками. Далее парень расслабился и постарался изгнать все лишние мысли из головы. Ему вдруг стало приятно и потянуло на сон. Может быть, ранее он и вздремнул бы чуть-чуть. Но, нет, сейчас совсем не время спать. Надо было просто попробовать отрешиться на время от этих непрошенных, таких странных и назойливых мыслей, и считать их просто собственными выдумками. Так и сидел он, то медленно и аккуратно изгоняя воспоминания из головы, то, возвращая снова. В первом случае Митька просто цепенел, и его сильно тянуло в сон. Во втором же случае разные разноцветные картинки, как живые, мысленно появлялись перед глазами и торчали там до тех пор, пока не начинали расплываться в какое-то туманное пятно. Но они уже нисколько не мешали ему созерцать окружающее и думать на разные темы. Ну что же, неплохо. Теперь как раз можно спокойно идти в школу. Наверняка он уже не засыпится...