Подсознание. Практика по-хогвартски

— Так ты расскажешь мне, о чём конкретно ты фантазируешь, когда делаешь это, Рон Уизли? — Гермиона вновь возвратилась к оставленной было теме. — Судя по твоему признанию в частоте занятий этим, ты фантазировал на сей счёт не раз и не два. Тебе не кажется, что я, как твоя подруга, а также как та, кого эти фантазии касаются, имею некоторое право наконец узнать их содержание?

Где-то в глубине глаз Гермионы стояли смешинки. Черты лица её меж тем старательно приняли выражение, среднее между мольбой и укором.

Рон закрыл глаза.

— Если бы тебе стало от этого легче, Рон Уизли, я могла бы рассказать тебе о некоторых своих фантазиях, — пробился до его сознания сквозь полутьму опущенных век медоточивый голос Гермионы. Голос, от одних интонаций которого он чуть было не ощутил, как с ним происходит непоправимое, хотя пальцы подруги недвижно зависли на материи его брюк. — О том, что я мысленно представляю себе иногда, отходя ко сну в своей комнате, когда из всех одеяний на мне остаётся лишь тонкая ночная пижама. О тех грёзах, которыми я иногда распаляю себя, которые имеют мало общего с моими желаниями днём и зачастую вовсе даже немыслимы с точки зрения стыда и морали.

Гермиона говорила красиво, по-книжному. Этим она походила на привычную Гермиону Грейнджер, а вот содержанием своих слов и интонациями своего голоса — не походила ни на унцию.

— Иногда в этих грёзах участвуют люди, вызывающие у меня лишь отвращение в обыденной жизни, — неспешно проговорила она. — В ночных фантазиях же значение имеет лишь их внешность, а червоточинка зачастую только добавляет пикантности. К примеру, тот же Малфой...

Рон открыл глаза.

— Что-о?

Гермиона виновато посмотрела на него. Её пальцы, впрочем, как отметил Рон краем сознания, принялись неспешно скользить вдоль ткани брюк из стороны в сторону.

— Это просто ночные грёзы, Рон. Которые мне даже под действием Империуса никогда не взбрело бы в голову осуществить наяву. И потом, — голос её чуть понизился, а в глазах что-то неуловимо блеснуло, — разве тебе в своих фантазиях, касающихся меня, никогда не хотелось совершить что-то аморальное?

Рон почувствовал, как у него пересыхает во рту.

— Х-хотелось, — глухим, каким-то совершенно не своим голосом, признался он.

Гермиона вновь слегка склонила голову набок; глаза её засияли, а пальцы на причинном месте Рона чуть сжались.

— Например?

Он невольно приоткрыл рот. Обнаружив, что губы его также успели пересохнуть, поспешным нервным движением языка облизал их.

— Мне... я... представлял иногда, что будет, если одолжить у Гарри его невидимую мантию... и...

— И?.. — сладко протянула собеседница.

— Пройти поздно вечером за тобой в твою комнату. — Рон замолк на некоторое время; мысли его путались. — Потом... я бы мог наблюдать за... увидеть, как...

— Как я раздеваюсь, — негромко подсказала Гермиона.

— Да.

— А дальше?

Глаза Гермионы уже не просто сияли, а пылали, подобно двум эльфийским огням. Ладонь же её принялась неторопливыми движениями оглаживать материю вокруг возникшего на ткани брюк Рона бугра, в замедленном музыкальном темпе выписывая круговые виражи.

— Увидеть тебя голой, — выдохнул Рон. — Как тогда... в библиотеке. Увидеть тебя в кровати. Увидеть, как ты... как ты ласкаешь себя.

Гермиона вытянулась вперёд, наклонившись так, что Рон почти чувствовал на своей правой щеке горячую щекотку от её дыхания.

— Значит, меня тогда не обмануло то мутное ощущение, — мелодично произнесла она. Рона бросило в жаркий озноб. — Я почему-то чувствовала, что ты этого хочешь.

Она приблизила своё лицо почти вплотную к лицу Рона, глядя ему прямо в глаза.

— И как давно тебе этого хочется, Рон Уизли? — сладко шепнула она. — Когда в самый первый раз ты начал фантазировать о чём-то подобном?

Рон отчаянно заалел, не в силах отвести от неё взгляд.

— На т... на третьем курсе, по-моему. Или... — он осёкся, заалев ещё гуще. — Не помню.

— Ты никогда не говорил мне об этом. — Гермиона почему-то облизнулась.

— Н... нет.

Она немного помолчала, согревая переносицу и губы Рона своим горячим дыханием.

— А ещё? — вдруг спросила она. — Понаблюдать, как я раздеваюсь, увидеть, что я делаю с собой в спальне, — и это всё? Разве у тебя не было каких-нибудь других фантазий? На третьем курсе, на четвёртом?..

От её слов и её близости Рона поочерёдно бросало то в жар, то в холод.

— Смелей, Рон, — шепнула она.

Кончики её пальцев щекотнули его под столом.

— Не бойся.

Рон вновь закрыл глаза. Ему было стыдно, нечеловечески стыдно, — от того, что первые приходящие на ум фантазии были мерзкими, гнусными и извращёнными.

— Я... не могу. Я никогда бы этого не сделал... я...

— Понимаю, Рон, — нежно прошептала Гермиона прямо ему на ухо, в то время как благодаря действиям её опытных пальцев ткань брюк уже лишь чудом не лопалась изнутри. — Это лишь фантазия. Расскажи о ней.

Рон приоткрыл рот. В первый миг — только чтобы глотнуть побольше воздуха.

— Мне думалось о том, что будет, если... захватить с собою под невидимой мантией колдограф, — проговорил он. — Сделать пару или тройку снимков тебя обнажённой... ласкающей себя. Чтобы просматривать их иногда.

Он замолчал на некоторое время; Гермиона, чувствуя, что это ещё не конец, меж тем поддерживала его энтузиазм рассказчика, то сгибая, то разгибая свои тонкие и невероятно умелые пальчики.

— Потом я подумал, что было бы, если бы ты узнала про снимки. — Рон сглотнул слюну. — Возмутилась бы, конечно. Но потом... захотела бы, чтобы никто не узнал, не увидел их. Готова была бы на всё, чтобы этого не случилось...

— Даже так, — недоверчиво протянула Гермиона, отсев от него чуть подальше — устранив при этом ладонь с его брюк — и уставившись на него с каким-то странным выражением на лице. Снисходительностью, что ли? — Шантаж?

Рон промолчал, ощущая, как невообразимо громко и гулко бьётся его сердце.

— Что ж... — задумчиво изрекла Грейнджер. Голос её вновь стал медоточиво сладким. — А что именно ты заставил бы меня сделать, Рон Уизли, угрожая иначе опубликовать снимки? Расскажи.

Она чуть-чуть приоткрыла губы, глядя Рону в глаза. Меж губами её проскользнул на миг розовый поблескивающий язычок.

— Поз... позировать для новых снимков. — Он ощутил себя водителем магловского автомобиля, на полной скорости несущегося в пропасть. Так или иначе, остановиться он уже не мог. — Стоять перед объективом... голой. Ласкать себя с помощью... разных предметов. Размазывать... по своему телу... едкую горчицу, слизывая её потом... из самых далёких мест.

— Да, — проговорила Гермиона.

Глаза её были мечтательно затуманены, а пальцы рассеянно теребили край мантии.

— Или втирать её... — добавил Рон, чувствуя, что если всё-таки остановится, то вряд ли сможет снова заговорить, — сильнее в кожу... чтобы зуд, раздражение, жжение заставляли потом тереть кожу ещё сильнее, опять и вновь.

— Рон.

Гермиона взглянула на него со странным томным выражением на лице. Пальцы её продолжали меж тем теребить край мантии.

— Ты ведь сейчас по сути фантазируешь. Как тогда. А мне... как я говорила, всегда хотелось посмотреть, как мальчики делают это.

Рон вновь вспыхнул, хотя, казалось бы, уже ничто не сможет его существенно устыдить.

— Просто закрой глаза, — предложила она, — и действуй так, словно ты в комнате один. Словно ты фантазируешь мысленно... рассказывая сам себе, что и как ты сделал бы с беззащитной Гермионой Грейнджер... к чему её принудил...

На миг она слегка куснула верхнюю губу.

— Пожалуйста.

Рон прикрыл глаза.

И, чувствуя, словно некая неосязаемо тонкая нить внутри него вот-вот готова лопнуть, провёл рукой по собственным брюкам.

На глазах у Гермионы.

— Скажи, что бы ты ещё вынудил совершить меня, пользуясь своей неограниченной властью? — Голос её был мягок, был сладок, успокаивая и ввергая в пик разгорячённости одновременно. — Ведь действие не ограничилось бы... порочными фотоснимками?

Судя по звуку, собеседница облизнулась.

Рона бросило в озноб от этого звука.

— Я... — начал было он. Запнувшись, неуверенно продолжил: — Приказал бы, чтобы ты встала на колени передо мной. Совершенно... обнажённая.

— А потом? — Тон Гермионы был полон мёда и ожидания.

— Поцеловала меня... туда.

— И?.. — Интонации её речи будто бы чуть-чуть позванивали от волнения.

— Открыла рот...

Рон поймал себя на том, что рука его, прежде лишь вяло потиравшая брюки, движется всё быстрее и быстрее.

В следующее мгновение его вновь пробил ледяной озноб — и при этом жесточайший жар: он осознал, как вся эта сцена выглядит со стороны, как всё это дичайше нелепо и противоестественно, как выглядят со стороны его собственные действия — то, чем он занимается на глазах у испытанной боевой подруги всех своих школьных лет, Гермионы Грейнджер, одновременно рассказывая, как ему хотелось бы её — фактически — изнасиловать. От лица его отхлынула чуть ли не вся кровь до последней капли.

Мгновением позже он услышал её лёгкий, подобный звону колокольчика смех.

Недоумённо распахнув глаза, он увидел Гермиону, подпёршую голову рукой и смотрящую на него не то с иронией, не то со снисхождением.

— Эх, Рон, Рон, — мелодично протянула она. — Если бы ты только знал, какие фантазии роятся у меня в голове со второго курса.

Рон изумлённо моргнул.

— Да, ещё со второго, — верно поняла его удивление она. — Тогда мой организм, вероятно, готовился перестраиваться к новому режиму, выходя на первый виток взросления, так что грёзы захлестнули мозг просто сумасшедшие — потом, когда это прошло, мне даже пару лет было стыдно за них.

Она чуть вытянулась вперёд, продолжая подпирать голову ладонью и глядя при этом в глаза Рону.

— Помнишь случай с троллем? А когда ты почти набросился на меня, отпихивая в сторону?

Рон, по правде говоря, не мог вспомнить, чтобы кого-то отпихивал. В его памяти тот случай давно превратился в расплывчатое цветное пятно.

Глаза Гермионы блестели в тускло-зелёном свете волшебной свечи.

— Я помню. Мне это надолго запомнилось — тот случай, показавший мне, что, несмотря на всё своё волшебство и весь... ум, я тем не менее могу быть бессильной. Позже, лёжа в постели и закрыв глаза, я неоднократно представляла себе, что было бы, если бы вы — Гарри и ты, Рон, — пожелали в подобной ситуации как-либо воспользоваться своим физическим преимуществом?

Щёки Гермионы заалели. Дыхание её стало неровным.

— Лежала и представляла себе, как... — она на несколько мгновений почему-то замолчала, опустив взгляд. — Как ваши пальцы... срывают с меня одежду. Как один из вас понуждает меня встать на четвереньки... а другой... другой...

Гермиона вновь замолчала.

Рон вдруг поймал себя на том, что не дышит, настолько его захватили её слова. Его подруга меж тем внезапно подняла голову и перехватила его взгляд.

— Эй, Рон, — она облизнула губы. — Да тебе ведь хотелось бы проделать это со мной.

— М-мне?..

Рону опять показалось, что его голос подменили чужим.

— Нет, мне, — насмешливо передразнила она его. На миг почти превратившись в прежнюю Гермиону. — Кто-то тут рассказывал... о том, что заставил бы меня сделать, коварным способом, путём удара в спину, — вкрадчиво добавила она. — Только я всё-таки не до конца поняла... что и как я должна сделать.

Гермиона встала.

Насмешливо глядя Рону в глаза, она сняла с плеч мантию и повесила её на спинку стула. У Рона не было ни малейших внутренних сил её останавливать.

Белая обтягивающая маечка отправилась следом.

Пальцы Гермионы Грейнджер задумчиво застыли на пуговице джинсов.

— Значит, ты заставляешь меня, — с лёгким придыханием выговорила, почти прошептала она, — путём шантажа... встать обнажённой перед тобой на колени. — Пальцы её наконец справились с пуговицей на брюках. Язычок молнии стремительно скользнул вниз. — Значит, я встаю перед тобой на колени... — Гермиона сделала шаг вперёд, затем ещё один, высвобождаясь из упавших брюк. Рон был настолько парализован волнением, что даже не обратил особого внимания на отсутствие нижнего белья. — Что дальше, Рон?

В интонациях её звучали мёд, нега, насмешка и нетерпение сразу. Язык Гермионы вновь пробежал по её верхней губе.

Рон медленно встал, ощущая, что его шатает, что у него будто бы даже чуть ли не темнеет в глазах. Чересчур уж сильно отлила кровь от мозга, что ли?

Рука его потянулась к застёжке собственных брюк.

Глаза Гермионы расширились.

— Ого, — вновь скорее прошептала, чем произнесла она. — Значит, вот куда мне придётся... — она опять облизнула пересохшие губы, — поцеловать коварного шантажиста.

Рон беззвучно застонал от одного касания её губ.

— Мммм, — Гермиона чуть приоткрыла губы. Меж ними показался поблескивающий краешек языка. — А если так?..

Рон завёл руки за спину и что есть силы вцепился ими в край письменного стола, чтобы не упасть.

— Как сладенько.

Губы и язык, но всё больше язык Гермионы Грейнджер творил с ним невероятное, производил с ним непередаваемое, что нельзя было повторить с помощью какого бы то ни было волшебства. Со старанием прилежной ученицы — а ведь действительно прилежной, разве в ином её можно было когда-нибудь обвинить? — она играла губами и языком с "волшебной палочкой" Рона, выводила вокруг причудливые узоры и извивы, щекотала дыханием его кожу и временами нежно покусывала самый тоненький краешек.

Рон застонал открыто.

Ускорив подрагивания язычка почти до сверхчеловеческих ритмов, Гермиона приняла в свой ротик волшебную палочку Рона почти до предела, практически целиком, позволяя ему практически ощутить собственной кожей мягкую упругость её нёба.

— Герми...

Рука его метнулась вниз, к голове Гермионы, её пушистым волосам. Язык её тем временем начал метаться просто с сумасшедшей скоростью.

Рон откинул голову назад, чувствуя испепеляющий взрыв пламени внизу.

Выплеск.

— Гермио-о-о-она...

Затем — ещё один.

Этот выплеск был жарче и пламенней предыдущего. Пальцы его на шевелюре Гермионы непроизвольно сжались.

Видимо, после первого выплеска Гермиона чуть отстранилась — инстинктивно или с преднамеренной целью. Выпрямив голову вновь, шумно дыша и не до конца ещё понимая, на каком свете находится, Рон увидел стекающие по её щекам жирные белые капли.

Перехватив его взгляд, Гермиона улыбнулась так, словно всё произошедшее было очень смешной шуткой.

— Ну что, я думаю, внеучебная часть на сегодня закончена? — И она облизнулась, очистив губы от пары потёков. — Признаться, я и не предполагала, что приглашение помочь с прикладными таблицами Каббалы обернётся такой коварной подменой предмета занятий.

Она сдвинула брови:

— Рональд Уизли, как вам не стыдно?

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— Вот, значит, как, — протянул Гарри.

Он смущённо кашлянул.

Нет, разумеется, Рон не поведал ему и десятой доли произошедшего меж ним и Гермионой в тот незапамятный вечер. Но недомолвки его и краска, то и дело заливавшая его щёки, говорили сами за себя.