Битва за небеса

Осенью дневные полёты над Англией практически прекратились, впрочем, как и ночные, поскольку единственный образец ночной фотокамеры был ручным, с фокусным расстоянием всего 18 см и крохотным негативом. Исключением стала 1-я эскадрилья, получившая летом 40-го шесть Юнкерсов-88Д и группа Ровеля.

К Рождеству перевооружение дальней разведки в целом завершилось, фирма "Цейс" представила на испытания новые камеры, а инспектор разведывательной авиации генерал Богач получил внушительный перечень объектов и направлений. Система, выстроенная Богачем, оказалась жизнеспособной и эффективной. С самого начала (августа 39-го) предполагалось, что воздушная разведка в ходе боевых действий, прежде всего, обслуживает интересы наземных войск, а значит, и получает задания от армейского командования. Поэтому, к штабам всех групп армий и танковых групп направлялись "командиры Люфтваффе", в чине не менее полковника. Штаб группы армий получал заявки на проведение воздушной разведки, а также сам формировал задания на разведку в ближнем тылу противника. Затем все они передавались "Колюфту" (Koluft), который непосредственно и отдавал боевые приказы конкретным эскадрильям ближней разведки.

С эскадрильями дальней разведки решалось иначе. Районы действий и конкретные объекты для них определялись как в штабе группы армий, так и в штабе соответствующего авиакорпуса или воздушного флота. В итоге они действовали как в интересах командования Вермахта, получая приказы напрямую от Koluft, так и в интересах командования Люфтваффе.

А директивы, полученные Богачем, однозначно свидетельствовали, что ближайшей целью вермахта назначен Советский Союз.

* * *

Согласно одной из них, первым в Финляндию вылетел FW-200, с экипажем из пилота Корнелиуса Ноэля и штурмана Зигфрида Кнемейра. С этим экипажем (и ещё несколькими) была связана забавная ситуация, когда пришедший из гражданского флота штурман командовал военным пилотом. Таковы были правила немецкой разведывательной авиации, и ефрейтор Кнемейр ранее отдавал приказы лейтенанту Рунке. Правда, командование сориентировалось, стало быстро продвигать в званиях бывших "штатских" и, к моменту командировки в Финляндию, Кнемейр стал обер-лейтенатом.

Один из FW-200 задействовался в операции, поскольку такие же самолёты выполняли регулярные пассажирские рейсы по маршруту Берлин — Данциг — Кенигсберг — Белосток — Минск — Москва, они же летали и в Скандинавию, поэтому разведчик мог "затеряться" на маршруте, затем провести аэрофотосъёмку ряда объектов в Ленинграде и обстановки на "линии Маннергейма". Помимо FW-200, в Финляндию направлялись также два бывших почтовых гидросамолёта Bv-142 и один Юнкерс-88Д, оснащённый прототипом новой автоматической, широкоформатной, ночной фотокамеры. Настоящим же "козырным тузом" воздушной разведки стал Юнкерс-86П, доработанный вариант отвергнутого люфтваффе бомбардировщика, переоборудованный для высотных полётов. Первый прототип этого самолёта прошёл испытания летом 40-го в группе Ровеля и, совершая полёты на высоте до 14 км, проявил себя с наилучшей стороны. Англичане его просто не обнаруживали.

Вдохновлённое этим успехом техническое управление министерства авиации выдало заказ на 40 таких самолётов в трёх модификациях: "чистый" разведчик, высотный бомбардировщик и самолёт радиотехнической разведки. Последняя модификация выросла из "туристического вагона" — гондолы, вывешиваемой с борта дирижабля "Цеппелин-2", напичканной оборудованием для фиксации параметров излучения английских радаров и радиообмена. С 39-го года полёты этого дирижабля стали невозможными, однако нужда в такого рода информации только обострилась, и Ju-86P был признан наиболее подходящей платформой для доработанного комплекта аппаратуры.

Помимо Абвера, разворот вектора усилий германской военной машины, также стал понятен для эскадрилий погодных разведчиков — Wekusta. Четыре "изначальных" эскадрильи, сформированные из персонала школ слепых полётов, превратились в одиннадцать, их маршруты полётов дополнились советским Заполярьем и Кавказом. Специально для "погодных лягушек" был заказан сверхдальний четырёхмоторный Ju-290, перевооружение на который планировалось с осени 1942 года, а пока они осваивали Ju-88D.

Занимаясь обеспечением ПВО страны, Шпееру "поневоле" пришлось разбираться и с делами воздушной разведки, поскольку именно эта структура выступала своеобразным полигоном, на котором можно было смоделировать возможные ходы противника в ходе грядущего воздушного наступления. Помимо информации о затребованных объектах, рейды разведчиков люфтваффе предоставляли богатейший аналитический материал по структуре и действиям английской ПВО. Практически сразу был сделан вывод, что дневные налёты люфтваффе отразить сумеет, но вот ночные отражать попросту некому и нечем, поскольку существующая организационная и материально-техническая база, в ходе командно-штабных учений, показала полную несостоятельность.

Нельзя сказать, что до вмешательства Шпеера, "орлы Геринга" почивали на лаврах, нет — ещё в 39-м была сформирована 1-я эскадрилья ночных истребителей, а в мае 40-го Геринг пригласил на совещание капитана Фалька, который буквально завалил вышестоящие инстанции рапортами о необходимости создания специальной структуры. Заслушав соображения Фалька, Геринг немедленно назначил его командиром первой эскадры ночных истребителей. Вот только эскадру эту предстояло ещё создать.

Занимаясь архитектурой Берлина, в лице зенитных башен, Шпеер практически устранился от непосредственного участия в комплектовании эскадр ночных истребителей. После многократных встреч и обсуждений, он убедился, что это направление надёжно взяли на себя генерал-майор Каммхуббер, назначенный в октябре 40-го инспектором ночных истребителей*, и майор Фальк. Сам же Шпеер вплотную занялся радиоэлектронным оборудованием наведения ночных истребителей, а также их материально-технической частью — "выцарапать" из Геринга как можно больше Bf-110, оказалось задачей нетривиальной.

То, что этот двухмоторный дальний истребитель как нельзя лучше подходит к роли ночного, было понятно всем и сразу, однако "толстый Герман" ещё питал надежды, что фюрер скоро изменит решение, разрешив бомбардировки острова, поэтому всеми способами противился изъятию и переоборудованию "церштёреров" (Zerstoerer — тяжёлый истребитель). Помимо них, в ночной истребитель "переквалифицировали" часть Do-17, сведённые в группу дальних ночных истребителей под командованием капитана Гейзе. На эту группу Каммхуббер возлагал особенные надежды — бывшие бомбардировщики планировалось использовать в небе острова, чтобы ловить на взлёте/посадке самолёты англичан. Дело оставалось за "малым" — обеспечить ночников потребной аппаратурой.

Ежемесячные отчёты перед фюрером по "сантиметровой папке" привели к тому, что тот, устав выслушивать претензии заинтересованных сторон, дал Шпееру карт-бланш по радиоэлектронной промышленности. Бывший архитектор воспринял этот "подарок" даже с некоторым удовольствием, поскольку ему действительно не хватало полномочий, при этом надеялся, что с него снимут тяжелейший груз по тематике реактивных двигателей, однако надежды оказались напрасными и, с каждым визитом к фюреру, Шпеер отчётливо понимал, что эту, поистине адскую тематику, разгребать придётся лично.

На первый взгляд положение дел и ход работ там выглядели на редкость позитивно. С 1937-го года работу по реактивным двигателям "тянул" Гельмут Шельп, ранее получивший в США степень магистра и прошедший спецкурс для будущих руководителей авиационной промышленностью. Именно он, проделав выдающуюся теоретическую работу, обосновал, что максимальная скорость оптимального дозвукового самолёта должна соответствовать 0,82М, то есть в диапазоне 850-900 км/ч. Рассмотрев существующие на данный момент авиационные двигатели, он пришёл к выводу, что альтернатива реактивной тяге отсутствует. Его идеи нашли живейший отклик у многих инженеров, он нашёл единомышленника Ганса Мауха, который отвечал за ракетную тематику, был составлен план работ вплоть до 1950-го года, но вот затем... начались сложности. Мягко говоря.

Прежде всего Шельп перешёл из отдела общих исследований Технического управления люфтваффе в отдел двигателей ("поближе" к Мауху), рассчитывая проломить консерватизм моторных отделов БМВ и Даймлер-Бенц, твёрдо стоявшие на том, что поршневые двигатели далеко не исчерпали потенциал развития. Инициативу Шельпа поддержал моторный отдел Юнкерса, но руководитель отдела Отто Мадер на дух не переваривал ведущего инженера Макса Мюллера и делал всё, чтобы заменить его на австрийца Ансельма Франца.

Кроме того, Шельп твёрдо настаивал на приоритетности осевых компрессоров, а на фирме Хейнкеля ещё с 1936-го года работал фон Охайн, так же одержимый идеей реактивных двигателей, но сделавший ставку на центробежный компрессор и добившийся фантастического прорыва — в конце августа 1939-го, на его двигателе HeS-3b, в небо поднялся первый в мире реактивный самолёт Не-178. Однако на фирме Хейнкеля попросту отсутствовали мощности для производства двигателя.

Но самым большим разочарованием Шпеера стали консультации по этому вопросу с руководством люфтваффе. Ни Геринг, ни Удет, ни даже Мильх отнюдь не видели ничего выдающегося в полёте Не-178. И, формально говоря, имели на то основание, ведь самолёт показал скорость всего лишь 600 км/ч. При этом поршневики уверенно гарантировали, что новые самолёты с их двигателями смогут перешагнуть рубеж в 700 км/ч. К тому же, трудоголику Шпееру было просто по-человечески противно, видеть погрязшего в оргиях и пьянстве Удета, наслаждающегося роскошью и гедонизмом Геринга и, явившего нутро прожжённого интригана, Мильха. Последний, правда, за интригами хотя бы не забывал о делах. Поэтому Шпеер предпочитал общаться и решать вопросы с начальником связи люфтваффе Вольфангом Мартини и надеялся, что для реактивной темы Гитлер подберёт кого-нибудь другого.

Глава 3

Новый, 1941-й год эти надежды развеял по ветру. Январский доклад о ходе работ над сантиметровыми радарами шёл своим чередом, хотя, говоря по правде — это был не доклад, а скорее перечень пожеланий и намерений. На разработку измерительных приборов, испытательных стендов и новых материалов требовалось, как минимум, ещё полгода. Поэтому Шпеер сосредоточил внимание фюрера на первичном успехе, достигнутом в дециметровом диапазоне. Этап лабораторных испытаний завершили два образца приставок к станциям орудийной наводки: Вюрцлаус "отсекала" помехи от металлизированных лент на принципе изменения фазы отражённого сигнала, а Нюрнберг "цеплялся" за периодические колебания от винтомоторной группы.

— Таким образом, если помехи не превышают уровень отражённого сигнала более чем в пять-десять раз, то наши радары смогут выдавать целеуказания, невзирая на фольгу — закончил доклад Шпеер.

— А если... как там, — Гитлер поморщился. — Уровень помех будет больше чем в десять раз? Тогда что?*

Шпеер развёл руками.

— В таком случае станции ослепнут, мой фюрер, но...

— Никаких "но"! — вскочив, буквально взорвался Гитлер. — Я не желаю слушать этот жалкий лепет, мне не нужны оправдания, мне нужен результат! Неужели ты полагаешь, что англосаксы построят десятки тысяч тяжёлых бомбардировщиков, но при этом не смогут найти достаточного количества этих ленточек? У них хватает всего, с избытком хватает, а меня каждый день мучают тем, что у нас нету железной руды, нефти, ванадия, марганца, никеля... проще сказать, что у нас есть.

Выплеснув гневную тираду, адресованную не иначе как высшим силам, обделившим немцев столь необходимыми ресурсами, Гитлер продолжил.

— У нас есть только таланты наших инженеров, мастерство наших рабочих и Вермахт. Всё!

— А ещё у нас есть фюрер, — не преминул вставить реплику Шпеер.

От столь неприкрытой лести Гитлер запнулся, хмыкнул и уселся обратно за стол.

— Это так. Провидение действительно дало германскому народу меня, и я хочу, чтобы эти приставки обеспечивали работу при двадцати... нет! пятидесятикратных помехах. Задача ясна?

— Да, мой фюрер, — кивнул Шпеер.

— Это хорошо. А что у нас с зенитными ракетами?

По этой тематике ходом работ руководил фон Аксхельм, назначенный заместителем Шпеера и генеральным инспектором ПВО. Именно на него указал Геринг, вспомнивший о докладных записках "прожектёра-мечтателя". Генерал, несколько неожиданно для себя, получивший мощную поддержку собственным идеям с вершин властной пирамиды, развил бурную деятельность и постоянно "крейсировал" между Пенемюнде и заводскими КБ. Поэтому к вопросу Гитлера Шпеер был готов и ответил развёрнуто.

— Меморандум фон Аксхельма* разослан, направления работ определены, ответственные лица назначены.

Первое — это создание дешевых неуправляемых ракет с двигателями на твердом топливе для заградительной стрельбы на путях следования целей;

Второе — исследование и развитие более крупных управляемых ракет на твердом и жидком топливе. Создание ракет с визуальным слежением и управлением по радио, которые можно создать в кратчайшее время;

Третье — исследование и создание самонаводящихся ракет и неконтактных взрывателей.

Испытательный полигон Пенемюнде реконструируется и получает новое оборудование, в частности оборудование для траекторных измерений, фирма Аскания предоставила новейшие фотокинотеоделиты, также строятся два новых железобетонных стенда, техническая позиция, стартовая площадка и...

— Хорош, Альберт, прекращай тараторить, — махнул рукой Гитлер, прерывая бодрый доклад. — Понятно, что с ракетами ждать скорого успеха не приходиться, ситуация такая же как с новыми радарами. Ты мне лучше по реактивным двигателям доложи.

Шпеер поморщился, вздохнул и начал перебирать бумаги в принесённой папке. Заранее заготовленные аргументы под сверлящим взглядом вождя куда-то разлетелись, оставив в голове лишь звенящую пустоту, и вынуждая говорить начистоту.

— Мой фюрер, с этой темой я не справляюсь.

— Почему? — удивился Гитлер, всем своим видом выражая недоверие к произнесённым словам.

"А, да чего уж там" — подумал Шпеер и продолжил сеанс самобичевания.

— Потому что я не знаю какими именно они должны быть, потому что у меня нет представлений о необходимой реорганизации и ещё мне катастрофически не хватает времени.

— Времени не хватает всем, — философски заметил фюрер. — Вроде совсем недавно был молодой, а тут раз и старость совсем близко. Поэтому давай по первым двум пунктам. В чём проблема с типом двигателя и почему нужна реорганизация? Говори, не стесняйся.

— Прежде всего, я не знаю на кого сделать ставку. У Хейнкеля есть фон Охайн, их реактивный самолёт уже летает, но с такими характеристиками, что руководство люфтваффе просто отмахивается от него.

— Альберт, запомни, — Гитлер гневно раздул ноздри. — Ты подчиняешься только мне, коль потребуется, то Геринг и вся его компания будут обожать и Хейнкеля и его самолёт. Так что там с Охайном?

— Там всё довольно просто. Охайн сделал двигатель с центробежным компрессором, но сделал буквально в сарае, на коленке. Производить его негде, у Хейнкеля нет производственных мощностей.