Сильнейший

Чувствовалась сноровка. Не прошло и нескольких секунд, как верхняя часть тела Ханмы местами была покрыта грязно-белыми лоскутами, которые тут же начали терять свой окрас, превращаясь в бордовые тряпки.

В это время обстановка почти не поменялась. Единственное, все статуи, которые до этого резво передвигались к их обидчику, сейчас как-то вымученно-вяло плелись, как сквозь толщу воды.

Может быть, устали или отвоевались?

Например, единственный, находящийся на своих двоих, воин с развороченным лицом и без руки неспешно ковылял в сторону юноши, держа целой рукой двуручный меч так, что он острием своим царапал поверхность. Звук был донельзя неприятный, но никто не жаловался... Он подавлял негромкое скрежетание остальных изваяний, которые — ползком, ползком, но тоже смещались к их обидчику, причем различные части тела как под действием непонятной силы ползли, невзирая на законы природы. Даже та статуя, которая до этого была превращена юношей в груду камней: отдельно, сегментами, но словно медленный каменный ручеек текла по поверхности пещеры.

Баки в это время терпеливо стоял и ждал. Нет, конечно, можно было попытаться преспокойно по одиночке добить противников, превратив их останки в труху и пыль: что-что, а юноше это не составило бы труда. Но какая-та непонятная сила подсказывала Ханме, что лучше пока не предпринимать столь поспешных решений. Сама подсказка исходила, будто 'извне'.

Когда все воины поравнялись в одну линию, вдобавок произошло это одновременно и в нескольких метрах от Баки; тогда время словно остановилось: ни статуи, ни юноша не подавали признаков жизни. Воцарилась гнетущая тишина и все вокруг выжидали.

Но вот томительные мгновения минули, и со стороны статуй шаг вперед сделал тот самый относительно целый воин с огромным мечом. И довольно ловко подкинул свое оружие целой рукой. Меч сделал пару оборотов в воздухе и затем с легким свистом начал падать острием вниз. Перед самым приземлением двуручник мягко был пойман изваянием. И в тот же миг статуя придала ускорение оружию — и то, с немного звенящим и отрывистым звуком, наполовину длины лезвия вошло в каменную поверхность.

После сего действия воин глухо стукнул себя в грудь здоровой рукой и издал пару резких и рявкающих звуков, по-видимому, на каком-то языке — и склонил свою обезображенную голову.

И после этого растворился в пространстве, осыпавшись пылью с песком! Тоже произошло и со всеми остальными воинами, точнее от их остатков.

Откуда не возьмись, взялся легкий ветерок, и сдул все то, что осталось от стражников. Как будто их никогда и не существовало. И лишь оружие напоминало, что все было взаправду.

А Баки тем временем задумчиво глядел перед собой. Он, конечно же, не понял ни слова, что пытался сказать напоследок ему воин. Но от природы своей Ханма не был глупцом, поэтому догадывался.

Он присел на колени и поклонился теперь уже пустой пещере. Отдать дань достойным противникам — этого требовал его боевой дух.

А произнесло изваяние такие слова:

'Спасибо за покой. От всех нас'

* * *

Баки вышел из чуть не ставшей его могилой пещеры и медленно побрел вдоль узкого туннеля в слегка приподнятом настроении: славный был бой, ему пришлось сражаться на пределе своих сил и возможностей, используя все навыки выживания. И, казалось бы, из безвыходной ситуации — он вышел победителем, и что немало важно — живым! — он еще раз осмотрел свое тело: для обычного среднестатистического человека — коим Баки не являлся — его раны были, если и не смертельны, то довольно ощутимы. И в конце концов через пару часов привели бы к заметному ухудшению состояния системы организма в целом.

Но у юноши было еще несколько козырей. Одним из них была сверхвысокая скорость восстановления организма, в том числе 'бешеная' регенерация, выработанная за счет продолжительных тренировок с разного вида травмами, будь то переломы, вывихи, смещения и повреждения различных тканей. То есть даже насквозь 'прошитая' в двух местах рука доставляла лишь импульсивно ноющую боль — вечную спутницу регенерации... Кровь же уже почти перестала течь, так как поверхностные ткани и заживают быстрее, препятствуя распространению красной жидкости вне организма.

Еще один момент, который несказанно радовал Баки, — это то, что кости и хрящи не были задеты...

Может случайно, а может и подсознательно, али специально, но юноша тогда избежал ранения, которое бы мучило его минимум пару недель, прежде чем он восстановился бы полностью и то не факт. Так как разрез и практически трещина в кости — это вам не царапина на коже. Иной человек пару месяцев в гипсе при таком роде травме ходит... а потом еще полгода восстанавливает моторику конечности... Но да ладно — закончили.

Единственное, что следовало бы еще добавить, что даже у такой сравнительно быстрой регенерации, как у Баки, есть свой отрицательный аспект — организм испытывает более острую боль, нежели при обычном восстановлении организма. Да и ресурсы на восстановление надо откуда-то брать... Баки уже довольно-таки давно не ел и не пил. А когда организм начинает 'жрать' сам себя — это еще те ощущения. Причем многократно усиленные при столь быстрой регенерации...

В общем, хоть и чувствовал юноша себя физически нормально, но непродолжительное время.

Спустя около получаса блуждания по туннелю, вместе с физическим утомлением к Баки пришла и некая надежда: впереди, сквозь подслеповато синюю толщу камня — показался, едва видимый из-за расстояния, пучок света...

'Свет в конце туннеля!'— с долей иронии, немного покривив уголками рта, подумал юноша и ускорил шаг.

Синеватая и безликая, если можно так сказать, темень, когда видно лишь на пару метров впереди, — уже порядком достала Баки... Хотя если бы не она, то возможно в той пещере с воинами он бы и не выжил, попросту вовремя на заметив очередной выпад статуй. Юноша, конечно, и в абсолютной темноте мог бы сражаться, так как чувство дистанции вместе с навыками и инстинктами — никуда не пропадало, да и практика в прошлом уже присутствовала... Исчезало лишь глазное зрение, которое не так важно в контактном бою.

Да и в жизни многие в упор не замечают очевидные вещи, имея стопроцентное, не затуманенное зрение...

* * *

Но вернемся к нашему приключенцу. Через непродолжительный промежуток времени он вышел к идеально круглому помещению, весь периметр которого представлял собой стеллажи с различными свитками и пергаментами, в хаотичном порядке разбросанные на полках: где-то даже друг на друге и крест-накрест. Создавалось ощущение, что какой-то нечестивый и неопытный библиотекарь прошелся, расшвыривая пергаменты, будто ненужные элементы декора.

В центр же помещения, довольно просторного и ровного, падал узкий луч света, который причудливо отражался от золотистой поверхности. Этот же луч таинственным образом и мешал юноше разглядеть то, что находилось в центре комнаты.

'Достиг все-таки?' — юноша торжественно (как ему казалось) прошествовал к центру, не отрывая взгляда от света. Щурясь, он пытался разглядеть, на что же луч падает. Остальное помещение, как и углубления со свитками, в которых возможно находились тайные знания веков, казались ему в тот момент слишком безликими и ничтожными. Его притягивало невообразимой силой к центру зала. И эту силу — он по ошибке бы назвал любопытством. Если бы не одно НО...

Когда Баки подошел практически вплотную к центру, ему нестерпимо начало резать светом по глазам, так, что даже выставленные вперед ладони мало, чем помогали. В какой-то момент свет стал более приемлемый, однако за пару секунд боль от света сменись на ужасающую головную боль, а также шум в висках.

Баки, который находился будто во сне, до конца не осознавая, что делает: по инерции сделал пару шагов и пал на колени, облокотившись на небольшое каменное возвышение, на котором находилась необычная на вид скрижаль (повторяющая контуры возвышения), ледяная на ощупь. Казалось, он даже не почувствовал это... Переборов тошноту юноша несколько мгновений приходил в себя и наконец обратил внимание на нечто холодное под руками. Наконец мотнув головой и отводя наваждение, он с более осмысленным взглядом провел по скрижали.

'Чистое золото...' — отметил зачем-то для себя Баки, пытаясь прочесть выгравированные на скрижали символы. Он уже хотел разочароваться, что не понимает этот незнакомый язык, как, будто по мановению чей-то невидимой руки, символы ярко засветились. Баки пришлось закрыть глаза, однако иероглифы никуда не исчезли, но сквозь веки они ему теперь казались знакомыми. Письмена магическим или еще каким образом стали написаны на его родном языке. Он попытался открыть глаза, но веки были будто склеены.

Юноша зачем-то начал шептать эти светящиеся слова вслух, ужаснувшись, что смысл улавливает лишь на краю сознания. Вместе с тем он начал слышать какой-то шум... похожий на землетрясение и рушившееся потолки. И он приближался!

Однако Баки уже был не в состоянии владеть своей волей, своим телом и даже не мог остановиться читать и его голос ему казался совсем другим — чуждым и неестественным... Он сконцентрировался на чтении, но только когда уже последние строчки были прочитаны — в его мозгу отпечаталась единственная фраза, последняя из скрижали:

'Всяк живущий лишь раз, стремящийся к силе и совершенству, прими свой второй шанс и свою судьбу!'

И в тот же момент сердце Баки — абсолютно здорового юноши — остановилось. На вдохе. Он не веряще в последний раз моргнул и начал заваливаться назад... Понимая, что не может пошевелить и пальцем... Его душа, а также его дух, объединившись с ней, цеплялись за свою оболочку. Но тщетно. Сила, сравнимая с силой самой природы, а может даже она и есть, неразумная (в человеческом понимании) и намного превосходящая людские силы, желания и стремления — уже все решила без ведома и согласия своей 'жертвы'.

* * *

Тот таинственный шум, являющийся песчаным потоком, управляемым невиданной энергией, наконец добрался до комнаты с еще теплым телом. Но Баки уже было все равно. На его мертвенно-бледном лице запечатлелась гримаса непонимания. Из застывших глаз, которые ошеломленно смотрели перед собой, выходили одинокие уже высыхающие дорожки слез.

Одни из его в шутку брошенных слов стали пророческими.

* * *

В тот день, двенадцатого числа 200X года, Ханма Баки умер в своем мире.

*Южная Америка*Территория военных действий*Ханма Юдзеро — сильнейший человек на планете*За несколько секунд до смерти Баки*

Красноволосый с алыми глазами мужчина с неким пофигизмом наблюдал из транспортного вертолета за проносящимися лесополосами — и все же, не смотря на свое кажущееся расслабленное состояние, ему было неспокойно. Впрочем, вид-то у него был безмятежен, однако сильно контрастировало с наружностью его тело: выступающее бугрящимися мышцами и венами даже сквозь легкую одежду и готовое в любую секунду окунуться в любую бездну битвы. Поговаривают, что ТАКИЕ функциональные, не забитые мускулы не накачаешь обычным способом в гимнастическом зале или качалке... даже занимаясь при этом всю жизнь.

— Страйден, как-то погодка сегодня не очень, м? — окликнул он военного в чине капитана и по совместительству единственного пилота.

— Ага, обещали грозу, — лаконично, не меняясь в лице ответил вояка и на мгновение скосил взгляд в зеркала заднего вида, тут же вернув его перед собой.

Внезапно Юдзеро будто почувствовал что-то извне: у него кровь прилила к вискам, лицо не только покраснело от ярости, но и приняло зверское выражение, нет, даже скорее демоническое. И он сквозь зубы прошипел:

— Вот щ-щ-щенок! — и 'слегка' ударил по стенке вертолета — однако этого хватило, чтобы машина покачнулась и повелась из стороны в сторону.

Когда Страйдену удалось выровнять вертолет, он спросил без особой интонации, привычный к выходкам Великана:

— Юдзеро, что там?

— Ничего... — произнес погруженный в свои мысли Юдзеро. И на его лице в тот же миг заиграл привычный оскал, и он прорычал. — Знаешь, что! Поворачивай назад! Сегодня противник не досчитается еще одной роты! Салаги!

Страйден ничего не ответил и начал выполнять приказ. Он был погружен в управление вертолетом, так что не расслышал слова, которые затем тихо якобы 'про себя' произнес Ханма:

— Ничего, становись сильнее, Баки, где бы ты теперь ни был... Мы еще встретимся... Обязательно встретимся! — и он дико заржал своим коронным смехом, который бросает в пот даже закаленных в боях 'манчкинов' и головорезов.

Капитан же лишь пожевал губами. В конце концов — он — человек — к такому привычный.

* * *

Весь окружающий мир стал серых, расплывчатых оттенков, так что четко не видно даже рук — лишь очертания. Баки же парил в некой невесомости, предаваясь грустным размышлениям. Его отец, которого он так и не одолел... Мать, за которую не отомстил... Горный демон... Ханаяма... Юрий... Косуэ... Остальные...

Почему? Почему он умер не пойми как!

Дальше Баки подсознательно отбросил столь грустные моменты и стал анализировать свою непродолжительную жизнь. Тренировки без конца... Подростковые бои на улице... Спаринги с различными бойцами... Выживание в диких условиях, где на кону твоя жизнь...

И так постепенно-постепенно он осознавал, что прожил отведенные ему годы, как настоящий Боец — в его понимании. Он с самого раннего детства хотел стать сильнейшим на планете, как его отец. Возможно, и стал бы. Ведь Баки не было и двадцати лет.

Его душа наполнилась обжигающим теплом! Если бы ему кто-то сказал, что он может вернуть все назад, прожить жизнь заново, быть может, по-другому...

То Баки, не раздумывая, прожил бы ее также, тем же путем настоящего воина! И никакой другой жизни ему и не нужно было! Его дух проживал бы многочисленные жизни — и пускай с нуля, но он бы все равно пытался становиться сильнейшим! И пусть — это была бы глупость — в понимании множества людей — пусть! Он не предаст желания и стремления всего его естества, заложенные еще с детства. Стать сильнейшим бойцом на планете — всю жизнь было его мечтой, а с годами становилась его целью, уже не такой недостижимой, становилась все ближе и ближе!

Сила, непонятная человеку, была довольна ответами на свои не высказанные вопросы. Нет, она не понимала людскую речь и мысли — в той трактовке, которую дает этому явлению человечество. Но она видела неосязаемый огонь, призрачное пламя в этой тлеющей душе — и она не была разочарована!

Духовную оболочку юноши начало засасывать по спирали в одну точку. Вместе с тем в его сознанании начала пролистываться, как немое кино, абсолютно вся его жизнь, даже те моменты, которые он и не должен был, по — сути, помнить.

Вот он — младенец — держится за грудь своей матери и пьет ее молоко. Она ему улыбается... Вместе с этим воспоминанием приходит чувство заботы, защищенности и истинной радости. Он ощущает ее прикосновения... Если это сон, то Баки хотел бы, чтобы он длился вечно.

Но вот ему уже около четырех лет... Его первый учитель по боевым искусствам наблюдает, как он отрабатывает удары на деревянном чучеле. И где-то позади них стоит его отец и улыбается... Точнее скалится, но Баки приятнее думать, что это настоящая отеческая улыбка. Он хочет доказать ему, что станет таким же сильным... И превзойдет его!