После того, как испытуемый образец как следует протрясут на этом устройстве для пыток, его снимали и тщательно изучали поверхности, соединения, уплотнения — не возникло ли где малейших проминаний, через которые вскоре потечет масло или будут прорываться продукты сгорания, не возникли ли на полированных поверхностях задиры, говорившие о недостаточном учете температурного расширения или о появлении стружки — высматривали через увеличительные стекла и микроскопы каждый миллиметр конструкции. И по результатам меняли конструкцию отдельных элементов, что-то усиливали — делали толще или добавляли ребра жесткости, повышали поверхностную жесткость отдельных участков поверхностей — напылением металлов или закалкой — и снова пропускали агрегат через 'пыточную'. Мы наращивали конструкторский опыт — пока человек не пощупает, не прочувствует все на своем горбу — ему сложновато представить все возможные тонкости и нюансы работы конструкции, отчего могут появляться досадные ляпы — не учел возможного бокового момента — а деталь из-за него и разлетелась, хотя и была вроде бы спроектирована по всем правилам. Вибростенды стали отличной учебной партой для нашего подрастающего конструкторского 'молодняка' от двадцати до шестидесяти.

Длительность проверок также была различной — от нескольких минут до дней и — для почти до конца доведенных образцов — даже недель. Тестируемый образец трясло на неимоверных 'ухабах', которых ему вряд ли придется встретить на своем пути ну или по крайней мере с такой скоростью — но эта проверка давала возможность гарантировать ресурс тех же вездеходов до пяти лет, а так они позднее служили при надлежащем уходе и обслуживании и по двадцать, и по тридцать лет.

Большую роль сыграли инструментальщики — они совместно с конструкторами разработали и изготовили специнструмент, технологическую оснастку и измерительные калибры, которые позволяли выполнять обработку деталей быстрее и с большей точностью — собственно, проектирование и разработка специнструмента и оснастки шли одновременно с проектированием и отлаживанием механизмов, точнее — эти работы были неотъемлемой частью конструирования — зачем нам механизм, который смогут делать только высококвалифицированые мастера ? Поэтому порой конструктора шли даже на ухудшение характеристик проектируемых механизмов — зато получим их 'много и дешево'.

Но и в процесс производства были внесены новации — введение контроля на каждом этапе работ позволило выявлять брак на ранних стадиях изготовления мотора, и сборщикам не приходилось тратить время на доделку конкретных экземпляров двигателя — ломом и такой-то матерью. Причины брака тут же разбирались совместно с рабочим, мастером и контроллером, что позволяло постоянно повышать квалификацию рабочих — мастер указывал, на что надо обратить внимание при изготовлении и почему — поджимать рукоятку зажима резче, чтобы деталь хорошо захватилась зажимом, или подводить резец только с одной стороны, чтобы убрать ошибки из-за люфта со стороны базы измерений. Это требовало времени на этапе освоения новой продукции, но очень много экономило на последующих этапах — и времени и материалов. Уже через две недели после начала работ по новой модели или детали брак снижался с 70 до 20 процентов и мог быть еще снижен по некоторым деталям вплоть до пяти процентов, а по некоторым деталям от мастеров начинали идти предложения по изменению оснастки или технологии изготовления с указанием причин — почему сейчас идет брак и как их предложение изменит ситуацию. Затем они совместно с конструкторами рассматривали предложение и при необходимости меняли технологии и инструмент. Благодаря этим мерам передаваемая в мастерские оснастка и документация позволяла быстро наладить выпуск моторов рабочими со средней и ниже квалификацией — грамотная организация труда и насыщение производства специнструментом и приспособлениями, рассчитанными под конкретным детали, снизила требования к квалификации персонала, позволив включить в создание моторов больше людей. Причем их обучение продолжалось параллельно производственной деятельности, хотя и требовало много времени. Мы вам устроим войну моторов !

ГЛАВА 3.

Дмитрий Шаповал попал в армию в июле. Первые дни все было незнакомо и непонятно, но терпимо — зарядка, пробежки, штурмовые полосы. Он достаточно быстро освоился с новой обстановкой, научился отлично собирать и разбирать оружие — и наше, и немецкое — винтовки, автоматы, пулеметы — ему нравилось разбирать их механизмы, они были логичны, понятны и надежны. Еще больше ему понравилось, когда их отделение привели в мастерские. Какое же это было удовольствие отвинчивать гайки, протирать ветошью оси, вставлять в двигатель поршни. Он просто млел от этой работы. И вскоре ему предложили перейти на учебу в эти мастерские. Дмитрию было неудобно перед товарищами — как же так ? Они будут бороться с врагом, а он — ковыряться в железе. Но после некоторых объяснений, что поддержание работы техники не менее важное дело, чем стрелять во врага, Дмитрий согласился, тем более и у самого душа лежала к железу. В колхозе он еще мальчишкой видел трактор, и его даже пускали посидеть на его сиденье и подержаться за руль, но поводить так и не дали. И он собирался идти в училище, учиться на тракториста, но тут грянула война, и, когда его мечта, хоть и по-другому, снова ему улыбнулась, он был рад. Работа ему действительно нравилась, тем более что его начали серьезно натаскивать на изучение работы разных механизмов и их ремонт.

Проработав в мастерских два месяца, Дмитрия отправили на завод, работать токарем. Он уже поработал в мастерских с разными станками, и обучение в процессе производства далось ему легко, заодно он выучился и работе на шлифовальных станках, а несколько позднее — и на фрезеровщика, поэтому Новый, сорок второй год он встретил уже довольно грамотным рабочим. Иногда, когда он выплывал из омута работы, его дух захватывало от произошедших за такой короткий срок перемен. Его голубой мечтой было водить трактор, а тут — он их делает ! И не только их — как ответственного рабочего, его ставили на проточку сложных пазов в осях, применявшихся в разных двигателях. А Дмитрий все никак не мог понять, почему эта работа считается такой ответственной. Сделай шаблон, которым можно сориентировать ось в креплении станка, зажим, чтобы закрепить конструкцию — и проточить эти пазы сможет любой мало-мальски грамотный человек — только следи за скоростью подачи фрезы да остановись, когда пройдешь нужное расстояние — это ведь легко отследить по нониусам на рукоятках управления. Похоже, самой сложной операцией считалось именно правильное ориентирование детали в зажиме. И Дмитрий не выдержал — выточил из стальной планки шаблон — с круглым отверстием для оси, имеющим скос, в который она войдет своей базовой площадкой — ее делали на предыдущих этапах. И действительно, выточив так несколько осей, Дмитрий проверил теорию практикой, как и учил Владимир Ильич. Обсудил это дело с другом — Колькой Седых — таким же парнем, пришедшим на завод из армии, только на два года старше. 'Как же так ? Почему не введут шаблоны ?!? Так работать неправильно, непродуктивно !!!' Доказывал горячо и убедительно, посетовал на начальство, что вот опять оно не продумало. На весь этот поток Колька только сказал:

— Так сообщи.

— И сообщу !

И уже через три минуты Дмитрий входил в закуток к мастеру участка.

— Ну что там у тебя ? — Петрович устало смотрел на молодого рабочего.

— Да вот ... — тот протянул лист.

— Тааак ... — после двухминутного молчания мастер разразился руганью — что, рабочий думает, что он самый умный, тогда как все это придумали люди с высшим образованием и не ему с его семилеткой и тремя месяцами работы указывать — как надо делать.

Дмитрий вышел от мастера понуро. Да, наверное, технологию же разрабатывали инженеры, а он еще недавно пас коров. Ну куда ему лезть ...

— Ну как ? — спросил друг.

— Обругал. Да наверное это и правильно — там люди чай поумнее меня будут.

— Но ведь по-твоему получается, что это не так. Иди к главному инженеру.

— Да неудобно через голову.

— Неудобно должно быть Петровичу, что разговаривал с тобой не по существу, а лозунгами, давил авторитетом — вон и в газете писали про пагубность такого подхода. — заговорил тот газетными штампами — больно часто их слышал и они уже въелись в подкорку. Но что, собственно, и был расчет, чтобы люди в критических ситуациях вспоминали 'правильный' образ мыслей и действий. Колька не знал таких тонкостей, но говорил правильные вещи.

Дмитрий все же попытался еще раз сходить к мастеру, с газетой, где как раз была та статья. Тот снова отмахнулся, и такая злость напала на Дмитрия !!! Ну хоть бы объяснил, в чем конкретная проблема !!! Так нет же — 'не годится' — и все тут. Хотя — вот шаблон, вот ось — работает же ! И тогда Дмитрий, кипя негодованием, пошел к главному инженеру — стало вдруг все-равно, что про него подумает мастер, да и любой другой. Да и пусть 'думают' ! Это характеризует их, а не его — Дмитрий быстро вывел фокус вины вовне — курс рабочей психологии не прошел даром.

Говоря по правде, Димка сильно робел, когда входил в кабинет главного инженера. Но тот его выслушал, вник, и дальше все завертелось как-то слишком быстро. С некоторыми поправками и после непродолжительной проверки на практике его рацпредложение внедрили в работу, самому Димке повысили категорию, выдали премию и отправили на курсы технологов, мастеру влепили выговор, но учитывая его опыт в наставничестве — не понизили в должности а обязали, чтобы его рабочие выдвинули еще десять рацпредложений, и за каждое рацпредложение мастер получит часть премии рабочего. Как хитро все завернули.

Петрович, собрав всех, объявил, что теперь они все чертовы рационализаторы, и каждый — каждый! тут он многозначительно поднял палец — должен придумать 'что-нибудь эдакое', и палец снова пошел вверх — что бы он сделал по-другому в своей работе, 'А главное — чтобы каждый объяснил — почему. Иначе ...' Что будет в случае 'иначе', он не сказал, но, зная крутой нрав Петровича, каждый вполне мог представить последствия, хотя и не смог бы их описать. В результате к концу недели у него собралось только восемь более-менее дельных рацпредложений. Посмотрев с укором на подчиненных, он — 'Учишь вас, учишь, а все как об стенку горох ...' — быстренько придумал еще два, договорился с парой токарей, что они выдадут их за свои — приказали же чтобы выдвинули рабочие, вот он и делал как сказано, сказано десять — вот вам десять. И выдал их на гора.

Все рацпредложения рассмотрели, внедрили, выплатили премии, написали в газете без упоминания конкретных имен, и отдельно — о порыве на участке — уже с конкретными именами. Остальные производства начали соцсоревнования по рацпредложениям и их внедрению, посыпались предложения, нормальных было процентов тридцать, но и они хоть по чуть-чуть, но улучшали производство — делали его эффективнее, менее трудоемким или требующим меньше материала или энергии. Такой почин надо было поддержать, и мы подогревали их статьями в газетах.

А потом всплыла история с подлогом. Я, честно говоря, когда об этом узнал, ржал минут пятнадцать. Не, ну надо же ухарь !!! Взял под козырек и исполнил буквально. Нам-то в принципе без разницы, кто внесет эти рацпредложения. А этот ... деятель ... Ну да ладно. Мастера дружески пожурили за слишком дословное исполнение приказов, посоветовали думать в зависимости от ситуации, не бояться высказывать свое мнение, отстаивать его, требовать того же от подчиненных. Сомневаюсь, что этот тертый калач так же дословно будет исполнять и это пожелание. Прямо таки двойные стандарты в действии.

Тем не менее, и из этой ситуации мы постарались выжать по максимуму — опубликовали в газете статью, в виде курьеза рассказавшую о данном случае, естественно, без указания имен. Так на примерах мы воспитывали новые трудовые отношения в трудовых и боевых коллективах, ведь война — такой же труд — тоже внедряли такую мысль — а также цель — победить быстрее и с минимальными затратами — материальными и людскими, но вместе с тем — беречь людей — лучше истратить тысячу снарядов чем одну жизнь.

И я-то, да и многие другие, отлично понимал мотивы этого деятеля. Власти многих приучили показывать беспрекословное подчинение, хотя бы внешне. А уж как обстоят дела на самом деле — пойди проверь, особенно если действует профессионал. В данной ситуации еще все обошлось, потому что сама ситуация была направлена на развитие. А ну как где-то выйдет по-другому ? Вдруг ради красивой картинки будет нанесен такой вред, что никак не исправишь ? Да почему 'вдруг' ? Так и бывало, и не раз. Порассказывали нам наши пленные, которых мы выменяли из немецкого плена, как некоторые командиры, исполняя приказ, отправляли бойцов в губительную атаку, и даже не заикнувшись о том, что у них нет артиллерийской поддержки — 'раз приказали, значит им виднее'. Сами — в шоколаде, а бойцы — в земле. Мы брали таких 'деятелей' на заметку и собирали по ним данные. Также в целях исправления национальной политики собирали компромат на и государственных деятелей большого СССР, по которым пока не было подобных фактов — непропорциональное представительство одной народности до 37го года и другой — после этого года отрицательно сказалось на основной массе населения. Одно слово — 'чужие'. Поэтому на будущих политических деятелей собирали компромат, подставляли их, постепенно мешая их карьере — не надо ждать, пока они себя 'покажут'. Также мы старались создать неофициальные связи с будущими жертвами ленинградского дела и собирали компромат на инициаторов этого дела — прежде всего Жданова. В этом времени он не успел 'отличиться' в провальной подготовке Ленинграда к блокаде, потому что блокады как таковой не было, но я-то помнил его 'заслуги', поэтому не выпускал из внимания. Наши технические возможности по прослушке позволили собирать интересный и в будущем полезный материал, который многое прояснял в отношениях в руководстве СССР. Скрытое недовольство части населения советской властью также позволяло собирать материалы и вести нужную нам деятельность — узнавать настроения, мысли, планы, выцеплять к себе нужных людей, как бы их ни прятали — ученых, мастеров, военных, крестьян, членов их семей — всех, кто попал или мог попасть под каток внимания недобросовестных представителей органов власти, которые восприняли ее получение как отмашку для вседозволенности.

ГЛАВА 4.

Но это все была политика. Физики же порадовали — начали выпускать первые детекторы ИК-излучения. Благо работы по обнаружению самолетов по их тепловому излучению были начаты в СССР еще в 1929м году, а на флоте уже использовались теплоулавливатели ТУ-1 — похожие на прожекторы индикаторы ИК-излучения, которые могли обнаруживать крупные корабли на расстояниях до двадцати километров — они концентрировали своим полутораметровым зеркалом тепловое излучение на индикатор. Наши физики смогли значительно повысить чувствительность приборов — тщательной очисткой материалов и подбором легирующих примесей, так что для обнаружения тепловых целей на расстояниях до километра было достаточно зеркала в 15 сантиметров. Моей идеей было их ставить на реактивные снаряды чтобы эффективно бороться с авиацией, но там пока не ладилось с избирательностью — снаряды теряли источники тепла чаще чем было допустимо.