Поздний экспресс

Но ей совершенно не нужны были подробности о том, какое у него, оказывается, фантастическое тело. Ох, какие у него плечи! Ах, какие сильные руки! Ой, пресс кубиками! А какая задница! Да пофигу ей, какая у Баженова задница!!!

И то, что он классно целуется, ей тоже пофигу! И про прочие его интимные таланты она тоже слушать не желает, будь хоть как они хороши! И уж совершенно точно она не желает знать ничего про его впечатляющие размеры в некоторых местах... О, ее уже тошнит от Баженова!

Глава 4. Наивность — это когда улитка, ползущая по рельсам, почувствовав приближение поезда, прячется в свою раковину.

(с) С просторов Интернета.

Глаза б ее не видели этого противного Вектора, но как назло — закапризничал ноутбук. В мастерскую долго, а Баженов — это быстро и надежно.

Вик, к слову сказать, даже вредничать не стал, согласился приехать беспрекословно. Будто соскучился.

— Виктор, — на звонок в дверь в прихожую выглянул отец. Увидел Вектора, обрадовался, протянул руку, здороваясь. — Привет, давненько ты к нам не заглядывал.

— Вы же знаете, Стас Саныч, — Вик отвечает на рукопожатие, — дипломирование. Времени не так уж и много.

— Да уж понимаю, — усмехается Соловьев-старший. — Есть будешь?

Вик хотел отказаться, неголоден был, но, вспомнив таланты Надькиного отца, решил уточнить:

— А что у вас есть?

Стас смеется.

— Ах ты, жук! Курица есть в медовой корочке. И буйабес... вчерашний, правда.

— Бу... что?

— Уха, — усмехается Надька, подталкивая его в спину в сторону кухни. — Это папа умничает. Иди уже есть. Или не будешь?

— Буду, — кивает Вик решительно. Пахнет-то вкусно, как же он раньше не заметил! — Буду. И курицу буду, и этот ваш бабаес.

— Буйабес, — поправляет его Надин отец. — Что, юный хакер, совсем дома не готовишь?

— Где уж ему! — фыркнула Надя. — Он только трахается дома!

Соловьев оборачивается, изумленно глядит на дочь, потом на Вика. Тот невозмутимо, но слегка раздраженно пожимает плечами.

— Завидуйте молча, Надежда.

Надя отвечает лишь выразительной гримасой.

_____________

Вик занят ноутбуком, а Надя пытается делать вид, что занята конспектом. Но получается это у нее скверно. Потом она отбрасывает тетрадь в сторону, и начинает мрачно сверлить взглядом спину Вектора. Ну, еще бы он не был лохматым — так руки в волосы запускать! Она смотрит, как он в задумчивости ерошит волосы, как наматывает, все так же рассеянно, поглощенный тем, что видит на экране ноута, упругий золотистый локон на указательный палец. Фу, откуда такие высокопарные ассоциации?! Впрочем, известно, откуда. От восторженной идиотки Лильки! Той безумно нравятся торчащие во все стороны патлы Баженова, которые она пафосно именует "локонами"! Утверждает, что у него офигенно приятные на ощупь волосы. Надя скептически разглядывает растрепанную прическу Вектора. Натуральный дверной половичок! Или пудель, как они его дразнили в детстве. Хотя нет, пудели аккуратные. А Баженов вечно как только что с постели. И там ему в волосы руки запускали какие-нибудь Лильки. Ну и пусть!

Переводит взгляд от его волос ниже. Что там Богданова пела про плечи? Ну, есть плечи... Ничего, вроде. Надя привыкла, что Вик такой, какой есть. Сейчас на нем достаточно просторная футболка, опять с каким-то дебильным принтом, но даже и в ней видно: плечи у Баженова есть, и преизрядные. Нет, ну а что удивительного? Он каратист, ему положено.

— Надь, пароль введи, — он поворачивается к ней. Удивленно хмурится. — Ты чего?

— Чего?

— Смотришь на меня как-то странно...

— Да вот думаю... — Надя легко встает с кровати, подходит к нему. — Вектор, давай я тебя подстригу, а? Хуже все равно не будет.

Протягивает руку и касается волос. Боже мой, да у нее такие волосы только после хорошего кондиционера бывают! Почти неконтролируемое желание запустить в этот густой упругий шелк пальцы...

— Да отстань ты от меня! — он дергает головой. — Налысо побреюсь, достало уже!

— Только попробуй!!!

Он изумленно вскидывает на нее глаза, и она вдруг замечает, будто в первый раз видит, какие они у него — ярко-голубые. Красивые. Резко отворачивается.

— Эй! — перехватывает ее за руку. — Пароль введи!

Она резко выдергивает руку.

— Я тебе на бумажке напишу!

Вик промаялся с ноутом часа три, безрезультатно. В итоге забрал упрямый девайс с собой, обещав переустановить систему и привезти, самое позднее — послезавтра.

Вечером они всей семьей пьют на кухне чай.

— Как у Вити дела? — интересуется мама. — Давно он к нам не заходил. Жаль, что я его не застала.

— Да все нормально, вроде бы. Здоров, цветет, — отвечает отец.

— Здоров — это точно, — усмехается Вера Владимировна. — Как вспомню, какой он был в детстве... Кто бы мог подумать, что такой лось вымахает...

— Наша Надька этого лося чего-то все пилит, — усмехается Соловьев.

— Кто его на путь истинный наставит, если не я? — пожимает плечами Надежда.

— Кто бы тебя саму на путь истинный наставил, — парирует мать. — Может, Виктор?

— Никуда меня наставлять не надо. Со мной и так все в порядке.

— Ой, ли? А не напомнить ли тебе...

— Любка, пошли-ка отсюда! — Надя встает из-за стола. — У родителей педагогическое обострение.

— Пошли, — соглашается сестра. — Как бы ни попасть под раздачу.

_________________

Вик ноут починил быстро. На следующий же день позвонил, сказал, что готово. Только вот сейчас эта оперативность была совсем некстати, потому что она накануне вечером полчаса не могла заснуть, вспоминая ощущения его волос под своей рукой. И ярко-голубые глаза в обрамлении совершенно неприлично темных для такого бледнявочного блондина ресниц. И Лилькины слова. И... она перевернулась раз пятьдесят, пока заснула. Предатель Вектор, никогда он еще не был причиной ее бессонницы.

Собственно, и на следующий день Надя была... в растрепанных чувствах — это точнее всего. Но причин для отказа Вику не было — не она ли накануне ныла ему, что ноутбук ей нужен, чем скорее, тем лучше. Пришлось согласиться, хотя видеть его сейчас совершенно не хотелось. Или хотелось, но не так, как обычно... Или... черт, непонятно все! А во всем виноваты Вектор и дура Лилька!

— Привет! — он улыбнулся ей, так, как, наверное, улыбался много-много раз до этого, но что-то вдруг перевернулось внутри и комом подкатило под горло. А Вик демонстративно принюхался: — Чем у вас сегодня вкусным кормят?

— Ничем! — рявкнула Надя. Протянула руку к висящей на его плече сумке с ноутбуком. — Починил? Спасибо!

— Пожалуйста, — Вик слегка растерянно стащил сумку с плеча, протянул ей. Она схватила ее излишне резко, но он ее стал отчего-то... пугать. Будто на пороге квартиры стоял не Вектор, которого она знала с самого детства, как облупленного, а чужак, незнакомец. Совершенно непредсказуемый и неизвестный ей мужчина.

— Извини, у меня дела, — снова так же резко.

— Я так и понял, — он, кажется, справился с первым недоумением. — Ну, я пошел тогда? Интернет и почту сама настроишь?

ЧЕРТ!!!

— Конечно, нет, — буркнула, отступая на шаг. — Проходи уже.

— Чаю хоть нальешь? — он разувается, наклонившись. Под натянувшейся футболкой отчетливо видны мышцы спины. Она отворачивается.

— Еще чаю тебе... — ворчит. Снова отдает ему сумку. — Ладно уж, налью. Как всегда — с лимоном и сахаром?

— Да! — отвечает он уже из ее комнаты. — И с печеньем!

— Прямо в чай тебе покрошу, — грозит она, но он не слышит, кажется.

У дверей комнаты она замерла, с кружкой в руках, снова, как и вчера, разглядывая его. Ну же, Надя! Это всего лишь Вектор! Тот самый Вектор, который... Ни черта не помогало. Вместо воспоминаний о смешном Витьке из ее детства в голове всплывали Лилькины слова: "У него тело... как у фотомодели... я даже не ожидала! Пресс реально кубиками. А плечи какие, ой, он меня на руках носил! Представляешь, меня! Там торс такой, я только в журналах такое видела, правда! В одежде так и не скажешь, он не очень любит обтягивающее носить. Но там, под одеждой..." Врет ведь Лилька, сто процентов врет! Но вдруг накатило острое желание посмотреть самой, что ж там, под этой зеленой футболкой. Нет, она видела Вика без футболки. Даже вообще без всего видела, лет в шесть, на речке. Но это не считается! А теперь-то что делать? Не скажешь же ему: "Эй, Вектор, а ну-ка разденься!"

То, что она сделала дальше, ни объяснений, ни оправданий не имело. Чистый импульс, которым она имела обыкновение иногда поддаваться.

— Ай! Бля*ь! Надька!!! — он подскакивает со стула от того, что часть содержимого кружки опрокидывается ему на футболку, а еще одна часть, меньшая — на джинсы. — Ааааааа! — шипит, в одно движение сдергивает через голову футболку, затем — пальцами оттягивает от ноги горячую ткань джинсов. — Ты что творишь!?!

— Прости! — ее раскаяние абсолютно искренне, потому что... Ну, правда, дура же! Чем думала только! Так можно и ожог человеку обеспечить. — Вить, прости, ради Бога! Рука дрогнула.

Он бормочет что-то под нос, ругательно-неразборчиво, разглядывая мокрое пятно на джинсах.

— Сильно обожгла тебя? Больно?

— Да не особо, — ворчит он. — Больше неожиданно. И как я домой пойду, весь мокрый?

От греха подальше ставит кружку с остатками чая на стол.

— Я футболку на батарею сейчас повешу, высохнет быстро. И... джинсы тоже... если хочешь.

— Не хочу, — буркнул, снова сел за стол, ухватил кружку и отхлебнул. — Эх, чай-то какой вкусный! А ты его проливаешь.

— Я сейчас еще печенья принесу, — виновато ответила Надя, подбирая брошенную на пол футболку.

А потом, вернувшись снова и поставив перед Виком тарелку, поняла — она же своего добилась. Он сидит в ее комнате за столом, привычно запустив пальцы в волосы. По пояс голый. И снова внутри что-то противно и без спросу переворачивается. Лилька не врала!

Ни грамма лишнего, идеально точеное тело. Руки... Как она раньше не замечала, что у него такие рельефные руки?! Широкие плечи, узкая талия. Господи, ну надо же было помнить, что он спортсмен! А она упорно не обращала внимания на очевидные вещи! Стоять рядом вдруг становится страшно — кожа у него такая гладкая, ни малейших изъянов, ни родинок. Так и манит протянуть руку и проверить, какая она на ощупь...

— Надь, а можно мне еще чаю?

Моргнула от неожиданности.

— Да, конечно.

Потом она на всякий случай отошла к окну. И от него подальше, и спереди можно... хм... рассмотреть.

А глаза отчего-то закрыть хочется. Зажмуриться от его бесстыжей обнаженности. Вик, похоже, совершенно не парится тем, что сидит тут полуголый — то волосы свои терзает, то по кнопкам деловито стучит. А ей становится уже нереально жарко и трудно дышать. Вид Виктора Баженова спереди мог похвалиться приличным рельефом грудных мышц и отсутствием растительности. Ну да, Лилька говорила... Боже, почему она не может забыть весь тот восторженной бред, который выслушивала от влюбленной подружки!? У него должны быть... ей отсюда не видно... немного золотистых волос вокруг сосков и тонкая полоска по животу туда, вниз... АААААААА!!! Это же не ее мысли!

Надя отвернулась, прижалась к холодному стеклу лбом. Хорошо. Просто отлично. То, что нужно!

— Я все.

Она повернулась лишь для того, чтобы упереться взглядом в его голую грудь. Ох ты, черт... Лилька правду сказала. Немного золотистого вокруг темно-розовых... и, действительно, словно разделяя живот надвое, такого же золотистого оттенка стрелка, указывающая вниз, уходящая под широкий кожаный ремень... Он вообще соображает, что делает?! Стоит перед ней тут полуголый, сволочь, эксгибиционист, мерзавец!!!

Надя может лишь глаза на него поднять и сглотнуть. Говорить не получается, сердце только что не выскакивает из грудной клетки. Ой, она сейчас какую-нибудь глупость сделает!

— Слушай, — он задумчиво снова запускает руку в волосы, — я спросить у тебя хотел...

Этот жест словно выводит ее из полугипнотического состояния.

— Да прекрати ты волосы свои теребить! — она раздраженно дергает его за руку вниз. — Можешь их в покое оставить!? И так на чучело похож!

— Ладно-ладно... — он даже на шаг отступает от нее. — Странная ты какая-то... раздраженная. Критические дни?

— Не твое собачье дело! — ах, как хорошо на него злиться! Гораздо приятнее, чем разглядывать его тело и сходить с ума непонятно от чего! — Спрашивай, чего хотел?!

— А... это... — привычно поднимает руку, но, обожженный ее яростным взглядом, тут же опускает. — Я про Лилю хотел спросить... то есть, попросить тебя... или...

— Что такое? Богданова неправильно минет делает?

Теперь уже он отвечает ей весьма нелюбезным взглядом.

— Вот с этим я как-нибудь сам разберусь! — потом запал у него пропадает, он вздыхает. — Ты понимаешь... она так ко мне относится... а я...

— Она в тебя влюбилась, — выносит безжалостный вердикт Надя, скрестив руки на груди. От греха подальше. Хотя она вроде бы уже пришла в себя.

— Да, — со вздохом соглашается он. — Наверное.

— А ты?

— А я — нет.

— Подлец ты, Вектор, — произносит она с каким-то странным, непонятным ей самой удовлетворением.

Он вдруг смотрит ей прямо в глаза. Стоит напротив окна, и в его глазах отражается голубое мартовское небо, делая их еще... светлее? ярче?

— А ты можешь влюбиться по собственному желанию, Надя? Просто чтобы ответить взаимностью тому, кто влюбился в тебя?

— Эээээ... — странный какой-то вопрос, а более всего странен его серьезный тон и вопрошающий взгляд. Прокашлявшись: — Нет. Наверное, нет. Не могу.

— Вот и я не могу влюбиться... на заказ. И разлюбить по приказу... тоже не могу. Может, и хотел бы... но... не могу.

Теперь он смотрит куда-то поверх от ее головы, за окно. И это хорошо, потому что ей отчего-то опять неспокойно, и слова его непонятные, и близость тревожащая...

— Вик, — она все-таки собирается с мыслями. — Пропусти меня... Я пойду, посмотрю, как там твоя футболка.

— Да, конечно, — послушно отступает назад. Но все равно она умудряется задеть плечом его голую грудь. Из комнаты она едва ли не убегает.

Глава 5. "Прошла любовь, увяли помидоры, калоши жмут и нам не по пути"

(с) Народный фольклор.

Он вляпался, это очевидно. Нет, Лиля, безусловно, замечательная. Привлекательная, сексапильная, раскрепощенная. Да и вне койки с ней было... неплохо, как минимум. Всем она была хороша. Кроме того, что НЕ была Надей Соловьевой. Но это еще полбеды. Хуже было то, что у Лили проснулись к нему чувства! А это было совсем плохо. Не любил он этого. Эмоции так все усложняли.

Почему нельзя ограничиться хорошим сексом и еще чем-нибудь сверху? Но нет! Надо обязательно попытаться втянуть его в отношения. Он ненавидел это слово! Не нужны ему отношения, никакие. Не хочет он приходить к ней в гости и знакомиться с мамой. И с подружками знакомиться не хочет! И в клубы с ней ходить — тоже! И вообще...