Волчица и пергамент. Том 12

— Моего брата?..

— Именно. Не знаю подробностей твоего путешествия с ним, но только он внезапно стал таким значимым, верно? Его стали называть Предрассветным кардиналом уже после того, как ты отправилась в путешествие, так ведь?

— Но это уже давно случилось, — тихо ответила Миюри, пожимая, плечами. — Однако мой брат, сколько времени ни проходило, всё сомневался и говорил что-то вроде того, что не достоин этого.

Всё это Миюри сказала совершенно серьёзно, однако Диана, слегка улыбнувшись, подмигнула Илении, которая, в свою очередь, ответила неловким смешком.

Такое поведение собеседниц смутило Миюри, заметив это, Иления сказала ей:

— Как бы... Однако, госпожа Миюри. Как бы долго это ни длилось, это произошло несколько месяцев назад, так?

Миюри шмыгнула носом и ответила:

— Именно так. Когда мы покидали Ньоххиру, весна ещё не настала, было много снега.

Зима в Ньоххире всегда была занятой, и её брат чувствовал себя виноватым, оставляя купальню в такое время. Однако это случилось так давно, что Миюри вспоминала то время со светлой, лёгкой тоской, с болью в глубине души и странным, сладко-горьким чувством.

Она тогда спряталась в бочке, чтобы отправиться с любимым братом в невероятное путешествие по внешнему миру, чтобы осуществить мечту увидеть этот мир.

Однако Иления с неопределённой улыбкой произнесла:

— Послушай, госпожа Миюри.

Миюри в замешательстве посмотрела на Илению, пышные вьющиеся чёрные волосы придавали той ещё более взрослый вид, однако воплощение овцы продолжила говорить несколько извиняющимся тоном:

— Госпожа Миюри, что ты недавно почувствовала, увидев меня и госпожу Диану?

— Что почувствовала?..

— Что-то наподобие "давно не виделись?

Миюри наклонила набок голову и с недоумением посмотрела на Диану:

— Прошло же на самом деле много времени, разве нет?

Уже неделя миновала, как Миюри видела Диану в последний раз, а с Иленией она не виделась ещё дольше, и если бы вокруг не было людей, она бы обняла обеих крепко-крепко. Зачем задавать вопрос, ответ на который столь очевиден? — недоумевала Миюри.

Диана тогда сказала с чуть печальной улыбкой:

— Мы больше не способны разделять твою свежесть восприятия.

— Э?

— Именно так. Возможно, господин Коул тоже.

— Э-э?

Для Миюри её собеседницы были двумя старшими сёстрами. Которые переглянулись, будто не находили слов.

— Твой брат, возможно, такой же. Он, вероятно, ощущает, что покинул твою родную Ньоххиру вместе с тобой совсем недавно, — объяснила Диана.

Это глупость какая-то, — чуть не сказала Миюри, но Диана, похоже, не собиралась шутить. И Миюри вдруг ощутила тревогу. Ну, будто бы ей сообщат сейчас что-то нехорошее, о котором только она была в неведении.

— У тебя и у твоего брата восприятие времени совершенно разное.

Не может быть, — тут же всплыло в голове Миюри.

Но эти две женщины, кажется, и не думали её дразнить, от охватившего её тревожного ощущения Миюри заёрзала на стуле.

— Таким образом, внезапность перемены своего положения твоему брату принять намного сложнее, чем ты думаешь. А он ведь из тех, кто тщательно всё обдумывает и действует с осторожностью.

Если со второй половиной Миюри могла согласиться, её брат был такой личностью, то осознать первую половину ей было ещё не под силу.

Такое долгое путешествие, и вдруг? А кроме того...

— А кроме того, он сейчас только учится, как следует вести себя высокопоставленному лицу. А ты сама? Каково тебе было, когда ты впервые стала волчицей? — спросила Диана, и её добрые, прищуренные глаза нашли мешочек с пшеницей на шее Миюри. — У теня не было никакого представления о том, как и что делать, поэтому ты просто наблюдала за другими и, подражая им, старалась изо всех сил двигать своими ногами... Разве не так было у тебя?

Миюри сейчас смутно помнила своё первое обращение в волчицу, но отдельные моменты в её памяти всё же сохранились, зато чувства разочарования и злости от того, что её ноги не хотят двигаться не так, как надо, укоренились глубоко в её душе и сейчас были столь же ощутимыми, как камешек, попавшийся в куске хлеба.

— Редко случается, чтобы у кого-то всё сразу же получилось с первого раза. Даже если твой брат кажется тебе совершенством, способным справиться, как надо, с чем угодно.

Последние слова содержали малую толику скрытого ехидства. Которое притупившейся иглой проткнуло раздутые домысли Миюри, заставив их лопнуть, как пузырь.

— Мой брат... он вовсе не совершенство, — с некоторым трудом ответила она и тут же поняла, насколько детским прозвучало её возражение.

Диана, конечно, не стала указывать на это, она лишь улыбнулась.

— И по поводу того, что тебя больше всего злит. То, что он обращается с тобой, как с ребёнком, — это другая сторона той же проблемы.

— Мм?.. — издала Миюри, ощущая, будто совершила огромную ошибку.

Однако она всё ещё не осознала, в чём именно. И потому не знала, куда вели слова Дианы, это пугало её.

Миюри невольно сжалась и робко подняла на Диану взгляд.

— Сейчас ты становишься по-настоящему взрослой.

— Э?.. — невольно переспросила Миюри, ошеломлённая этими словами.

Она тупо смотрела на своих подруг, и теперь заговорила Иления:

— Не думаю, что господин Коул обращается с госпожой Миюри как с ребёнком. Господин Коул по природе — самый искренний и серьёзный из людей. И он всегда заботится о госпоже Миюри. Поэтому из того, что сказала госпожа Миюри, следует, что...

— Что ты взрослеешь быстрее, чем думает твой брат, — продолжила Диана. — Твой брат думает, что разговаривает с такой тобой, какой он тебя представляет, а в действительности ты ушла вперёд намного дальше, чем он может вообразить себе.

В этот момент Миюри осознала, что сидит с широко открытым ртом, и поспешно взяла со стола чашу с напитком, чтобы как-то выйти из положения.

— Я?.. я?.. Это я? — вырвался у неё вопрос.

За вопросом вдруг последовала горечь. Миюри по-настоящему хотела, чтобы её назвали взрослой, в этом не было сомнений. Но сейчас ей было не по себе, и она не могла понять причину.

Она всегда хотела скорей стать взрослой, старалась вести себя и выглядеть, как взрослая, и верила, что это время уже не за горами. Но слова Дианы были для неё слишком неожиданными. Потому что она всё ещё не чувствовала, что сильно изменилась.

— Так вот, важно здесь то, что твой брат, вероятно, в таком же положении.

— Хк... Мм?.. А? — вырвалось у Миюри, меж тем как её газа не могли оторваться от нежного взгляда Дианы.

— Его вдруг высоко вознесли, стали называть Предрассветным кардиналом. Сам же он себя ощущает таким же, каким он был в Ньоххире.

Миюри снова сжалась, у неё перехватило дыхание. Её брат всё время говорил ей то же самое, а она каждый раз недовольно думала, какой же он трус. Но, может быть, это было не личной чертой её брата, может быть, это вообще свойственно людям.

— Сейчас ты взрослеешь с невероятной скоростью, а твой брат уже довольно взрослый. Потому и не может быстро меняться. Из-за этого всё взрослое, что ты видела в брате, наверняка будет быстро тускнеть для тебя. В результате по мере взросления ты всё больше и больше будешь замечать его детскую сторону, — сказала Диана и, откинувшись на спинку стула, спросила: — Только не скажу, разочарует это тебя? Или нет?

Немного опомнившись, Миюри заметила, что её уши и хвост выбрались на свободу, благо её одеяние святой скрыло это от окружающих.

Чтобы справиться с филином Роше, Миюри отправилась за Дианой и обратно летела на её спине. Вид с такой высоты сильно отличался от того, что Миюри видела с земли. Но изменилась лишь точка зрения, в то время как горы никуда не передвинулись, речки не пересохли, всё осталось, как было.

То же самое касалось и её брата.

Если подумать, он ещё в Ньоххире создавал у всех впечатление смышлёного паренька, но Миюри помнила, сколько нелепостей и глупостей он городил в своей комнате.

Но именно благодаря тому, что её брат был таким глупым, Миюри могла верить ему.

В этом путешествии Миюри научилась правильно выражать эту черту брата — до глупости наивный и честный.

И потому этот глупый, наивный брат добросовестно сдержит любое обещание, какое бы ни дал. А город Убан, именно из-за его наивности, в настоящее время стоял на ушах.

Если так, то всё, что было важным, определённо никогда не изменится. Со спины Дианы Миюри увидела много городов и гор, которые совсем не изменились из-за этого.

Именно благодаря честности брата она могла верить, что он будет держать Миюри за руку и никогда её не отпустит.

— Я думаю, мой брат остаётся моим братом.

И потому её чувства к нему никогда в действительности не менялись.

Диана довольно улыбнулась, а Иления облегчённо рассмеялась.

— Верно. К тому же большинство мужчин часто ведут себя, как дети, — несколько развязано заявила обычно утончённая Диана, ошеломив этим Миюри.

И тут Миюри вспомнила.

Её мама рассказывала, что Диана когда-то влюбилась в странствующего монаха, завершилось всё весьма печально, как это часто случается с не-людьми.

Миюри ощутила, что в какой-то мере понимает, каким по природе был тот странствующий монах. Он был, вероятно, искренним и прямым, простоватым, способным видеть лишь часть мира, но добросовестно исполнявшим обещания, и ещё был очень честным.

— И потому мне хотелось бы знать, — произнесла Диана, и её слова, словно начисто вытерли стол, за которым они сидели, полностью меняя настроение. — Чтобы загладить вину, готова ли ты по-взрослому уступить?

Упрямство — черта детского поведения, которое подошло бы брату Миюри, но совсем не подобало серебристой волчице. Однако Миюри, хорошенько подумав, ответила:

— Можно уступить, чтобы загладить вину, но, думаю, не стоит слишком потакать им.

Диана, чуть пожав плечами, произнесла:

— Возможно, это действительно очень важно.

И Миюри с Дианой обменялись довольными улыбками, а вот улыбка Илении была натянутой, возможно, она как овца посочувствовала барану, о котором шла речь.

Итак, раз брат Миюри недалёк, раз он ведёт себя, как ребёнок, ей приходится уступать ему и проявлять к нему внимание.

При этой мысли её хвост чуть вновь не вылез наружу.

Однако вожак стаи должен смотреть шире, не цепляться к мелочам.

— Но как бы нам не задеть гордость Коула, — с сомнением в голосе произнесла Иления, когда церковная служба, наконец, завершилась, и скопившиеся в церкви люди начали расходиться.

Несколько крыс вскарабкалось на стул, чтобы сообщить Миюри, что Предрассветный кардинал направляется к какому-то зданию, которое называлось городским советом. Похоже, они должны были обсудить какое-то городское событие или что-то в этом роде. Вообще-то, если бы хозяин таверны увидел крыс, можно было нарваться на неприятности, пусть даже крысы появились под карнизом снаружи таверны, а не внутри, поэтому Миюри спрятала крыс в рукав плаща и дала им там хлеба.

— Он так занят в значительной мере из-за того, что пребывает в этом городе, думаешь ты, и я тоже так думаю, ты в этом права. Многие дела, не будь Предрассветного кардинала в городе, развеялись бы, как дым, — согласилась Диана, подтверждая тем самым его неспособность верно оценивать положение. — Но он не хочет признаться себе в этом. Думает, что если жители города работают над осуществлением его замысла, ему надо работать как можно усердней. И чем усердней он работает, тем больше все уделяют внимание тому, что он говорит, и тем больше груз ответственности он несёт.

Родители рассказывали Миюри, как отлично её брат проявил себя при строительстве купальни в Ньоххире, как умело он распоряжался ремесленниками и материалами. И, скорее всего, он вмешивался во всё, исходя из своего опыта на тот момент, и его мнение по различным вопросам зачастую было достаточно здравым, Миюри не спорила с этим.

Но её брат обрёл слишком большую значимость. При этом сам считает себя агнцем и старается держаться среди прочих агнцев. Все вокруг стремятся держаться с ним осторожно с учётом его значимости, пытаются подольститься к нему: какой хороший агнец. Ему это нравится, и он издаёт овечьи звуки, что приводит к осложнениям.

— Мне надо что-нибудь сделать, чтобы показать моему брату, каким значительным он стал, и как его боятся люди.

Если бы Миюри смогла сделать это, его брат смог бы понять, что находится не на своём месте. Возможно, это глубоко ранит её чувствительного брата, но Миюри не могла не представить себе, как она берёт за руку брата с разбитым сердцем и уводит его в уединённое место, она уже с нетерпением ждала этого. Ей хотелось кормить этого агнца и гладить по голове.

— Трудность состоит в том, что господин Коул очень скромный, — высказалась Иления.

Диана издала смешок. Миюри вздохнула и взяла рукой кусок вяленого мяса:

— Кажется, это примерно как накормить лошадь мясом.

И острые клыки волчицы Миюри впились в кусок.

— Ну, а если по-другому? — спросила Иления.

— По-другому?

Иления, которой были так к лицу её пышные вьющиеся волосы, выдала недосягаемо уверенную улыбку.

— Меня в торговле учили, что если что-то не удаётся столкнуть с места силой, надо попробовать мягко потянуть.

Воплощение овцы и торговец шерстью. И наставлял её не кто-нибудь, а сама Ив.

Кивнув в ответ, Миюри произнесла:

— Если я не смогу моему брату набить рот мясом, после которого он поймёт, насколько значимым он стал... тогда, значит, мягко потянуть... потянуть...

Миюри задумалась, и тогда Диана, быстро отпила из чаши и произнесла:

— Коварство.

Волчий хвост, который Миюри только-только прятала, чуть не вырвался под плащом снова.

— Коварство?

— Каким бы строгим в своих убеждениях ни было значимое лицо, у него должно быть что-то, что приковывает его внимание.

Миюри ощутила, будто шерсть на её спрятанных хвосте и ушах встала дыбом. Это потому что в самой глубине глаз Дианы, даже если та улыбалась, Миюри могла заметить тлевшие угольки давно минувшего времени.

— "Неужели это на самом деле важнее меня?" Так я раньше обычно говорила.

Кхх-кхе, — услышала Миюри и, обернувшись, увидела, что это Иления подавилась хлебом.

Диана, воплощение огромной птицы и алхимик, чья работы окутана тайной. Трудно было представить, что когда-то она была влюблённой девушкой.

— Возможно, нам стоило бы попытаться отвлечь его, повернув его лицом к тому, что привлечёт его внимание, — произнесла она.

— Брат, что-то, что для него важно... — задумалась Миюри, и решение пришло ей в голову почти мгновенно. — Это я.

Диана и Иления согласно кивнули.

— И ещё Бог, — назвала Миюри своего соперника, вечно стоявшего на дороге у её любви, а назвав, поспешила смыть соком из своей чаши горечь во рту.

— Однако Бог... хм, Бог... — задумчиво произнесла она.

— У тебя появилась мысль? — спросила Диана.

Миюри пожала плечами и ответила:

— Меня это бесит, но если ему сказать, что Богу нужно, чтобы он сделал какую-то работу, он может увлечься этим с одержимостью.