Он с головой погрузился не только в перевооружение, пополнение и реформирование армии, но хватался за каждое дело по обустройству нового царства. С местными хурритами вскоре установились ровные взаимоотношения. Тем, по сути, было всё равно, кому платить дань — хатти или макандуша. Лишь бы пришельцы не попирали законы, царившие здесь прежде. А законы в Киццувадне, принесённые, как выяснилось, хеттами, оказались весьма человеколюбивы. Что немало удивило эллинов, которые зачастую представляли варваров кровожадными дикарями,

Почти не применялась смертная казнь. Возмездие не ставилось во главу угла. Там находилось возмещение ущерба. Убийство не считалось самым тяжким преступлением. Таковыми признавали изнасилование и скотоложство. Касательно первого, царь немало порадовался своевременности своего приказа не бесчестить женщин.

Если кто искалечит раба — платит серебром. Если кто украдёт вола — уличённый, отдаст десять волов. Если свободного уличат в колдовстве и порче, пусть заплатит серебром, если же поймают на этом раба — пусть умертвят его. Если свободный убьёт свободного — пусть отдаст в семью покойного четырёх человек из своей семьи.

Александр разделил суды. Хурритам и хеттам позволил вершить правосудие по-своему, эллинам — как привыкли. Однако при конфликтах пришельцев с местными придерживался их обычаев брать возмещение серебром, а не кровью.

Подобные открытия возбуждали в Александре все больший интерес к северному соседу. Царю рассказывали, что землями хатти правят цари, известные своей справедливостью. Что хатти поклоняются тысяче богов, но своих собственных не превозносят над чужими, позволяя всякому подчинённому им племени верить, во что вздумается. Что царство хатти обширно и они очень сильны.

Последнее Александру не терпелось проверить и потому, едва дни пошли на убыль, он начал подготовку к походу на север.

— Ты хочешь воевать с хатти, царь? — спросил Александра Паддатиша, бывший сановник Пиллии, старик с величественной осанкой, — хочешь покорить Хаттусу? За Вратами Тешуба тебя встретит совсем иной народ, нежели здесь. Встретит, как завоевателя.

Старик говорил через переводчика, в которых теперь не было недостатка. За год многие финикийцы, оказавшиеся в прошлом вместе с армией, освоились в "старом" наречии хананеев, в языке хурритов и хеттов. Даже сам Александр уже мог произнести несколько десятков фраз на этих языках.

— Я тоже считаю, что преждевременно идти на них, — согласился Пердикка, сын Оронта, — мы слишком мало о них знаем.

— И не узнаем, просиживая на заднице, — ответил царь.

— Но можно ведь послать посольство, — возразил Полиперхонт, князь Тимфеи, старейший из военачальников, прибывший к войску с пополнениями вскоре после Исса.

— Что ты скажешь, Лагид? — повернулся царь к Птолемею.

Тот обвёл взглядом всех присутствующих на совете, задержался на Эвмене. Тот молча кивнул.

— Когда Ранефер говорил о том, что Египет не имеет интересов к северу от Оронта, он улыбался, — сказал Птолемей.

— Ну и что? — спросил Мелеагр.

— Он, вообще-то, вёл себя очень доброжелательно, но лицо его при этом оставалось спокойным. Не выражало чувств, сверх необходимой демонстрации радушия. А тут улыбался.

— Ему было не всё равно, что ты будешь делать на севере, царь, — подсказал Эвмен, скорее для остальных военачальников, нежели Александра, который ещё год назад, сразу по возвращении Птолемея, расспросил его о посольстве очень подробно, не упуская ни одной мельчайшей детали.

— Скажи, почтенный Паддатиша, — спросил Александр, — в каких отношениях хетты состоят с властителями Страны Реки?

— Не друзья, — ответил старик.

Это тоже не было ни для кого открытием. Царь лишь напоминал собравшимся то, что они знали и прежде, но не слишком придавали тому значения.

— Кто-то хочет загребать жар чужими руками, — усмехнулся Гефестион, глядя в пустой кубок, который вертел в руках.

— Тогда тем более, война вредна, — заявил Пердикка.

— Вредна война по их правилам, — сказал царь, посмотрел на Кратера, и спросил, — этот тысячник Пиллии, который пытался прорваться к Тархунтассе... Как его звать? Талза? Он ведь отступил на север?

— Да, — ответил за Кратера Гефестион.

— Уйдёт в Каппадокию, — добавил Кратер, — обвёл, собака, Аристона вокруг пальца.

— Это хорошо, — сказал Александр.

— Хорошо? — удивился Кратер.

— Ты думал, я разгневаюсь? Аристон, конечно, заслужил выговор, что упустил Талзу, но, тем самым, он создал прекрасную возможность...

Александр замолчал на полуслове.

— Теперь мы можем пойти в Каппадокию не для нападения на хеттов, а в погоне за Талзой, — сказал Эвмен.

Александр удовлетворённо откинулся на спинку резного кресла. Птолемей усмехнулся. Кратер почесал бритый подбородок. Царь скосил глаза на него.

— Ты и пойдёшь. Но много воинов тебе не дам. Возьмёшь димахов и одрисов Ситалка. Не всех, трёх тысяч тебе хватит. Ещё того же Аристона возьмёшь.

— Этого хватит, чтобы уделать Талзу, но если мы встретим большое хеттское войско, нас смешают с дерьмом, — мрачно заявил Кратер.

— Посмотрим, — улыбнулся царь.

Запела труба. Из соседней палатки с кряхтением вылез Тидей. Потянулся. Вздохнул.

— Вся жопа, как доска... Что отдыхал, что не отдыхал...

— Сам виноват, — фыркнул Теримах, — оставался бы в пехоте.

Несмотря на то, что воевать ему предписывалось пешим, рыжий числил себя исключительно в коннице, чем гордился до невозможности. Всадники приходили в войско со своим снаряжением и лошадью, на что у него никогда не хватило бы денег, а тут все царское.

— Я с вами хотел... — снова вздохнул милетянин.

— Тогда не ной. По коням, парни.

Димахи сворачивали палатки, грузили их на вьючных лошадей. Подъехал Аристон, командир всадников из фракийского племени пеонов. Сам он приходился родным братом князю пеонов Патраосу, оставшемуся на родине. Держался фракиец царственно, высокомерно.

— Долго копаешься, рыжий.

— Как ты с тем сбежавшим варваром? — огрызнулся Теримах.

Аристон сплюнул, ударил пятками коня и убрался. За ним из лагеря вытягивались его люди — девять сотен легковооружённых всадников, "бегунов".

Поторапливались и пешие фракийцы, которыми командовал князь одрисов Ситалк.

— Зря царь опять отправил с нами этих варваров, — вздохнул Полидор.

— Судя по их числу, это он нас с ними отправил, а не наоборот, — философски заметил Теримах.

— Аристон, две илы в дозор, — скомандовал Кратер, восседавший на буланом "фессалийце".

Поднимающееся солнце ещё только-только оторвало свой ослепительный диск от края гор, а македонская колонна (хотя, по справедливости, в большей степени фракийская) уже была на марше. Она змеёй вилась по дороге между каменных столбов. Воины ускоряли шаг на слишком опасных участках, где за скалами могла обнаружиться засада. Выбираясь на равнину, шли неспешно.

Где находится отряд беглого хуррита Талзы, Кратер не знал. Он за ним не гнался. Шёл очень неторопливо. Колонна миновала уже несколько селений хеттов и даже пару небольших городков. Воинов здесь можно было по пальцам пересчитать. Обычная стража для охраны правопорядка. Сопротивления никто не оказывал, а Кратер приказал местных не обижать. За продовольствие расплачивались серебром. Когда же хозяева даже за плату не желали расставаться со своим зерном и овцами — применяли силу, но всё равно старались всячески сгладить конфликт, замять обиду хозяев. Тому немало способствовало хеттское отношение к правосудию. Отнял — возмести. Серебра и золота Кратер не жалел. После финикийского похода у Александра в том не было недостачи.

Хетты удивлённо таращились на пришельцев, но враждебных действий не предпринимали. Однако разведчики давно приметили, что при приближении колонны к очередному селению, на север мчится колесница или, что реже, всадник. Гонцы в столицу.

Службу катаскопов-разведчиков Кратер развернул так широко, как никогда прежде. Македоняне шли по знакомым краям. Конечно, очертания засеянных полей были совсем другими, да и русла маленьких речек, зачастую, пролегали иначе, но каменные столбы, отличный ориентир, никуда не делись. Когда македонское войско шло через Каппадокию к Иссу, царский грамматеон вёл путевые заметки и землеописание очень тщательно. Да и не только тогда. Составление карт и периплов было одной из главных обязанностей Эвмена. Вот они и пригодились. Кроме того, на случай непредвиденного, отряд сопровождали проводники, набранные в Киццувадне.

Конные разведчики двигали впереди, сзади и по бокам от колонны на расстоянии примерно двадцати стадий. Кратер прекрасно знал, что происходит вокруг. Он знал, что при выходе из теснины Киликийских Врат, прохода в горах Тавра, которые местные звали Вратами Тешуба, за колонной внимательно следили дозоры варваров. Несколько раз на расстоянии прямой видимости, почти не скрываясь, появлялись от пяти до десяти колесниц, быстро уносившихся прочь.

Отряд Кратера шёл по этой новой Каппадокии уже семь дней, не делая слишком больших и утомительных переходов, "двигался шажками", как выразился стратег, когда разведка донесла, что позади колонны замечено около пяти десятков колесниц.

— Уже теплее, — усмехнулся Кратер.

При движении по равнине, далеко на севере виднелось здоровенное пылевое облако, поднять которое могла бы только довольно большая армия.

На следующий день хетты нанесли первый удар. Вернее, укол. Около двадцати колесниц атаковали тыловое охранение, забросали дротиками и стремительно унеслись. Через пару часов больше сотни колесниц напали на головную часть колонны, но бой опять по инициативе хеттов вышел скоротечным.

— Преследуй их, Аристон, — приказал Кратер, — помнишь, как все обговаривали?

— Помню, — ответил фракиец.

Две илы пеонов, четыреста всадников, погнались за колесницами. Вскоре вернулись. "Не догнали".

Следующие два дня хетты продолжали наскоки отрядами различной численности. Обе стороны понесли незначительные потери. Всего около дюжины убитых, да три десятка раненных.

— Скифская война, — усмехнулся Кратер и спросил проводника-хуррита, — они всегда так воюют?

— Нет, — покачал головой тот, — хатти любят ударить один раз большим войском. Колесницами на равнине.

— У них мало пехоты?

— Пехоты много, но колесницы главнее, первыми бьют.

— А сейчас почему кусают, как комары?

— Не знаю, господин, — пожал плечами проводник, — но хатти любят хорошо укрывать своё войско до главного удара.

— Понятно, — хмыкнул стратег, покосившись на клубы пыли вдалеке, — хорошо укрывают.

На десятый день он уже знал, что с севера подошло войско, численно превосходящее его отряд вдвое, если не втрое. Разведчики сочли костры в лагере врага, расположившемся на ночлег в тридцати стадиях к северу от македонян.

— Завтра все сюда заявятся, — предположил Ситалк, — пора уносить ноги.

— Рано, — возразил Кратер.

— Позади нас ещё один отряд, — напомнил Аристон, — возьмут в клещи.

Вскоре после выступления на рассвете следующего дня, македоняне достигли наезженной телегами дороги, идущей с запада на восток.

— Что за дорога? — спросил Кратер проводника.

— Из Пурушанды в Ненассу.

— Та самая, о которой говорил царь? — спросил Аристон.

Кратер кивнул.

Незадолго до полудня следующего дня к марширующей колонне вернулись передовые и объявили, что войско хеттов стоит, развёрнутое в линию, совсем близко.

— Видели вас? — спросил стратег.

— Вряд ли.

— Аристон, — приказал Кратер, — появляешься всеми силами прямо пред их носом и немедленно начинаешь отходить.

Фракиец кивнул.

Пеоны исполнили все в точности. Показавшись перед строем пехоты и колесниц хеттов, они обратились в "беспорядочное" бегство, достигли своих и "увлекли" их за собой.

— Бегут, — удовлетворённо сказал Хуцция, — теперь твой ход, Муваталли, захлопни ловушку.

То, что противник обратился в бегство, не приняв бой, наследник списал на то, что стрелы и дротики хатти, наскоки из засад, изрядно расшатали макандуша нервы. Как и планировалось. Пришельцев действительно немного и практически все они имели лёгкое вооружение. Уничтожить — раз плюнуть и без хитроумных маневров. Но отец прав. Часть из них должна спастись и прибежать к Алекшандушу, заикаясь от страха.

Отряд Муваталли атаковал макандуша с юга. Кратер не принял боя и с ним, свернул на восток. Его воины бежали так, что только пятки сверкали.

Хетты бросились в погоню. Преследование затянулось до самой ночи. На рассвете обнаружилось, что макандуша исчезли. Как сквозь землю провалились. На дороге, ведущей на юг, их не было.

— Петляют, как зайцы, — усмехнулся Хуцция.

— В незнакомой стране? — удивился Муваталли, который присоединился к наследнику.

— Набрали проводников в Киццувадне, — отмахнулся Хуцция, — полагаю, следует отправить несколько отрядов на поиски в разные стороны.

— Я предлагаю закрыть дорогу к Вратам большим войском, — сказал Муваталли и добавил, — что-то у меня нехорошее предчувствие...

Наследник покривился, но решил послушаться. Двухтысячный отряд военачальника Тиватапары отправился на юго-запад.

Через несколько часов, когда солнце уже давно перевалило зенит, и день клонился к вечеру, примчался разведчик и сообщил, что макандуша найдены.

— Где?

— К юго-западу отсюда!

— Ночью совершили рывок и вернулись на дорогу к Вратам! — скрипнул зубами Муваталли, — как я и боялся. Выходит, страна им не так уж и незнакома.

— Продолжают удирать? — спросил Хуцция разведчика.

— Нет, господин! Они разбили Тиватапару!

— Что-о-о?! Как это случилось?!

— Не знаю, господин... Наши рассеяны... Тиватапара пытается собрать воинства. Отправил меня за помощью.

— Выступаем немедленно! — вскричал Хуцция, — я раздавлю этих насекомых!

— Наши силы разбросаны для поисков макандуша, — напомнил Муваталли, прикрыв глаза.

— Тех девяти тысяч, что сейчас в лагере, хватит с лихвой! Чужаков же горстка, в плевке утопим.

— Солнце садится.

— Плевать! Уж если чужаки в ночи так ориентируются, то я-то точно в родной стране не заблужусь! — отрезал Хуцция.

Не заблудился. Хетты шли всю ночь. На рассвете их передовой отряд столкнулся с лёгкой конницей противника. Та, после скоротечного боя отступила. Скрылась в скальном "лесу".

Когда совсем рассвело, все воинство хеттов выползло из "леса" на лишённую растительности пыльную равнину, образованную застывшей лавой. Её породила в незапамятные времена некогда огненная, а ныне потухшая гора Аргей, что возвышалась в нескольких десятках стадий к востоку. Её снежная вершина была увенчана короной из лучей восходящего солнца.

— Да поразит меня Тешуб... — прошептал Хуцция.

На равнине стояло войско макандуша. Нет, не жалкая горстка легковооружённых беглецов. Огромное войско. Беззвучно шевеля губами, наследник обозревал строй пехоты, как ёж ощетинившейся невероятно длинными копьями. На флангах разместилась конница. Её было так много, что у Хуцции глаза полезли на лоб.