Радужные крылья (общий файл)

Странно. Я бы даже сказала, очень. Как-то это совсем не укладывалось в общую картинку известного мне мира. Олли тоже отдавал должное странностям, но не парился. Барону виднее, к тому же лично для него это всё неудобств не представляло, а значит, и волноваться не стоит. Пока же дорога его ничем не испугала, птиц наслаждался новыми видами природы, добродушными шутками охранников и даже умудрился собрать на ходу маленький гербарий незнакомых растений. А ещё он был очень рад, что я вернулась.

Ближе к вечеру караван выполз на широкое каменное плато и расположился у небольшого источника. Повозки согнали в кольцо, и в два ряда запалили костры. По внешнему и внутреннему кругу. Местная скудная растительность совершенно не способствовала лесозаготовкам, но как оказалось, жгли здесь не дрова, а помёт своих коне-ящеров. Я уважительно покосилась на страхолюдин. Ну вот просто замечательные животные! Идеальное же безотходное производство! Оказалось, рачительные путешественники собирали по пути отходы жизнедеятельности своих клыкато-рогатых коней. Целых две телеги везли только топливо. То-то я ещё удивлялась, что дорога позади каравана практически чистая, принимая во внимание поголовье скота. Кстати, само топливо конечно... мм... пахло, но не смертельно, учитывая его происхождение. По крайней мере, когда начали разгружать те повозки, для меня содержимое стало сюрпризом.

Олли забрали к котлу, вручили ему ложку и велели снимать пробу. Дескать, он маленький, не объест в отличие от остальных желающих. Олли улыбался, жмурился, дул на горячую кашу и, кажется, был совершенно счастлив. Дабы не толкаться филеем с голодными путешественниками (а то вдруг почувствуют?), я отошла к загону с удивительными монстрами. Те равнодушно жевали зерно, шумно фыркали в вырубленной прямо в камне поилке, и косили на меня своими фиолетовыми глазами. Не поняла... Они что, меня видят? Я помахала руками, походила взад-вперёд 'лунной' походкой, повертелась. В результате моих идиотских телодвижений оказалось, что на расстоянии трёх-четырёх метров эти сволочи меня чувствуют. И в случае чего вполне могут похерить мою конспирацию.

Покорчив рожи и выразив тем самым им своё неодобрение, я уже было собралась идти обратно, как оказалось, что у загона развлекалась не я одна. Опёршись о перекладину перевязи и внимательно сканируя окружающее пространство, замер сам барон Дьёрд. Кстати, экземпляр местного дворянства был очень даже ничего, особенно когда выколупнулся из шлема. Высокий, мускулистый, на лице опять-таки печать интеллекта. Для меня последнее, кстати, совсем не последняя строчка в реестре привлекательности. Чернявый, как и все здесь мной ранее виденные, с длинной шипастой косищей. В смысле в косе у него целый арсенал металлических шипов вплетён был. Брови такие... красивые такие брови. Но нос был вообще вне всяких категорий. Шикарный такой нос. Мужика наверняка легко узнают в темноте по профилю. Для дамы такое украшение, даже в женском смягчённом варианте было бы чересчур, но ему шло. В общем, вид у барона был величественный, серьёзный и даже... опасный, да. Именно, опасный.

Так вот, барон стоял у перекладины и едва не принюхивался. Что с таким носом было совсем не сложно... ну ладно-ладно, не буду больше. Так вот, мужик реально так присматривался, как будто тут пряталась не мелкая безобидная я, а минимум вражеская засада. Зыркнув на коне-ящеров, я на цыпочках поспешила свалить с проваленной явки, стараясь не встречаться с ним глазами. Мало ли, вдруг и он почует. Ещё неизвестно как тут относятся к таким вот явлениям, вроде меня. Ещё выпнут из сна раньше времени. Почти все коне-ящеры вновь равнодушно опустили морды к поилке, и только одна зелёная, явно верховая скотина так и пялила на меня свои глазищи, пока я не вышла из радиуса её чувствительности.

Барон почесал предательницу меж второй пары рогов, ещё раз окинул взглядом площадку, но видя успокоившихся производителей топлива, сам чуть расслабился и отошёл к костру. Однако весь вечер окидывал стоянку внимательным взглядом. Хотя может он и не меня искал? Все путешествующие (от охраны до водителей гужевого транспорта), были напряжены, и даже занимаясь делами, держали оружие под рукой.

После еды Олли пел обещанную хвалу. Обласканный солнцем, он стоял почти на обрыве, протягивая руки небу, и ветер трепал его распущенные волосы. Остальные стояли полукругом на небольшом расстоянии, почтительно склонив головы.

Олли пел. Пел так, что замирало сердце, омываясь слезами и ослепительным светом. Вся тьма и пепел, вся боль и застарелая горечь стекали прочь, освобождая душу от оков страданий.

Олли пел, и казалось, за спиной вот-вот распахнутся крылья. Ещё миг и можно будет взмыть ввысь. Вверх. Туда, где в тебя верят, где тебя любят... Мда.

Я слушала и не успевала вытирать глаза. Впрочем не я одна. Матёрые служаки ярко блестели глазами, комкая в заскорузлых руках шапки. Беззвучно шепча что-то своё, отдавая молитве свои чаяния.

Потом, когда всё закончилось, Олли, тихо улыбаясь, накинул на голову покрывало, я так поняла, что-то сакрально-религиозное, и ушёл в повозку. Он всегда так. После молитвы ему нужно посидеть одному в тишине, найти дорогу обратно в этот грешный мир. Поэтому я не стала идти с ним, лишь проследила, чтобы он спокойно дошёл до места. Рядом с его повозкой расположились двое из охраны, развели костёр, воткнули в землю пару копий, расчехлили арбалеты. Подвесили на рогульку чайник. Окопались всерьёз, в общем.

Лагерь тоже притих, народ ходил задумчивый, и я бы даже сказала просветлённый, как бы странно это не звучало. Все разбрелись, решая какие-то свои дела. Кто-то встраивался в охранный периметр, кто-то что-то чинил, кто-то укладывался спать. Кстати, спать укладывались не снимая брони. Сторожа следили за кострами, окидывали окрестности настороженными взглядами и не выпускали из рук оружия. Сабли, пики, кинжалы — всё доставалось и проверялось. Арбалеты вообще были у каждого первого. Интересно, кого они так опасаются? Едва ли не со всех сторон стоянки — обрывы, дорога прослеживается километра на два-три, сюда внезапно разве что вражеский десант с вертолётов может спуститься. Ничего не понятно, но глядя на них всех я и сама начала нервничать.

Солнце медленно опускалось за горизонт, заливая всё вокруг кровавым светом, когда я услышала тихий клёкот. Ну что-то такое типа кхлик-кхлик-кхлю... Я ещё помню, обернулась, подумала, в караване что, ещё и живую птицу везут? Оказалось птица конечно живая, но ни фига не в караване.

Они налетели, появившись словно из ниоткуда. Упали на головы чёрным вихрем, оглушая криком, сбивая с ног кожистыми крыльями.

А я вообще ничего не заметила, сидя у скалы и предаваясь размышлениям. Просто внезапно опрокинулся мир, и всё залило красным. На лагерь стремительно опускалась темнота. И в этой тьме и багровых отблесках костров метались уродливые тени, сея ужас и панику.

Они нападали на всех: людей и животных, вырывая из жертв кровавые куски острыми клювами, вспарывая кожаный верх повозок огромными когтями... Гудели стрелы арбалетов, кричали люди, трубно ревели коне-ящеры, сражаясь с крылатыми монстрами наравне с людьми. Если бы не костры этих тварей было бы невозможно увидеть в сгущающемся мраке.

Я вжалась в скалу, когда совсем рядом со мной приземлилась одна из них. Она прижималась к земле, хищно выгнув шею, опираясь на когтистые сгибы крыльев и гневно шипя. Мать моя! Я задохнулась, разглядывая этот ужас!

Длинный вытянутый клюв с частоколом треугольных зубов, широкие полотнища кожистых крыльев, толстая шкура рептилии, когтищи и трогательный, сука, хохолок багровых перьев на макушке! Это что вообще такое?!

'Это' шипело и подбиралось к знакомой зеленушке. Та добивала очередную крылатую тварь, почти измочалив её в фарш, и видеть не видела нового крадущегося врага. Думала я недолго. Сосредоточившись, я сумела поднять камень и с криком приложила монстра по голове. Череп у страховидлы оказался титановым. Она лишь немного потеряла координацию и всё. Но зато зеленушка её заметила. И, окинув меня взглядом, насадила тварь на рога. На все четыре. Чёрная кровь потекла по её морде, но в моих глазах сейчас она была абсолютной красавицей. Пашка бы оценил. А вот Олли... Олли! Блять!

Я подскочила, оглядывая кипящий лагерь. Разобрать что либо в этом котле было невозможно. Мечущуюся тени, дым разворошенных костров, горящая повозка с краю. Кругом крики ярости и боли, звон оружия и клёкот этих летающих крокодилов!

Я лихорадочно вспоминала, в какой стороне повозка Олли, едва ли не крутясь в самом центре лагеря. На глаза попался барон. В рассечённой броне и с жуткой гримасой на израненном лице он был похож на всех демонов ада, в этой кровавой бане, стоя по колено в трупах. Чёрный дым завивался кольцами вокруг его фигуры, яростью сверкали глаза... Очередной рёв вернул мой разум на место, и больше не отвлекаясь на чужую битву, я помчалась вперёд. Рядом со мной слышался топот зеленушки, но я отметила это краем сознания. Мало ли какие у неё дела?

Я бежала и радовалась. Хорошо быть призраком, не приходится продираться сквозь толпу, намертво сцепленную боем, не приходится оскальзываться на кровавой земле и чужих внутренностях, не слезятся от дыма глаза, хотя вонь горелых шкур ободрала всё горло.

Неплохо быть призраком, но не тогда когда близкий тебе в опасности. Повозка Олли стояла с подранным верхом. Один из охранников был убит, оставшись лежать у колеса с порванным горлом. Рядом валялись разряженные арбалеты. Второй же вместе с Олли успешно отмахивались от твари с окровавленной мордой. Успешно только потому, что тварь была явно молодой, и потому не очень крупной. И только поэтому они были ещё живы, а не болтались в небе в когтях этих птеродактилей. Тварь была ранена, в загривке у неё торчали пара арбалетных болтов, но это если и ослабило её, то не очень заметно. А вот левая рука охранника уже висела плетью, да и от Олли было мало толку, пусть у него в руках и был меч. Я заозиралась вокруг, в поисках подходящих камней, но скалы были далековато, и на земле валялся лишь щебень. Тут с трубным рёвом мимо меня промчалась моя рогатая красавица и смяла тварь в душевном порыве. Ты ж моя умница! Охранник метнулся вперёд, добивая тварь, та яростно кричала, истекая кровью и корчась в пыли.

Не чувствуя под собой ног от пережитого, я выдохнула с облегчением. Олли повернулся ко мне с сияющей улыбкой... А у меня сердце оборвалось. Сзади на него стремительно надвигалась тёмная тень. Вот острой сталью сверкнули когти, впиваясь в его тело... Олли захлебнулся криком, выгнувшись от боли в захвате. А я, как в замедленной съёмке, видела чёрные лапы, с одним свеже отрубленным пальцем... окровавленную морду с выколотым глазом... Олли взмыл ввысь, за его спиной реяли огромные кожистые крылья... Птиц с ужасом смотрел на меня, протягивая руку... вот его губы шевельнулись... Шуи... Меня оглушил чей-то крик, сердце тяжело билось в груди... я не отпускала взгляд Олли, внезапно, словно поднявшись вслед за ним. Я не смотрела по сторонам. Я видела лишь его. Олли. Лишь его глаза. Моего птица.

Тварь улетала всё дальше от стоянки, перевалившись через невысокий хребет. Вот вдали показалось небольшое плато, зажатое в скалах, с единственным деревом на нём. Большим таким деревом. Огромным. С широкой раскидистой кроной. И гнездом.

Олли тоже увидел гнездо и всё понял. Губы его скривились в болезненной улыбке. Он вытянул узкий кинжал из ножен на руке и, зажмурившись на мгновение, вонзил его прямо в обрубок на лапе. По живой ране. Тварь дико закричала, разжимая когти, и Олли упал. Он падал на острые камни скальной гряды, ветер рвал его косу, а я никак не могла схватить его! Мне не хватало совсем чуть-чуть! Вот сейчас! Ещё маленько... Сейчас... Ну!

— Гриднева!

Глава 4. Отдых

— Гриднева!

Пощёчины оглушили на мгновение, яркий свет бил в глаза, грудь болела, как будто по мне стадо носорогов промчалось, дыхание срывалось, не давая втянуть такой нужный воздух. Да что происходит-то?!!

— Дыши!.. Гриднева, дыши!

В глазах всё плыло, я видела лишь медленно падающего Олли... Олли!!! Я рванулась, сама не знаю куда. Меня крепко ухватили за плечи.

— Гриднева... я тебя щас сам убью!.. Дыши!

— Паша?

— Паша-Паша... Дыши давай. Вот так... вдох-выдох... давай ещё. Умничка... вдох-выдох... да...

Я дышала, и потихоньку приходила в себя.

— Паша, что?..

— Приступ у тебя, вот что! Съездили, блядь, отдохнули!

Пашка обессиленно плюхнулся на пол. Тёр лицо подрагивающими пальцами и тихо матерился. А я, всё ещё с трудом дыша, озадаченно огляделась. Знакомый домик кемпинга. Кровать. Стол... Почему мы на полу?.. В голове плыл туман. Какие-то обрывки сна, какие-то лица...

— Санька, так больше нельзя. Если бы я не зашёл тебя проверить... Если бы я не успел...

Не успел... Воспоминание обрушилось гудящим потоком. Меня выгнуло в крике... Не успела... Олли!..

— Паша... Я не успела... я не смогла!... Паша, я не смогла его спасти! Паша!..

Он поймал меня в объятья и крепко сжал. Я билась в рыданиях. Я выла. Я цеплялась за него, как за последнюю надежду. Паша!.. Олли!..

Незаметной болью, вошла в кожу игла, и я, замерев на вдохе, обалдело уставилась на нечаянную медсестру:

— Зая?

— Я не зая, я — Зоя. Зоя Лисицына. Я снимаю у тебя комнату.

Я заторможено кивнула. Что бы мне не вкололи, это действовало быстро, и конец света видимо откладывался. Меня ещё потряхивало, но я потихоньку возвращалась в пределы своего разума. События сна подёргивались туманной дымкой, откатываясь куда-то в глубины памяти, и реальность постепенно обретала краски... Я мигнула.

— Я тебя помню. Ты — Лисицына. Ага. Зая.

— Зоя.

— Зая, ага.

Та вздохнула и перевела взгляд на Пашку:

— Это поддержит сердце и успокоит нервы. Немного. Но ей надо в клинику.

— Я понимаю.

— Что? Я никуда не поеду! Паша?! Я не хочу!

Внезапный всплеск эмоций дожал меня досуха, но результата не дал. Пашка лишь страдальчески поморщился.

— Блядь, Гриднева, заткнись, пожалуйста. Зая...

— Зоя.

— Да. Зоя, спасибо тебе.

Я вжалась лицом в родное плечо. Меня всю колотило, и лишь его привычное тепло рядом не давало сорваться в полноценную истерику. Олли... Пашкина лапа придавила мой вой в зародыше.

— Санька, успокойся. Ну всё. Тише-тише...

— Паша, давай я и тебя уколю? А может капельки? У меня есть. — Окинув нас нечитаемым взглядом, этот пушистый зайчонок внезапно оскалил зубы. — Да вы бы себя видели! Одна как свежее умертвие, губы вон до сих пор синие. И второго трясёт как в припадке! Ну?!

— Что?

Зая отчётливо скрипнула зубами:

— Тебе укол или капли?

— Давай укол. Быстрее будет.

Фыркнув, тихая и пушистая Зая ушла куда-то в темноту. Я осторожно выпрямила скрюченные в судороге пальцы, ослабляя хватку на Пашкиной майке. Его действительно потряхивало. Не знаю насколько синие у меня губы, но тело ломило, словно меня всю ночь палками били. Слёзы стояли в горле. А стоило прикрыть глаза, как я вновь видела падающего Олли. Я тихонько заскулила.