Лоханка

Маленькие колёсики в мою концепцию не легли — для их крепления надо было городить целый огород. Зато большие подходили как нельзя лучше — я тут же снял все размеры и прикинул, что по четыре штуки на каждый борт придутся как раз. Николаевич же привез только пару. Придётся ему ещё расстараться.

Движок же откровенно порадовал — очень уж он удачно вставал в корпус. Поперечно — потому, что коробка передач и сцепление встроены прямо в этот же блок, а наружу "выставляются" две шестерни — по штуке на каждое ведущее колесо. И так ладно они расположены — одно удовольствие. Очень удобно монтировать и соединять. Ну я и принялся помаленьку. Нужные элементы зарисовывал с простановкой размеров и отдавал свои художества мастерам. В железнодорожных мастерских в Ахтубе кое-что делали, и у нас тоже. Несколько поковок выполнили в кузнице, а иные детали вырубили из толстого двадцатимиллиметрового листа. Сварочную передвижку строили в складчину сразу все, считай, предприятия ближних сёл — очень она тут пришлась ко двору.

Мне, конечно, досталась вся возня с мотором. Он оказался изрядно походившим, отчего трудов требовал больших. Тем более, что в системе зажигания я разобрался не сразу — поди, пойми, зачем в каждый цилиндр вставлено по две свечи. Ну и количество деталей, потребовавших восстановления было велико.

Пока то, да сё, привезли недостающие опорные катки, а там сборка. Понятно, что мотор и ведущий каток оказались перед водительским местом, поэтому и органы управления встали без проблем. Перегородку пришлось городить, поднимать сидение, чтобы можно было видеть дорогу через далеко выставившийся нос моего корыта.

Борта у своей передвижки я сделал из листа потолще — шестёрки — они как бы несущая часть конструкции, зато сэкономил на днище. Ну и крышу не забыл положить деревянную, во избежание утопления, если захлестнёт волна. Скорее, это следует назвать палубой. Будочка для головы со стёклами — это уже для себя, чтобы не страдать от дождя, ветра и пыли при переездах с точки на точку.

Поехала эта конструкция сразу, хотя и не очень быстро. Нарочно не стал проверять максимальную скорость — меня вполне устраивает и пешеходный темп движения. Я ведь не танк создавал, а мастерскую, переезжающую с места на место через любую грязь. Вот она и переезжает потихоньку. И все довольны.

А ещё я приспособил к мотору довольно мощный генератор постоянного тока — купил на рынке во Владимировке. Думаю — цельнотянутый движок. То есть, сворованный. И продавец быстро цену скинул, едва я начал вопросы задавать, и на лапах у этого девайса, тех, что для крепления — явные следы вандализма — видно, что от опоры эту штуку отдирали ломиком. Но ток вырабатывает исправно. Так что я теперь могу на выезде не только ацетиленом варить, но и, если по мелочи, постоянным током. Мне такой вариант нравится больше, потому что перебои с поставками кислорода как были, так и остались, а от карбида очень много грязи. С ним работать просто эстетически неприятно.

Гусеничное шасси у меня получилось не очень большое. Длиной где-то в районе четырёх метров. Я ведь старое-то колёсное угробище трогать не стал, а сварил новую лохань — такую, чтобы точно подошла под мои задачи и размеры агрегатов без лишней тесноты и без избыточного простора. Получилось примерно с "Жигули"-классику, только почти вдвое шире, потому что гусеницы торчат в стороны на тридцать сантиметров, ну и в ширине меня никто не ограничивал, так я и не поскупился — метр семьдесят сделал только корпус. Потом начались неизбежные переделки-доделки.

Охлаждение у движка воздушное — извольте вентиляцию наладить. По воде без буксира неловко — начался поиск насоса, чтобы устроить хоть самый простецкий водомёт. Единственное, с чем сразу почти угадал — это с подвеской. Как-то удалась она мне, только пара усовершенствований потребовалось по мелочам. Ну да масса машины вышла немного больше двух тонн, то есть масштабы для автослесаря интуитивно понятные — многое ведь делал на глаз, прикидывал размеры методом подобия. И нагрузить на неё удавалось чуть не тонну... поменьше чуток — с тонной она совсем проседала, гусеницы ослабевали и норовили свалиться на поворотах — это я сэкономил на натяжном катке и верхних, поддерживающих..

Хотя, пару сотен килограммов я в корме возил балластом, особенно, если собирался плыть — мотор-то в носу. Вот и "клевала" моя передвижка, если её не уравновесить.

Ездил я на ней всегда со скоростью пешехода — берёг движок и ходовую. А что? Хоть до Ахтубы, хоть до Владимировки за час с небольшим всегда добирался — расстояния-то тут невелики. Ну и потихоньку косяки исправлял — затраты почти незаметные — работа своя, а материалы подручные. Не препятствовали мне — сварщик ведь нужен всем. Так что события развивались нормально и даже в самое сырое время года до места, куда послали, я доезжал вовремя. Так и продолжалось, почитай, весь следующий после моего сюда попадания тридцатый год.

В мастерских тоже работал. Но обычно звали меня только если без сварки совсем никак, или уж очень многодельно. Ну и пару раз восстанавливал изношенные детали от пароходных двигателей — это если на начальника сверху давят, а новую запчасть добыть к нужному сроку ни в какую не получается. У нас тут отношение к плановым срокам серьёзное, а контролируют и по партийной линии, а не только начальство и заказчики.

* * *

Всё было тихо и мирно, так, как мне нравится, до того момента, как осенью тридцатого года направили меня на передвижке ремонтировать железную баржу, в которой ни с того, ни с сего посреди дороги открылась течь. Капитан буксира — опытный мужик — приметил, что садится она в воду, и быстренько пошёл к нашим мастерским. А только видит, что не поспевает, ну, и вывел её на песчаную косу, что в Чилимном проране. Наши клепальщики туда сходили на катере и приговорили: — надо заплату приваривать, а уж потом тащить это корыто к мастерским. Вот и послали меня на передвижке и дали с собой одного из своих мастеров в провожатые и для помощи. Листов для заплат загрузили, вырезанных в размер — они там не впустую время потратили, а с толком всё осмотрели да прикинули, как следует.

Груз с этой баржи уже перекинули на какой-то пароход — ценное что-то везли, в деревянных ящиках — а саму пустую коробку так на месте и оставили с брезентовым пластырем, но полузатопленную, лежащую на мели. Ну да я не о ремонте толковать собираюсь, а о том, как мы ехали. Плыть водой моей передвижке шибко долго — насосы-то я добыл не слишком подходящие, рассчитанные на откачку воды, а не на выброс её под давлением, и не горевал по этому поводу, потому что рассчитывал на возможность подгрести потихоньку к ждущему ремонта судну, а не форсировать Ла-Манши. Может моё корыто под своими водомётами сделать чуть больше километра в час, а встречное течение намного быстрее — вообще не вытянуть. Если же по тихой воде, что с краешку русла — то напетляешься втрое и, всё равно против течения, хотя и слабого. Так что пошёл берегом. А он тут топкий, заросший кустарником с кучей промоин и луж. Совершенно непроезжие условия. Но я через них очень даже неплохо проехал, потому что на гусеницах и без особой дури, не напролом, а хорошенько выбирая дорогу. Дважды переплывал ерики и прибрежные заводи, а по песчаным косам вообще, как по шоссе катили.

Работу мы сделали, откачав воду из корпуса тем же насосом, что служит в водомёте, а уж потом и латки приладили — обычное дело. Баржу ту к нам отбуксировали, а сами мы вернулись старой дорогой — нечем было передвижку погрузить на судно. Но проблема в другом. Помощник мой, который и попутчик в оба конца, потом о чудо-машине, могущей всюду проехать, раззвонил на всю Петропавловку.

Чтобы стало понятно, уточню: если рассказывают о чём-то чудесном, которое далеко и невесть как сделано, то слушатели могут усомниться или восхититься. Но, если это чудо сделано прямо вот тут, у всех на глазах, то возникает желание и для себя такую штуку заиметь. А слушок-то уже пополз... с солепогрузочной пристани и пришел директор, да с нашим и потолковал.

Так и появилась у меня новая забота — строить вот этакие вездеходы. Из Астрахани попросили, из Саратова. Ну а я руководил сборкой и налаживал двигатели. Если честно — не уверен, что использовали эти экипажи для производственных нужд. Скорее всего начальство на них разъезжало в распутицу. А, может, на охоту или рыбалку. Куда-то на Украину сделали несколько штук. Тут ведь ещё одна моя хитрость оказалась раскрыта — то, что я ездил со скоростью пешехода — так это оттого, что берёг движок и трансмиссию. А, если притопить, то можно и быстрее двигаться. Километров десять-двенадцать в час выходит. Поскольку в это время основной транспорт — гужевой, так обогнать гружёные телеги получается запросто. Да и груза можно как следует увезти — уж никак не меньше, чем на повозке.

Месяца за полтора мы собирали по одному вездеходу, и каждый следующий был лучше предыдущего. Это потому, что делали их для уважаемых, нужных людей — начальник мастерских особенно это подчёркивал. Он даже оборудование кое-какое приобрёл. Оно, конечно, и в основной процесс ремонта судов нормально встало, но, думаю, прицел на нашу затею был сделан не в последнюю очередь.

Потом-то я сообразил, что там, куда меня раньше направляли с передвижкой, появились свои сварщики, и "одолжение" меня на помощь соседям перестало быть ценной услугой. А вот за вездеходы снабженцы выменивали всё, что угодно. Двигатели стали привозить новёхонькие, траки, катки... а то б я убился всё чинить да восстанавливать. Ну и конструкцию корпуса мне удалось оптимизировать — толстый лист в бортах теперь только по самому низу, где проходят торсионы, а дальше — троечка или двоечка. Подкрепления-укосины нашли свои места, несколько деталей — гнутые. Поверх гусениц — полки стальные на манер крыльев, в грузовом отсеке четыре сидения плюс рядом с водителем вторая лавка. Сверху деревянная палуба с люками — если их откинуть, то получается почти как кокпит у лодки.

Генератор постоянного тока теперь ставился на все машины — от него питались фары и подзаряжался аккумулятор для стартёра, а также насосы водомётов и осушительный — наш начальник напрягал снабженцев на полном серьёзе, чтобы не ленились и привозили всё, что нужно. Вполне культурный вездеходик получился. Цвет вот только чёрный — такая краска у нас в ходу. Ну а то, что гусеницы немного разной длины — так всего-то на пару траков. Так уж нам подвеска продиктовала. Это и не заметно, если специально не вымерять.

Чертёжник потихоньку вычертил детали, особенно те, что заказываются на стороне. Помощники, что из клепальщиков или механиков, быстро во всём разобрались и присматривать за ними особой надобности не было — мы же не завод, а ремонтная организация: то пригонят к нам судно, а то не пригонят — то много работы, то затишье, а тут неплохие премиальные.

В общем — жизнь опять наладилась, стала размеренной и вполне спокойной.

Глава 2. Куда меня занесло?

— Красноармеец Беспамятный! Назовите части затвора трёхлинейной винтовки, — вот не было печали! Откуда же мне знать, как эти штучки называются? Как разобрать-собрать — это я посмотрел за действиями предыдущего бойца, но его ни о чём подобном не спрашивали.

— Не знаю, товарищ командир отделения, — признался я честно.

— Это плохо. Как же можно не знать?! — укоризненно посмотрел на меня парень явно из сельских жителей. — Никак нельзя. Отправляйся к старшине Михалёву и доложи, что поступаешь в его распоряжение.

— Есть! — отвечаю. Поворачиваюсь через левое плечо и отправляюсь разыскивать старшину. Вообще-то такого звания сейчас в армии нет. Правильно — помкомроты. Но табель о рангах это одно, а жизнь — совсем другое. Поэтому словечко живёт в устах офи... тьфу, даже думать нельзя такими словами. Офицеры — это из царских времён и белогвардейских войск, а сейчас есть только красные командиры.

Пока иду, не перестаю удивляться "загибонам", коими радует меня жизнь-жестянка. Тут нынче, оказывается, не в армию забирают, а призывают на краткосрочные сборы. То есть, регулярных частей как бы нет, а есть вооруженный народ, который иногда обучают стрельбе и другим навыкам, необходимым для защиты государства рабочих и крестьян. Командный же состав — вообще непонятно: одни постоянно служат, другие, те что по-нашему считаются сержантами — это у кого как.

Так что, пришла мне повестка, куда явиться и что иметь с собой. Это, как я понял, потому, что если в нынешней системе отсчёта год моего рождения тысяча девятьсот пятый, то мне в аккурат двадцать семь, то есть приближается предельный срок для призыва. Это, как я помню по своему времени, а как положено сейчас — не разбирался.

Нестройная колонна молодёжи, чуть не на десять лет младше меня, прошествовала на станцию, где погрузилась в теплушку — крытый товарный вагон с нарами. Стук колёс, жаркая Астраханская степь и через несколько часов — прибытие в палаточный лагерь, где ночью много диких комаров. Шевелюру мою вместе с бородой снёс под корень деловитый парикмахер кусачей машинкой с ручным приводом, врач убедился, что руки и ноги у меня на месте и послал в баню в продуваемой ветром палатке, вслед за чем состоялось получение обмундирования. Вот тут я и узнал, что гимнастёрка не застёгивается до самого низа, а имеет только прорезь для головы... ну про подшивание подворотничков — это и во время моей службы было.

К счастью, бритву я с собой взял, потому что она упоминалась в списке вещей, которые следовало иметь при себе на сборах. Но пользоваться этой опасной штукой я, как раньше не умел, так до сих пор и не научился. Поэтому побрился неважнецки, за что получил от взводного выражение неудовольствия и был направлен на "доработку". Во второй раз щетину удалил удачней, если к разряду удачи можно отнести мою порезанную во многих местах харю. В общем, невзлюбил меня командир за неловкость и неопрятный внешний вид.

Старшина Михалёв, выслушав доклад о прибытии в его распоряжение, велел мне запрячь Каурку и ехать на станцию встречать ротного. Посмотрел он на мои старания — ну не знаком я с этой технологией — а потом велел прекратить "озадачивать животную" и приступить к уборке навоза.

— Здравствуй, Кобыланды, — приветствовал меня коренастый солдатик невысокого роста, что ковырялся в загородке. — Ты тоже будешь конюшня работать?

— Я Иван, — отвечаю. — Наверно, буду, если прикажут. А ты почему меня кобылой назвал?

— Моё имя Кобыланды значит большой кот... я плохо говоришь по-русски. Меня имя командир услышал — посылал кобылам. Сказал, так написано на моём рту.

Поглядел я на парня — казах, наверное. Разрез глаз восточный, волосом чёрен, хотя при таком коротком ёршике с цветом шевелюры я могу и ошибаться. Не вредный оказался этот Кобыланды — показал, где лопата, и куда нужно выносить навоз и как складывать. Он меня потом научил и запрягать-распрягать, и седлать-рассёдлывать, чистить, поить — много тут моментов, до которых я раньше никакого касательства не имел.

Он и побрил меня разок, показав, как это делается — тут особое внимание нужно уделить подготовке собственно бритвы — направить её на ремне. Как-то помаленьку подружился я с этим парнем. Он оказался большим знатоком не только лошадей, но вообще всяких солдатских хитростей. С поваром дружил, со старшиной ладил. А за деньги вообще легко мог достать всё, что угодно. У меня бабло водилось — я ведь хороший заработок имел, а тратить было особо некуда. Так что и сахарок у нас водился, и заварка добрая — любили мы чаёк погонять. И другие парни с конюшни нашим обществом не пренебрегали — Кобыланды был превосходным слушателем: внимательным и ценящим любые повествования.