Мастерград 7

— Тост, как известно, должен быть кратким и емким как выстрел, За семью Петелиных, долгих им лет и процветания!

Краем глаза он заметил, как уголки губ Ольги едва заметно дрогнули в болезненной усмешке. Она медленно поднесла к губам бокал вина — напитка, по мнению старшего Петелина, полностью оправдывавшего каждую заплаченную за него на смоленском торжище серебряную монету. Старший — Егор лишь слегка пригубил настойку — через час ему предстояло отправиться на тренировку спецназа, и хмель был неуместен.

Ольга искоса посматривала вправо, где муж, навалившись грудью на край стола и жестикулируя рукой с зажатой в ней вилкой и наколотой шпротиной, горячо увлеченно что-то объяснял сыновьям. В глубине души она радовалась тому, как хорошо у него складываются отношения с детьми — он был для них не только отцом, но и настоящим другом. Однако тревога за старшего сына не покидала ее. Особенно беспокоило его странное поведение в отношении девушек. Если бы не ее скептическое отношение ко всевозможным суевериям и приворотам, она бы всерьез заподозрила, что покойная русинка околдовала сына! Она поняла, что глаза у нее вот-вот увлажнятся. Ослабли нервы.

Прозвучало еще несколько тостов, после чего старший сын, извинившись, поспешил на занятия. Младший же состроил такую умоляющую гримасу, что Ольга, не в силах устоять, отпустила его на танцы.

Александр с тревогой наблюдал за женой. После того как сыновья ушли, настроение Ольги еще больше испортилось.

Он пытался разрядить обстановку шутками и тостами, но получалось как-то неестественно, натянуто и Оля подумала, что это из-за недавних конфликтов с Чепановым, но когда она попыталась поговорить об этом напрямую, муж лишь отмахнулся, отводя взгляд:

— Ольга отстань!

Они еще немного выпили и внезапно по упругой женской щеке сбежала холодно блеснувшая слезинка. Александр замер на полуслове, не закончив тост. Рука, в растерянности, отпустила рюмку.

— Ты что, Олененок? — озадаченно хлопнул глазами.

В этот момент Ольге следовало бы рассказать мужу о своих тревогах за старшего сына, но вместо этого она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Слишком многое навалилось на нее в последнее время: война, побег из 'старого' мира, стычка с пустоцветовскими бандитами и война с князем Олегом.

— Что? Что случилось то? Может, воды принести? — в голосе мужа слышалось столько искреннего недоумения и стремления помочь, что она только молча кивнула.

Когда Александр вернулся с водой, женщина, не глядя, выпила и неожиданно для самой себя произнесла совсем не то, что собиралась сказать еще секунду назад:

— Петелин, Петелин, куда ты нас затащил?! Ни воды, ни электричества, как дикари какие-то! — смахнула ладошкой со щеки слезинки, губы кривились от бездны эмоций в душе.

Александр несколько мгновений ошеломленно смотрел на жену, судорожно сглотнул и сжал губы в бледную нить. Следом обрушилась обида. Он так старался сделать любимой жене сюрприз! Перерыл все продовольственные склады — да что там, использовал служебное положение. И все для того, чтобы праздничный вечер сделать незабываемым!

Обида породила гнев и захотелось заорать, ударить кулаком по столу, но он только отвернулся к окну и, не сдержавшись, выругался вслух.

— У тебя претензии ко мне? — повысил голос Александр, рука машинальным жестом пригладила короткий ершик седеющих волос. Тяжелый взгляд не отрывался от лица жены с мокрыми дорожками слез, — По-моему, уйти из 'старого' мира было нашим общим решением? Или я не прав?

Ольга опустила взгляд в пол. В этот момент она походила на воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Подняла бокал, задумчиво глядя на вино, поставила на стол. Растерянная и покрасневшая, молчала, не поднимая глаз.

Двумя теплыми ладошками подняла руку мужа, приложила к своей щеке:

— Ты прости меня, дуру — не сдержалась. Я так беспокоюсь о Гоше, — она с надеждой посмотрела в мужские глаза. Александр знал о чувствах сына к погибшей русинке, но не представлял, насколько это серьезно.

Он наклонился и легонько коснулся лбом к гладкому женскому. В семье Петелиных это означало что прощен, или прощена, в зависимости от того, кто виноват.

Ольга вздохнула и произнесла с нотками ворчливости в голосе:

— И все-же... Нет...чего-то не хватает.

Петелин поднял голову. Несколько мгновений смотрел на жену непонимающим взглядом.

— Ну что тебе не хватает... хочешь бананов?

— Нет бананов не хочу, — женщина непонимающе хлопнула глазами.

— А зря нам приматам без бананов никак! — Петелин с самым серьезным видом поднял указательный палец вверх.

— Стоп... бананы? Какие бананы? Откуда здесь бананы? Прикалываешься надо мной, зараза! — Оля звонко рассмеялась, словно только-что и не плакала горько.

Они еще поговорили о Егоре. И Оля призналась, что, если бы это не было полной чушью, она подумала бы что Гошу заколдовали, а после начали носить грязную посуду на кухню — единственное место на этаже, помимо умывальника где была вода. На следующий год планировали провести воду в квартиры — благо, труб из 'старого' мира вывезли достаточно.

* * *

Егор Петелин, погруженный в собственные мысли, возвращался домой, обходя многочисленные лужи. Очередной нудный осенний ливень щедро полил землю, которая уже не могла впитать излишек влаги. Вечерние занятия в отряде спецназа оставили после себя усталость и напряжение. Луна бледными пятнами отражалась в лужах.

Внезапно краем глаза он заметил движение справа — что-то темное промелькнуло в полумраке. Егор молниеносно выхватил пистолет из кобуры, на взмахе руки передернул затвор и развернулся, одновременно приседая.

Но это оказалась всего лишь собака — крупный пес, испуганный резким движением, метнулся в сторону. 'Черт знает что, так и свихнуться недолго', — пронеслось в голове у Егора. Крутанулся на каблуках — вокруг ни души. 'Нервы совсем ни к черту!' — мысленно выругался он, убирая оружие.

Дома стояла тишина. Из-под двери родительской комнаты пробивалась тонкая полоска света. Егор на цыпочках направился к комнате, которую делил с братом, но не успел переступить порог, как дверь родительской спальни негромко распахнулась. В неярком свете керосиновой лампы он увидел мать.

— Егор, зайди к нам, нужно поговорить, — ее голос звучал непривычно серьезно. Она сделала приглашающий жест и отступила вглубь комнаты.

Егор насторожился. Мать редко обращалась к нему с такой интонацией. Он знал, что она всегда уважала его самостоятельность и старалась не вмешиваться в его дела без крайней необходимости. Что же могло произойти на этот раз?

Он вошел в родительскую комнату и замер на пороге. У окна, в том самом кресле, которое помнилось ему с самого детства, сидел отец. Это кресло, как и всю остальную мебель, Петелины вывезли из старой квартиры во время того самого 'разграбления' старого мира — даже двери тогда сняли.

Отец поднял глаза, бросил на него короткий взгляд и тут же отвел глаза в сторону. Это насторожило Егора еще больше. Что-то было не так.

Мать подошла к отцу и встала рядом, положив руку на высокую резную спинку кресла.

— Сынок, — начала она голосом, в котором явственно слышалось смущение и даже, как показалось Егору, тревога. — Мы, — последнее слово она подчеркнула и бросила быстрый взгляд на отца, упорно не глядящего на сына, — хотим поговорить о твоей судьбе.

Она сделала паузу, и Егор ощутил, как все внутри сжалось. Родители смотрели испытующе, словно пытались прочесть мысли. — он уже примерно предполагал, о чем пойдет разговор.

— Тебе уже двадцать пять, а ты все как тополь на Плющихе, один, — решительно закончила мать, и в комнате повисла тяжелая тишина.

Егор ощутил себя школяром старых времен, вынужденным снимать портки перед строгим учителем, уже державшим наготове пучок розог. Сделав над собой усилие, чтобы не опустить глаза, ответил, стараясь говорить как можно ровнее:

— Мам, ну не начинай. Ты же знаешь причины.

Он отвел взгляд, и в комнате установилась неловкая, звенящая тишина.

В памяти Егора, словно кадры старого фильма, промелькнули воспоминания. Русинка, ее лицо, ее глаза — все это было как вчера. Он не мог забыть ее, не мог предать ее память, выбрав другую.

Мать посмотрела сыну в лицо и уловила сухой, непримиримый блеск глаз молодого мужчины.

— Сынок, — произнесла, ломая тонкие пальцы, — Ну что же делать. Я понимаю твое горе. Понимаю, что ты полюбил ее, но что же делать — она ушла, а живым нужно продолжать жизнь! Не можешь же ты ради мертвой губить собственную жизнь!

На шее Егора змеями вздулись жилы. Достали! А может перейти в общагу для неженатых? Необходимо подумать!

— Мам, я же говорил тебе — не могу я так. Не могу предать ее. Ее память, — голос сына звучал непривычно резко. Мать заметила в лице, в глазах сына, что он на грани. Если бы с ним разговаривали не родители, он, наверное, не сдержался бы и вспылил.

Глава 3

В конце месяца Вересня (древнеславянское название сентября) произошло событие, которое изменило жизнь детей из ближайших поселений кривичей. Хроноаборигены наконец-то решились отправить детей на обучение в населенный загадочными уральцами город Мастерград...

День у маленького кривича по имени Молчан не задался с утра. Был у него троюродный брат — Первак, старше на одну весну и выше на полголовы. Его отец торговал с самим Смоленском и с ним считались даже старейшины, отчего тот вечно ходил с высоко задранным носом. А младшие ребята, да и ровесники признавали его предводителем, но Молчан держался сам по себе, что дико бесила 'родича', Чернобог его унеси к себе! Доходило и до драк, бывало, то один, то второй возвращались домой с расквашенным носом. А что он задается и хвастается своим луком? Молчан попросит отца и ему такой же сделают! Вот и сейчас дошло до драки — благо заметила последствия только мама, но лишь вздохнула.

Вся семья, собралась вокруг грубого дубового стола. Светлица, где жил Вторак, два младших брата и старшая сестра с родителями и дедом Втораком, высоким и сухим, как щепка, стариком, отцом матушки из-за своей продолговатой формы и постоянно царившего здесь полумрака по мнению попаданцев скорее, пожалуй, походила на склеп, чем на жилое помещение.

Отец, серьезный и немногословный, положив на плечо сыну тяжелую руку, объявил, что старейшины постановили: дети их веси (деревни по-древнерусски) отправятся в город уральцев, чтобы перенимать у них уму-разуму и всякие хитрые штуки. Самому Молчану уже миновало восемь лет — пора.

Сердце мальчика сжалось. Ехать к этим непонятным уральцам, про которых ходили самые противоречивые слухи? Одни шептались, что они колдуны, творящие немыслимое зло, а другие — что добрые ведуны. Но ведь именно они побили и пленили войско русов! Молчан панически боялся колдунов и любой нечисти — только их и никого больше! Он с мольбой посмотрел на матушку, и та ответила ему сочувственным, полным тоски взглядом.

Налитый слезами взгляд мальчика поднялся вверх, на покрытый черной патиной сажи потолок, сшитый из тесанных вручную досок. На столбе, покрытом грубыми резными узорами, между потолком и стеной, висел на деревянном гвоздике связанный толстыми нитками пучок сухой травы с крупными, фигурными продолговатыми листьями.

Бам! — стукнул об утрамбованный до каменной плотности земляной пол посохом дед Вторак и все взгляды обратились на него.

— Поедешь! — отрезал он, и в его голосе не было места возражениям, — Ума-разума будешь набираться!'

Его взгляд был так суров, что Молчан сразу понял: ни слезы, ни уговоры не помогут. Приговор окончательный.

На следующее утро дядька Крик усадил на телегу перепуганных детей. К удивлению Молчана, там же оказалась и соседская девочка-ровесница по имени Лада — особа дюже вредная, с которой Молчан не раз сходился в честном бою.

Мастерград поразил с первого взгляда. 'Хорошо живут', — невольно подумал мальчик. Прямо перед ним высились огромные, в два жилья, избы — целых пять штук! Говорили, такие же есть в Смоленске, но сам Молчан видел их впервые. Дома в его веси были скорее полуземлянками, где взрослый человек возвышался над крышей. Даже воздух здесь был иным — чистым и пахнущим чем-то незнакомым. Люди носили диковинную одежду, а мимо, пыхтя, прокатилась знакомая самобеглая телега — такая же однажды приезжала в деревню, так что чудом это уже не казалось.

Попрощавшись, дядька Крик пообещал вернуться после полудня и укатил. Детей встретила женщина в странном платье — не до земли, как у кривичей, а едва прикрывающем колени. Назвавшись Вероникой Ивановной, она повела их во двор большой избы, где уже ждала толпа мальчиков и девиц разного возраста. Всех построили, словно воинов перед битвой, выстроив по старшинству.

Перед строем вышел седой, словно лунь, короткостриженый уралец.

— Меня зовут Степан Викторович, и я один из старейшин, — объявил он. — Будем учить вас, как своих. А самые смышленые и трудолюбивые постигнут наши главные чудеса и даже смогут управлять самобеглыми телегами!

При этих словах в груди у Молчана что-то вспыхнуло. Ему так захотелось научиться управлять телегой, чтобы потом дура Лада сгорала от зависти! Не сдержавшись, он показал ей язык. Вероника Ивановна, заметив это, лишь добро улыбнулась и беззлобно погрозила пальцем.

Затем их повели в огромную избу, называвшейся школой, и усадили в светлой горнице-классе. Вероника Ивановна — она сказала, что это она будет их учить, потом долго рассказывала о диковинных законах Мастерграда и их школы, а потом стала расспрашивать детей, кто что умеет и до скольки может считать. Молчана она похвалила, и от этого на душе у него стало немного спокойнее.

Внезапно раздался пронзительный звон.

— Перемена! Можете выходить и играть, — объявила учительница.

Дети с радостным визгом высыпали во двор. Молчан так увлекся игрой, что не заметил, как вокруг никого не осталось. Очнувшись, он с ужасом понял, что забыл, где их класс. Холодный комок страха подкатил к горлу, и по щекам покатились предательские слезы.

— Что случилось, малец? Чего ревешь? — услышал он над собой.

Перед ним стоял незнакомый юноша. Размазывая слезы, Молчан объяснил, что потерялся. Тот кивнул, взял его за руку и повел вдоль длинного коридора, заглядывая в двери, пока они не нашли нужную светлицу.

'Добрый вьюнош, — с облегчением подумал Молчан. — Значит, уральцы — не злые колдуны, а добрые ведуны!'

За день было еще несколько перемен, но теперь Молчан зорко следил, чтобы не отстать, и накрепко запомнил дорогу.

После их вкусно накормили, а вскоре приехал и дядька Крик. Возвращаясь в телеге домой, Молчан подумал: 'День выдался хоть и страшным поначалу, но в общем — все было здорово. В общем было здорово и он никогда не забудет первый день в школе!'

* * *

'Урр-урр-урр' — донеслось от распахнутого окна голубиное воркование, смешиваясь с витавшим в горнице запахом дыма из печи и едва уловимым духом сушеных грибов и вяленой рыбы.

Борич, седовласый старец градской, чье слово весило в делах Русы едва ли не больше княжеского, сидевший на массивном, украшенном резьбой столе (кресло по-древнерусски), с изображениями переплетающихся змей и волков, символами силы и защиты, — рывком крутанулся на звук. Дубовые половицы под его мягкими сапогами из сафьяна чуть скрипнули. Его взгляд, до этого задумчиво блуждавший по закопченным матницам (потолочным балкам), с свисающими пучками целебных трав, стал острым и цепким.