1. Курортная планета

У меня аж руки зачесались, так захотелось к ним скорее прикоснуться — я оказывается успела по ним соскучиться.

Закрывшаяся дверь бокса отсекла от меня все посторонние звуки, безмолвной статуей замер за моей спиной страхующий — я готова была приступать.

Первое прикосновение к рунам Иных требует некоторой предварительной подготовки, приближаться к ним следует не спеша, оглаживая воздух над надписью и приближаясь буквально по миллиметру. Ведь для того, чтобы ощутить руны алфавита Иных достаточно легчайшего прикосновения. И я уже почти настроилась, почти начала работать (по крайней мере, воздух под подушечками пальцев стал ощущаться как нечто более-менее плотное) как из-за моего плеча вынырнула чужая рука и, придавив мои пальцы к надписи, провела ими по ней.

Не завизжала и не заорала я только потому, что у меня внезапно голос отнялся. Зато на то, чтобы подхватиться, зафиксировать вредоносную конечность на столе и начать колотить по ней чем под руку попало, меня вполне хватило.

Голос у меня появился потом, когда в изолированный бокс ворвались все, кто вокруг него столпились и оттащили меня от невезучего страхующего (а это был именно он).

— Есть желание рискнуть конечностями — рискуй своими! Ещё раз хоть один придурок ко мне приблизится во время работы — и плевать я хотела на все неустойки, ищите себе другого специалиста, где хотите!

Разумных доводов я не слушала, руки свои вырывала, попытки приобнять или похлопать по плечу пресекала.

Впрочем, покричав всласть, стресс я сняла, хотя истерику пришлось имитировать и продолжать. А то, стоило только мне успокоиться, мгновенно начали бы вкручивать о недопустимости такого поведения, а то и продолжить работать попробовали заставить. А я не в состоянии — у меня до сих пор пальцы меленько подрагивают. Я даже попинала, от избытка чувств кого-то несоглашающегося. А что? У меня мягкие тенниски на ногах, а у них кожаные ботинки — вреда всё равно никакого нет. Зато это позволило мне предельно ясно выразить своё настроение и, развернувшись на пятках, удалиться.

Остаток дня и часть ночи прошла в нервных метаниях. Я то злилась на этого доброхота, решившего "помочь" мне начать работать, то сгорала от стыда за своё поведение, потом снова злилась на всех этих умных дядей, которые допустили создание подобной ситуации, потом красочно представляла, как завтра буду людям в глаза смотреть.

Заснула только в час ночи.

Проснулась в четыре и поняла, что ни фига не отдохнула, а заснуть больше даже и мечтать нечего. И руки до сих пор подрагивают, и нервы ни к чёрту — как я работать буду?

К половине пятого созрела для того, чтобы пойти на берег местного океана, попытаться хоть там обрести какой-то покой. Куда идти? Да какая разница, в любом направлении — остров же. Сидеть на не успевшем за ночь окончательно остыть камне было почему-то уютнее, чем в кресле собственного люкса, впереди мерно дышал и лениво накатывал на берег океан, а небо у горизонта прочертили предрассветные розово-фиолетовые полосы. Десяти минут мне хватило, чтобы ощутить себя крошечной частичкой необъятной вселенной, продрогнуть, и прийти к выводу, что всё фигня кроме пчёл, да и пчёлы, в общем-то тоже фигня.

Но стоит встретить кого-нибудь из людей, а тем более заговорить, как это моё созерцательное настроение разлетится тысячью осколков.

В пять часов я уже вскрывала своей индивидуальной картой-ключом стеклянный бокс, в котором мне предстояло работать. Все заготовленные на вчерашний день образцы были на месте, кроме первого, с которого я вчера попробовала начать работать. Тот укатился к дальнему концу рабочего стола. Ой-ё! До меня только что дошло. Это что, я этой штукой вчера своего "помощника" молотила?! Вот за это я могла реально получить по шее! Но весь негатив, который настойчиво пытался вспомниться и пролезть в моё сознание, пришлось волевым усилием отодвинуть в сторону. И начать именно с этого, несчастливого образца.

В шесть часов в журнале появилась первая расшифровка.

* * *

Сигнал о том, что кто-то в неурочный час проник в основной рабочий корпус, поступил на диспетчерский пункт службы безопасности немедленно, однако сигнала тревоги не прозвучало. Это был не взлом, не несанкционированное проникновение, в трижды перезасекреченный корпус зашёл кто-то, кто и так имел право там находиться. Однако время... Так что дежурный сигнал куда следует подал, и на обход отправился.

Обнаружить нарушителя не составило труда — во всём огромном корпусе свет горел только в одном месте — в шифровальном кубе и в нём, как рыбка в аквариуме с подсветкой, хорошо просматривалась вчерашняя скандалистка.

Вот только признать её было непросто. Сегодня девушка была спокойна и сосредоточена, движения её точны и несуетливы, а сжатые в тонкую нитку губы суровы. И замершего за тёмным стеклом охранника она не видела. Возможно, не увидела бы даже, зажги он свет в основном помещении — так была сосредоточена на работе. А впрочем, чему удивляться? Эти работники труда интеллектуального все такие. Вон, Олаф, когда мастерил своих механотараканов, тоже в мастерской ночи просиживал. Так что пытаться достучаться сквозь звуконепроницаемую перегородку, или начать прыгать и размахивать перед ней, пытаясь привлечь внимание переводчицы, охранник не стал. Однако запись соответствующую в своём журнале сделал.

3

Олаф Максимович Задорожный

Имя у меня дурацкое. Лет до девятнадцати я вообще Олегом представлялся, но потом поступил в институт, а там куча новых людей и каждому объяснять: зовите меня Олегом, хотя по паспорту я Олаф, мне стало лень. Нет, вру, пару раз попробовал, но на меня посмотрели косо, мол, что за подростковые комплексы у человека?! А потом я и сам подумал: действительно, что за детский сад? Да и девчонкам, это я как раз к тому времени обнаружил, необычное моё имя тоже нравилось.

Но друзья детства по привычке, зовут меня Олегом, чем здорово путают окружающих. Правда, давняя дружба — это всегда оружие обоюдоострое и поэтому наш врач, завербовавшийся на эту работу с моей подсказки, для меня не Александр Семёнович, а Доктор Саня.

— Ну хоть бы при пациентах так меня не звал, — проныл он, — не ронял авторитет.

На тему авторитета лечащего врача и его роли в излечении пациента Саня может распространяться долго, а я эту бодягу выслушал уже не один раз.

— Какие пациенты, у тебя всё равно никого больше кроме меня нет?!

Да, работы у Доктора Сани здесь не то чтобы. Дамочки наши, с обгорелыми спинами все уже по разу перебывали, поняли, что для флирта док не слишком пригоден, тонких намёков не понимает и предпочитают справляться с трудностями самостоятельно, домашними средствами. Нет, кажись, ещё парочка пищевых отравлений была, но так, несерьёзно. А меня вот вчера угораздило ещё и ладонь об острый камень рассадить, да так основательно, что швы накладывать пришлось. И на перевязки хожу теперь регулярно. Да не в самих перевязках дело, что, я сам себе ладонь не перебинтовал бы? Но после каждой процедуры слой изолята тоже менять приходится, а сделать это самому, одной рукой, не то что невозможно, но крайне неудобно и всегда остаётся вероятность, что где-то останется щель и вода подтекать будет. А отказываться от подводной охоты из-за такой ерундовой травмы я был не намерен.

— Теперь уже не один и тоже, кстати, с рукой. Посиди пока, подожди пока схватится, я сейчас.

И Саня, подхватив выползший из какого-то загадочного прибора прозрачный лист шагнул в соседнюю комнату. Оттуда донеслось приглушённое:

— Ну вот, что я говорил, никаких трещин, никаких переломов. Просто ушиб сильный.

— А чего оно тогда не гнётся?! — возмущённо.

И голос какой-то незнакомый. Интересно, кто тут такой невезучий, что не успел прибыть, как сразу на неприятности нарвался? Понятное дело, что я не выдержал и, встав в дверях, принялся любопытствовать. Действительно незнакомый парень, в новенькой форме охранника, уложил на рабочий стол ненормально опухшую и покрасневшую конечность, словно его осы зверски искусали, и невесть с чего злится на моего школьного приятеля.

— Отёк спадёт — и всё будет в норме, — успокаивал парня Доктор Саня. — Сейчас я вам очень хорошего геля дам, и уже завтра рука будет выглядеть вполне прилично.

Тон у него был меланхолично-увещевающий, но на охранника успокаивающего действия он не оказал. Выхватив здоровой рукой тюбик с гелем, он направился к выходу и только тут заметил меня. Я, понятное дело посторонился, пропуская, но случая спросить не упустил:

— Это кто тебя так?

Он смерил меня шальными от злости глазами, но виновником его неприятностей я не был и потому мне всё же ответили:

— Бешеная с...ка!

Дверь хлопнула и мы с Саней остались вдвоём.

— Так кто его так?

Уж кто-кто, а он точно должен знать.

— Только что прибывший переводчик чужанской письменности, точнее переводчица. Девушка, на взгляд этого товарища, слишком уж долго настраивалась на работу, и вообще филонила. Вот он и решил ей "помочь": поплотнее прижал к руку к рунам и провёл ею по контейнеру. Этим же контейнером и получил. Сам не видел, но говорят, девушку оттаскивали от него вдвоём.

Я присвистнул. Кретин. Насколько я знаю, а знаю чуть больше, чем в среднем по палате, она так могла не только руки, но и головы лишиться. Со мной бы так кто попробовал — тоже впал бы в бешенство. Однако же акцентировать на этом не стал, мой друг имеет доступ далеко не ко всем моим тайнам, вместо этого спросил другое, неважное:

— Девушка? Молоденькая-хорошенькая?

— На вид — так чистая школьница, хотя, наверное, она старше, чем кажется. А насколько хорошенькая — сам суди. Увидишь незнакомку — так это она, женщин с последним пополнением больше не было.

Действительно, кого это я спрашиваю? Для моего друга детства существует только одна прекрасная женщина — его жена, на счёт остальных он оценочных суждений не выносит. И это замечательное качество: Саня такой последовательно-преданный не только в делах семейных, но и во всём остальном, поэтому за свои тайны я могу не опасаться. Ну и к моим травмам он относится гораздо более внимательно, чем человек непосвящённый. Рука, к слову, это ерунда, и так зажило бы, главное — то, что мне зрение приходится восстанавливать.

Это мы в астероидном поясе обследовали очередное сооружение Чужих, а оно оказалось не таким мирным как предыдущие — нарвались на какую-то защитную автоматику. Двоих, шедших первыми, увезли домой в пластиковых мешках, ещё четверо получили разной степени тяжести травмы и только я отделался сравнительно легко, всего лишь глаза попортил. Не фатально, к счастью с подобными травмами наши уже сталкивались и когда зрение восстановилось процентов на семьдесят, был признан относительно годным и отправлен нести службу на Улисс. Наблюдателем. Как мне сказало дорогое моё командование, здоровье на курорте поправишь и, заодно, присмотришь, чтобы эта шарашкина контора чего-нибудь не натворила. Ты, мол, человек опытный, сможешь различить тревожные признаки, а с опытными людьми, сам понимаешь, напряжёнка. А Саню себе в лечащие врачи я сам сосватал, он вообще-то не от конторы, со стороны, но человек надёжный и, что очень важно, не болтливый.

Перед выходом уже привычно задержался, чтобы нацепить очки с затемнением, мне без них теперь никуда, даже в помещении снимать не рекомендуется. Зато и нырять можно прямо в них и это очень весомый положительный момент.

Девушку, как и было обещано, увидел, и довольно скоро, наше поселение не так велико, чтобы кто-то долго мог оставаться незамеченным. Вот это и есть та самая башенная С..? Куколка. Хорошенькая, кудрявая, в аккуратных шортиках, маечке и полотняных теннисках.

Жаль, что и ростом примерно с куклу.

Куколка прямой наводкой проследовала ко мне и с вопросительной интонацией произнесла:

— Столовая?

— Что? — ступил я.

— Кормят у вас тут где? — немедленно пришла в раздражение она. — Не в номере же мне кипятильником яйца в стакане варить!

— А? — меня слегка заклинило от нарисовавшейся перед глазами картинки. — Нет-нет, столовая есть, правда её здесь почему-то рестораном называют. Пойдём, покажу где — здесь так просто, на словах, не объяснишь. А у тебя правда кипятильник есть?

— Что? А, есть, конечно, тётушка когда-то раритетный "набор путешественника" подарила. Но не здесь, на Улисс я его с собой не брала.

Очень целеустремлённая особа: сама меня попросила указать дорогу и сама же тащит меня не в том, кстати, направлении.

Мартина

Работать я закончила далеко за полдень, а если учесть, что вчера и ужин по техническим причинам не состоялся и обед в шаттле подали какой-то неубедительный, я была голодная и, не сказать что злая, но недобрая точно. Понятное дело огрёб за всё не тот, кто был виноват в моих неприятностях, а первый попавшийся встреченный парень. И огрёб бы ещё больше, если бы не был таким симпатичным: высокий — в полторы меня ростом (хотя я, конечно, не показатель), спортивный, с выгоревшей до белизны на солнце шевелюрой, уголки рельефно очерченного рта загибаются вверх, словно бы он всё время улыбается. Жаль глаз не видно — новомодные затемнённые очки наглухо всё закрывают.

— Олаф, — представился он.

Мда? На иностранца парень не походил ни капельки, да и по-русски говорил без малейшего акцента, а я такие вещи слышу, это у меня профессиональное.

— А твоим-то родителям что вдруг прилетело?

— А что, не только моим?

А быстро парень соображает.

— Мартина, — представилась я и сунула ему руку для рукопожатия. В деловом мире этот жест используется без учёта пола, и я привыкла.

— Меняемся историями? — тут же предложил он.

— Да не вопрос! Меня угораздило родиться в то время, когда у нас на Скифии было очередное умопомешательство на почве всеобщего братания. И у нас появились Гансы, Пьеры и Мартины, а у них там Машки и Серёжки.

Улыбка на лице парня проступила более явственно, словно его позабавило моё объяснение.

— А мои родители, порывшись в родословных, обнаружили, что у обоих имеются скандинавские корни. Отдуваться пришлось мне. Уж лучше бы просто, наугад в список имён пальцем ткнули, так нет же, они всё по уму сделать захотели.

— Ай, да брось, симпатичное же имя. Могло быть куда хуже. И вообще, захотел бы — уже давно сменил, тебе ж уже давно не восемнадцать.

— Ну да! — он иронически хмыкнул. — И заодно нанёс бы смертельную обиду родителям, а заодно, бабушкам с дедушками. В конце концов, могло быть действительно хуже, копнули бы родословную поглубже, нашли каких-нибудь греков и назвали Олимпием.

— Да ну, брось! Разве такое имя есть? Ты его только что придумал, — трёп на отвлечённую тему с симпатичным парнем привёл меня в хорошее настроение. Сейчас ещё пожую чего-нибудь и вообще всё зашибись будет.

— Чистая правда. Со мной в институте, на пару курсов старше Игорь Олимпиевич учился. — Парень галантно открыл передо мной дверь в длинное низкое строение, и звучным голосом крикнул в полумрак: — Есть здесь кто? К вам тут голодные пришли!