Не успела даже подумать или посочувствовать им, как одна, смутно бело-серая, встала и медленно побрела вперёд. Вторая, просто серая, посидела немного, наблюдая за первой, а потом, не взглянув на человека, пошла следом.

Нина облизала пересохшие губы и побрела за обеими. Теперь вели они, и она подчинилась этому странному знанию, как своему, так и кошачьему.

Глаза начинали болеть из-за тьмы, в которой деревья призрачными тенями проплывали мимо, и только шелест под ногами, которые она плохо ощущала, доказывал, что она, Нина, всё ещё дышит и существует, а не пропиталась этим мраком и не... перешла тёмным прозрачным нечто в него...

Кошки тем временем оживились и не побежали, но явно заторопились, и Нина вдруг поверила, что они приведут к Санечке. Вот прямо-таки сейчас!

Одновременно она начала замечать странные тени — и не только впереди, но и по сторонам. На этот раз тени эти были совершенно невероятные — смутно светлеющие и, кажется, медленно летящие над землёй. Но тени.

Кошки резко остановились и вытянули головы вперёд.

Нина вняла предупреждению и присмотрелась.

"Наверное, поляна?" — с сомнением подумала она.

Да, достаточно открытое пространство. И тех странных смутных теней здесь много. И к ним добавляются ещё и ещё, подплывая... И каким-то инстинктивным впечатлением Нина сумела отвести от них, завораживающих глаза, взгляд, чтобы опустить его.

— Санька! — отчаянно закричала она и кинулась к маленькому комочку на земле, над которым и лениво качались смутные тени.

Ни малейшего сомнения, что она не только добежит до него, но и схватит на руки... Смутные тени колыхнулись и расступились. Нина добежала и склонилась над сыном. Разобравшись, как он лежит, быстро подняла его. Санька не то спал, не то... Холодный, как будто уже давно лежал в грязных, сухих травах... Она обняла его, прижала так, что: "Попробуйте только отобрать его у меня!" Кошки посидели немного, глазея на неё, а потом лёгкой рысцой побежали назад. Нина, дрожащая от напряжения, от готовности, если что — драться за сына, — за ними.

Глава третья

Тело Санечки безвольно тяжелело на руках Нины. Мальчик всё ещё то ли спал, то ли был без сознания. Но тонкой, до ужаса уязвимой шеей он наваливался на её руку, и она с облегчением чувствовала, как суматошно бьёт в кожу его пульс. Живой — всё остальное приложится. И крепче прижимала к себе непривычно прохладное тело, машинально стараясь согреть его... Думала только о возвращении в комнату. Как будто комната могла укрыть от любых бед, стоило лишь только закрыться в ней на замок.

Когда бежала к лесопарку, ничего не чувствовала. Только опасность.

Но сейчас не только отчётливо, но и ярко ощущала пропитанность ночного воздуха запахами пыльной сухой травы и "аромата", ветром принесённого с загазованной дороги.

Две кошки продолжали неторопливо бежать впереди. Время от времени взглядывая на них, Нина видела, что и кошки оглядываются, будто проверяя, не отстаёт ли она от них, не слишком ли быстро бегут они сами — проводниками по тёмному миру.

Почему уж Нина решила, что кошки — проводники, объяснить не сумела бы.

Сомневаться в том же, в проводничестве (если есть такое определение), начала, когда заподозрила, что кошки слишком часто оглядываются. И на всякий случай обернулась сама. После чего охнула и ускорила шаг, стремясь поскорее добраться из тёмного лесопарка до освещённой части пешеходной дорожки.

Теперь оглядываться приходилось постоянно. Неудивительно: смутно светлеющие тени летели за Ниной, не отставая, пусть и на почтительном, неизменном расстоянии.

Когда тени не отстали и на опушке, где Нина, привыкшая к мутной мгле, уже различала машинные огни, едва уловимо мерцающие на дороге, она не выдержала.

Не просто оглянулась, а развернулась всем телом и сипло (после недавнего крика горло ещё побаливало) рявкнула:

— Что вам надо?! Чего вы хотите от меня?!

Рявкнула, хоть и перепуганная до дрожи. А может, как раз и со страху.

Тени тоже замерли на месте.

Они не колыхались, хотя порывы весеннего ночного ветра ощущались достаточно резкими и пронизывающими.

Не дождавшись ответа, Нина бросилась бежать, теперь уже не оглядываясь: как-то вдруг испугалась, что ребёнок на руках лежит слишком уж... расслабленно?..

Обернулась посмотреть на жутковатых преследователей только раз — когда под ногами появился асфальт, когда перебежала боковую, идущую на холм, дорогу и добежала до угла монастырского сада. И обернулась лишь потому, что кошки остановились и тоже оглянулись.

Сухая лужайка опушки отсюда казалась совсем чёрной из-за мутно светящихся столбов, которые зависли над ней... Нина, судорожно прижимая к себе сына, осторожно попятилась ближе к монастырской ограде — глубокое впечатление, что в случае чего надо взяться за узорчатый металл монастырского забора. Смутные столбы не шелохнулись.

Почему?

Что-то заставило быстро взглянуть на дорогу.

Вроде проезжавшая мимо, неподалёку, почти напротив, начала притормаживать легковая машина. Несмотря на ночь, Нина видела, что рядом ни одного знака, разрешающего остановку. Правда, и машина замерла посередине дороги, пережидая встречный поток машин... Нина, спохватившись, взглянула на тени: а вдруг они двинулись к ней, пока она отвлеклась? Но тени смирно стояли (висели!) на месте... А водитель странной машины... Хотя, может, он просто хотел въехать на ту самую боковую дорогу? Между оградой и лесопарком?

Кошки уселись у ног Нины. Посматривая на них, она сообразила, что они не сводят глаз с теней, но время от времени поглядывают и на дорогу.

Водитель, кажется, и впрямь выжидал, когда встречный поток поредеет. Просвет — и машина мгновенно юркнула повернуть именно на угаданную Ниной боковую дорогу. Но дальше не поехала, а остановилась в начале той дороги, ровнёхонько между Ниной и смутными тенями. Она было попятилась, но открылись двери — и от задней заголосил кто-то очень знакомый:

— Кто это там?! Кто?! А тут я — Марья Егоровна! Кто там?!

Ничего не поняв, Нина, дико озадаченная, только и сумела проследить, как обе кошки немедленно с асфальта поднялись и деловито зашагали к машине. Причём именно к Марье Егоровне. А та, нисколько не удивившись, посторонилась, когда обе дошли до неё, и тут же раскрыла шире дверь перед ними.

Чуть задрав голову, Нина присмотрелась и заметила, что смутных теней на опушке лесопарка больше нет. Не понравилось, что кричат? Шум спугнул?

— Кто там?! — снова испуганно заголосила управдомша, закрыв дверь за кошками, прыгнувшими в машину, словно так и надо. И замахала руками. — Кто?! Иди сюда!

Водитель, до сих пор помалкивавший, обратился к ней:

— Мама, стой здесь. Я сам к нему подойду. Эй, не бойся! Ты из барака?

Оцепеневшая от непонимания Нина выдохнула. Теперь она догадалась, почему так странно кричала Марья Егоровна. Та увидела открытую дверь барака, но кто вышел на улицу в неурочный час — не знала. Оттого и вопила странные вопросы, боясь подходить к невнятной фигуре.

Мужская ладонь, сильная и сухая, осторожно взяла Нину за локоть.

— Эй, ты как? Это ты из барака убежала? Или... ребёнок твой?

Наверное, Марья Егоровна не выдержала любопытства и подбежала, несмотря на предупреждение сына.

— Господи, да это ты, Нина?! — ахнула она и сжала руки, разглядев в полутьме Санечку. — Коля, это наша новенькая жиличка! Ниной зовут!

Стоя самым настоящим столбом, Нина пыталась сказать хоть что-то, но всем её телом постепенно овладела крупная дрожь. Внутренне она понимала, что надо бы начать оправдываться из-за незапертой барачной двери, но...

А Марья Егоровна, пока её сын всё так же осторожно, за локоть, тянул Нину к машине, голосила так, что непрерывный поток слов всё же заставил вслушаться. И Нина отмерла, когда поняла, что не виновата — хотя бы в открытой двери барака.

— Этот старый алкаш! — ругалась Марья Егоровна. — Вошёл позже всех и забыл дверь закрыть! Да я ему утром всю его плешивую башку исплюю! Последние волосья выдеру, идиотине такому!

— Мама, успокойся! Не кричи! — вполголоса уговаривал её молодой мужчина, медленно подводя Нину к машине. — Вас Ниной зовут? Садитесь в машину — поедем к бараку. Домой.

— Что происходит? — почти шёпотом спросила Нина.

Но её твёрдой рукой повернули к салону, в который и усадили. На заднее сиденье. Рядом с кошками, которые выглядели равнодушными, словно им не впервые ездить в машине... Продолжая ругать какого-то Савелия, Марья Егоровна, обежала машину и села рядом с водителем.

Прислонившись к тёплой спинке сиденья, Нина лишь сейчас почувствовала, как замёрзла на холодном и влажном ночном воздухе. Только сейчас почуяла, как устали руки, которыми она судорожно прижимала к себе сына...

Машина задом ткнулась в асфальтовую дорожку, разворачиваясь, а потом спокойно поплыла по дороге и легко въехала на повороте к бараку. Остановилась не у входной двери второго этажа, а у торца, где уже стояли три машины.

Марья Егоровна нетерпеливо вышла на тропку, ведущую к входной двери. Ещё быстрее открыл дверь машины для Нины водитель.

— Дайте ребёнка, — велел он. — С ним неудобно выходить. Что с ним?

— Не знаю, — прошептала она, сжавшись только от одного требования передать Санечку кому-то неизвестному. — Сама... донесу...

Выходить пришлось, слабо подпрыгивая на сиденье, потому что сына доверить незнакомцу так и не сумела, пусть рядом и была Марья Егоровна.

Сколько бы она возилась, стараясь выйти, не знала. Но твёрдая мужская рука за подмышки бережно вытянула её из салона. И тут Нина растерялась вконец. Нет, она поняла, что машина встала у торца дома — показывала ей Ларка, где тут стоянка. Но в темноте место совершенно преобразилось и стало неузнаваемым.

Однако кошки уже выпрыгнули из машины, обогнули её и подошли к Нине. Одна прошлась совсем близко, мимоходом приласкавшись к её ногам, и Нина, покачиваясь и подрагивая на ходу от пережитого, поплелась за обеими, благо они бодрой рысцой направились к дому.

Позади шла Марья Егоровна, сильно взволнованная, и повторяла:

— Ну и правильно. Или, иди за ними, Ниночка... Ну и правильно... Господи, как ты успела выскочить... Как успела...

Издалека, за спинами, водитель негромко сказал:

— Я сейчас тоже подойду, только машину поставлю...

Нина ещё мельком подумала: "Уже же стоит — машина-то. Как это он её поставит?" И лишь у входа в барак дошло: поставит на сигнализацию.

Вошли в барак — Нина оглянулась на входную дверь. Марья Егоровна её оглядку сразу поняла и закивала:

— Ничего... Ничего. Сейчас Коля зайдёт и закроет всё, как надо. А я уж с тобой. До комнаты провожу, чтобы всё чин по чину было.

Сначала, в первые секунды, Нина даже обозлилась на назойливую управдомшу. Сейчас бы побыстрее оказаться дома, посмотреть, что с Санечкой, а эта лезет следом — нафига она тут нужна?!

Но выяснилось, что приставучая управдомша в некоторых случаях — это очень даже неплохо. У двери в комнату Нина чуть не заплакала, когда поняла, что ключ положила в задний карман домашних штанов. Чтобы его вытащить, надо удержать Санечку в неловком положении. Марья Егоровна, пусть и донельзя взволнованная, но сообразила сразу:

— Где ключ-то у тебя?

И вынула его, открыла дверь.

Нина с ребёнком на руках остановилась в "прихожей". Полная растерянности, она не знала, что делать дальше. Зато знала управдомша. Она кивнула на занавески между сервантом и шифоньером, прятавшими основную комнату, и сказала:

— Дочка-то спит? Садись на кровать.

А дальше Марья Егоровна энергично принялась разбираться с кухонькой Нины: поставила чайник на электроплитку, нашла чашки. Пока Нина неловко раскачивалась на кровати, словно младенца укачивая Санечку, горячий чай был готов.

Чашки на троих управдомша поставила на табурет и поднесла к кровати.

— Ты не бойся, — уже вполголоса заговорила она. — Ты его вовремя догнала... Мальчонка просто ослабел. Скоро придёт в себя. Только спать будет долго...

Нина мгновенно вынырнула из остолбенелого безразличия.

Что?

Так это не псих, которым её пугали?

Всматриваясь в глаза управдомши, она вытолкнула слова:

— Вы сказали, что после полуночи по коридору...

Марья Егоровна вздохнула и присела рядом, на кровать. Протянула руки.

— Дай его. Подержу, пока чаю пьёшь, греешься. Да и расскажу всё.

Нина помедлила, но Санечку передала.

— Но вы расскажете...

Хотела сказать угрожающе, но крупная дрожь, передёрнувшая всё её тело, заставила выговорить чуть не плачуще. Марья Егоровна вновь вздохнула.

— Ты не злись, что всё не рассказали сразу. Ты человек новый. Не понять сразу. Подумала бы ещё, что в психушку попала... Ну, так вот...

Обе подняли головы: дверь в комнату открылась — вошёл тот самый Николай.

— Сынок мой, — объяснила управдомша. — Младшенький.

Николай хмыкнул и взял с табурета третью чашку. Выглядел он точно не на слово "младшенький". Скорее на слово "медведь". Мало того — высокий, так ещё и сутулый, будто широкие плечи слишком тяжелы и пригибают мужчину к земле своим грузом. Лица Нина рассматривать не стала. Не до того. Хотелось в первую очередь узнать, что с Санечкой и как его привести в чувство.

Марья Егоровна начала именно с этого.

— Сыночка своего не трогай. Разве что на руках время от времени носи. Утром проснётся... как ни в чём не бывало. Говорю же: ты его поймала вовремя...

Она помолчала, мелкими глотками отпивая из чашки всё ещё горячий чай. Николай садиться не стал. Оглянувшись, он отошёл к кухонному столу и слегка прислонился к его краю, тоже отпивая из чашки.

— Началось это давно, — мрачно сказала Марья Егоровна. — Дети поначалу, а потом уж и взрослые. Вдруг начали убегать из дома. Если родители успевали заметить, что ребёнок встал ночью по нужде и не вернулся, да ещё в доме его нет, могли и найти его. А если не находили... — Она тяжко вздохнула. — Первых находили именно в лесопарке... Помню, у кого-то из жильцов собака была — овчарка, её по следу и пустили. А уж потом сами в лесопарк бегали, если дети снова пропадали. Нет, живыми они оставались, да только долго в себя не приходили. Бродили, как будто забыли, что у них и родители есть, и друзья. Не играли. кушать их приходилось заставлять — сами будто и забывали, что надо поесть. И не спали. А когда одного ребятёнка сводили к врачам, а те прописали снотворное — лёгкое, то он-то засыпал, но просыпался с криком. А если успевали на полдороге перехватить... Это уж когда поняли, что странное происходит... Хватало малому или малой проспаться, а утром только голова может болеть. Ну и ввели правила...

Марья Егоровна замолчала, задумалась, глядя на чашку в руках Нины и не видя её.

А Нина, не отрываясь, смотрела на Санечку, которого та обнимала, и чувствовала, как болит голова от взрывающихся вопросов. И которые из них задавать первыми?

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓