Цитадель души моей

Тут мне какое-то движение спереди-слева почудилось. Я замер, арбалет вскинул, тяжёлое дыхание своё унял, прислушался — ничего не слышно. Точнее, слышно, как пшеница шелестит, но она всё время так шелестит. Сатр! Есть! Метнулось что-то рыжее в переплетениях золотистых стеблей, я сразу туда арбалет разрядил, но чую, что опоздал немного. "Здесь!", — кричу, — "Живучий, смотри!". Через мгновение слышу крик справа "Здесь!" — но не Живучий кричал, дальше. Наверное, другого вольпа засекли, не мог же мной замеченный так быстро там оказаться. А тут еще и слева крик, — "Здесь! Двое!" — Децим кричит. Я головой верчу, а сам арбалет в живот упер, и рычаг тугой вытягиваю — взвожу. И тут он на меня выскочил. Я уже понял, что болт вложить не успею, кинул взведённый, но не заряженный арбалет в мельтешение рыжего и жёлтого впереди себя и отшатнулся в сторону, гладиус выхватывая и летящий мне в живот клинок пропуская. Вот только про кольчугу я забыл. Не дала она мне хорошенько отклониться. Но, впрочем, сама и спасла — звякнул клинок о кольца, искры высек и дальше пролетел. Нырнул вольп в пшеницу и не вижу я его. А вокруг — вопли со всех сторон, звон оружия, крики боли и ярости. Сколько же их тут — вольпов? Но некогда мне об этом думать — вон опять рыжее мелькнуло.

Вольпы любят со спины нападать. Я никогда с ними раньше дела не имел, но особенность эту паскудную за ними знаю. Поэтому я стараюсь всё время держать за спиной уже вытоптанный участок — чтобы тварь сзади близко незамеченной не подкралась. Ну и кручусь постоянно — не стою на месте. Увидел движение, бросился, мечом махнул, отшатнулся — опять искры из кольчуги. У вольпа спата на ладонь длиннее моего гладиуса, не получается у меня до него дотянутся. А у него до меня — запросто. И так — несколько раз: я впустую мечом машу, а вольп меня уже раз пять зацепил. Пока несерьезно — всё же успеваю увернуться, но чую, что ненадолго. Ловчее он меня. А самое хреновое — я это понимаю и потихоньку паниковать начинаю. Отлично знаю, что последнее дело — в бою паниковать — но ничего не могу с собой поделать: ощущение у меня, что проклятая бестия со мной, как кошка с мышкой, играется.

Все ж польза от нашей дерготни для меня кой-какая есть: полянку мы приличную вытоптали, я этим пользуюсь и от её центра не отхожу. Прятаться теперь вольпу негде, но я его всё равно толком разглядеть не могу — шустрая тварь, юркая, как ртуть и яркая — аж глазам больно. Ни мгновения перед лицом не задерживается, всё норовит сбоку зайти — тактика у них такая. Ну, я и кручусь, как игрушечный заводной болванчик.

Только плохо у меня получается. Вот удар в грудь я пропустил, практически не отбив. Кольчуга выдержала, но не до конца — похоже, пара колец таки лопнула. Чую я что-то нехорошее в груди, да и одежда больно быстро намокает. Похоже, конец мне приходит. Надо что-то делать. Я помотал головой, дурноту имитируя, сделал вид, что споткнулся и левый бок вольпу подставил, только сердце локтём прикрыл. Хорошо подставил. Бок он мне, конечно, пропороть успеет, но и я вовсе еще сознания не теряю — пусть только подойдёт поближе. А тут я еще и меч выронил.

Вольп, коротко взрыкнув, бросился на меня в прыжке. Ох, это он зря — я даже усмехнуться успел. Меч-то я намеренно выронил. Сразу же его и поймал, не успел вольп еще и половины расстояния до меня пролететь. Ну всё, сейчас я тебя, как цыплёнка на вертел... Нет! Каким-то невероятным образом вольп извернулся в полёте, я даже заметить не успел, как он это проделал. Меч мой от неожиданного удара дёрнулся так, что рука онемела, и тут же вольп спиной мне в грудь прилетел, наземь свалив. Вскочил он с меня сразу, не успел я еще до земли долететь, ну и я разлеживаться не стал. Перекатился, руку поднимая... а где мой меч? А вот он — в двух шагах от меня лежит. А в трёх — вольп стоит. Может, ухмыляется, а может — просто скалится. Ногой мой гладиус поддел, отбросив его куда-то в заросли пшеницы, и свою спату надо мной занёс. Да так и замер. И остриё болта арбалетного между глаз торчит.

Подобно ветру, вылетел откуда-то Ворчун. Пинком в спину поторопил, уже начавшего падать, вольпа, в полсекунды перезарядил арбалет — одной левой, гладиус из правой не выпуская — стрельнул в меня взглядом, полным злого боевого веселья, усмехнулся.

— Должен будешь, — сказал, — за мной!

И бросился куда-то в сторону. Я дёрнулся за ним, потом спохватился — куда я собрался? Без оружия? Сунулся в заросли, куда мой меч улетел, и нос к носу с еще одним вольпом столкнулся. Отшатнулся, бросился бежать за Ворчуном — изо всех сил, только на ноги свои надеясь. Эх, кольчугу бы скинуть! Споткнулся о чей-то труп — человеческий труп, из наших, егерей, стало быть — чуть не упал, но удержался и дальше бросился, краем глаза заметив летящую за мной бестию. Выскочил на утоптанный участок. Тут драка — трое наших, спиной к спине, вокруг трое же вольпов вьются, как пескари вокруг упавшей в воду мухи. Кажется, Живучий там — узнал меня, крикнул что-то. Один из вольпов меня заметил, приобернулся, замешкался на мгновение и тут же упал, кровью из рассеченного горла захлебываясь. Дальше я уже не видел — влетел снова в густую пшеницу и бежал, бежал, бежал, пока ноги несли. Обернуться боялся и думал только об одном — бежать!

Ну, что тут скажешь? Бывает. Я до этого случая, как слышал про кого, что он с поля боя сбежал, сразу трусом его клеймил. А после — уж нет. По-всякому случается, на самом деле. Приходилось мне ведь и до того со смертью лицом к лицу встречаться — ни разу не дрогнул, скажу не хвастаясь. Скажи мне заранее кто, что я могу вот так вот панике поддаться — в драку бы полез, так-то. Не то, чтобы я себя оправдываю, нет. Просто страх — он в каждом человеке есть, если только тот совсем не дурак. И смелость состоит не в том, чтобы страха не испытывать, а в том, чтобы его разумом постоянно контролировать и вырасти не давать. Потому что стоит ему выше некоторой меры подняться и превратишься из разумного человека в безмозглого загнанного зверя.

Сколько я так бежал — и не скажу. Разумного-то во мне уж ничего не оставалось, и счёт времени вести, почитай, некому было. Помню только, что выдохся до колотья в боку, бежать сил уже нет, я за бок держусь и семеню, полусогнувшись, еле ноги переставляя, а обернуться все равно боюсь — все кажется, что идущий за мной вольп только этого и ждёт.

Вывалился из зарослей, еще ничего понять не успел — споткнулся о кочку какую-то и упал. Полежал, отдышался. Способность соображать вернулась. Не скажу, что мне от этого легче стало. Ну как же это я, а? Ну подумаешь, меч потерял — подобрал бы у убитого какого. У вольпа, Ворчуном застреленного, или у того егеря, об которого споткнулся. Встали бы вчетвером, глядишь, и отбились бы. Так нет же... Расслабился, на секунду контроль потерял — и всё. Что же теперь делать?

Я сел, огляделся. Ага, стало быть, всю полосу пшеницы я проскочил и к реке вышел. Речушке. Топкие илистые берега рогозом и камышом заросли, земля вся скотом истоптана — видимо, вдоль реки тут стада к пастбищу гоняют. Гоняли, то есть. Вольп "мой" явно от меня отстал — скорее всего, там, на полянке: решил, что безоружный-одинокий я никуда не денусь и переключился на моих товарищей. А я... м-да. Ладно, некогда сейчас горевать — думать надо, что дальше делать. Интересно, чем там дело закончилось — если закончилось? Я прислушался, но звуков боя ниоткуда не доносилось. Зато отчетливо послышалось мне тявкание вольпа. Вот так-так. Похоже, сквад мой уже весь мёртвым лежит. Что я могу сделать? Пойти по своим следам назад в надежде, что на какой-нибудь меч я раньше наткнусь, чем какой-нибудь вольп — на меня? Кстати, даже если мне вдруг дико повезет, и меч я найду, то не факт, что хоть одну бестию смогу с собой забрать — скорее всего, сдохну без пользы, и всё. А еще я могу попробовать к Вану с Юлием выбраться. И рассказать им всё. Вот это уже польза будет. А сдохнуть я и потом успею.

Тут опять тявканье послышалось, причем ближе намного. Интересно, что это значит? Я напряг память. Так-то язык у вольпов не беднее человеческого, но от своих предков им и кой-какие, вполне звериные, средства общения достались. Так, тявкают они вроде, когда своих созывают... или когда по следу идут?

Страх снова шевельнулся во мне, но теперь я был наготове и головы поднять ему не дал. Огляделся, выдернул пугию и бросился к реке. Разбежался, и, недобежав полшага до границы влажной земли, прыгнул в мутно-бурую воду. Бросился к камышам, срезал трубочку рогоза, рухнул навзничь, трубку во рту зажав, и замер. Вот теперь я вдвойне порадовался, что на мне кольчуга — иначе бы мне напрягаться пришлось, чтобы не всплыть нечаянно — а до поверхности тут и двух пальмов не наберётся. Чуть шелохнешься — круги по воде пойдут, а то и всплеснешь ненароком. До берега-то они мой след вынюхают, а вот дальше... Сквозь воду им меня не разглядеть — муть сплошная. Даже если они и догадаются, что я тут на дне притаился, а не на другой берег вышел выше или ниже по течению, то что — будут все камыши прочесывать? Вряд ли. У них еще куча дел, не будут они время на поимку одного меня тратить, им сейчас нужно по максимуму фактор неожиданности использовать — пока Юлий с Ваном ничего не заподозрили. Я думаю, десяти минут мне тут пролежать хватит.

Пролежал я в итоге все двадцать. На девятой и пятнадцатой минуте мне какие-то плески слышались поблизости, и голову поднять я не рискнул. Может, то лягушка, может — рыба. А может — и нет. Поэтому лежал я дальше, удары сердца считая и стараясь дышать как можно медленнее — чтобы воздух в трубке не свистел. Слух у вольпов — не чета нашему — вмиг услышат.

Наконец, на двадцатой минуте я решился. Голову над водой приподнял, огляделся — чисто. Выбрался из речки, прислушался — тишина. Только пшеница на ветру шелестит, вода журчит, да птицы посвистывают. Ушли вольпы, не иначе. Да и то — зачем им задерживаться? Им сейчас срочно нужно на соединение с основными силами идти. Как и мне, кстати. Одно мне непонятно — почему их больше оказалось, чем мы ожидали? Ведь не меньше десятка их было, а то и полутора. Видимо, они тут всё время сидели, а те двое-трое, что от основной группы отделились, наш сквад к ним и привели. Ох, хитры твари. Ладно, теперь надо думать, как до своих добраться. Обратно сквозь пшеницу идти смысла мало — как раз к идущим за егерями вольпам я и выйду. Лучше попробовать вперед вдоль холмов забежать, где-нибудь там проскользнуть и с юга к своим выйти. Вряд ли они далеко ушли от того места, где Ворчун нас из холмов вывел. Отшагали стадий пять, скорее всего, и лагерем встали — нас ждать.

А ведь Ван свой десяток верхами вёл — интересно, почему он на помощь не пришёл, когда вольпы на нас навалились? Сверху-то видно должно быть. Или они уже далеко ушли и не заметили? Или... их что-то отвлекло?

Стараясь не думать о том, что могло их отвлечь, я припустил вдоль берега, не сводя взгляда с вереницы холмов по ту сторону пшеничного поля. Не факт, что на таком расстоянии я бы смог отличить человека от вольпа, но и не пришлось — холмы были пусты. Я так увлекся их разглядыванием, что чуть в овраг, в конце пригорка неожиданно передо мной раскрывшийся, не скатился. Остановился на краю, посмотрел на другую сторону. Насчет перепрыгнуть и мысли не возникло — широк больно. Оскальзываясь и пачкаясь, я скатился по влажной глине вниз, перешагнул через текущий по дну ручеёк и уже собрался лезть по другой стороне наверх, как мне пришла в голову одна идея. И пошёл я вдоль ручья вверх по оврагу. То, что я никого на вершинах холмов не вижу, вовсе не значит, что там никого нет. Кто выше, тот к победе ближе — это азы военной тактики и всем бестиям они известны ничуть не хуже, чем нам, людям. Если я просто долиной в холмы пойду, с вершины меня засечь — проще простого. А вот по дну оврага я в холмы и незамеченным зайти могу. Там залезть на ближайшую к оврагу вершину, осмотреться и действовать по обстоятельствам...

Тут овраг повернул немножко, я за поворот зашел и забыл, о чём думал. Потому что на дне оврага сидели, пригорюнясь, рядышком друг к другу восемь человек. Я как вышел, так и замер столбом. Нет, не наши это — не егеря. Одежда простая, крестьянская — штаны холщовые, на ком рубахи длинные без рукавов, на ком и тех нет — по пояс голые сидят. Босые. Молчат. Может, мёртвые? Нет — головами вроде качают.

— Люди, — осторожно спрашиваю я, — вы это чего?

А сам пугию в руке сжимаю. Не нравится мне эта картина — потому что не понимаю я её.

Тут зашевелились некоторые. Головами закрутили, но спин не разгибают и встать не пытаются. Я аж назад шагнул машинально — что за хрень тут творится?! А один — сидевший с краю — как-то извернулся, чуть не за спину себе посмотрев (лицо молодое, безусое — пацан совсем), меня увидел, заулыбался.

— Егеря, егеря! — кричит, — мы спасены!

Тут только я на ноги его глянул — и всё, наконец, понял. Это одни вольпы так делают, когда людей в плен берут. Раньше я с таким никогда не сталкивался, вот и не догадался сразу. Вольпы веревку хитрой фигурой складывают, человека в неё заступить заставляют, в петли руки просунуть и на себя потянуть. Веревка натягивается, и запястья плотно к лодыжкам притянуты оказываются. И никуда такой связанный уже не денется — он только сидеть и может. А если вырваться пытаться будет — петли только сильней стянутся. Вот, как у этого, кучерявого — ладони уже черно-синие. Надо бы ему было не верёвку разрезать, а сразу кисти оттяпать — начнут гнить, поздно будет. Но меча у меня все равно не было, да и смысла — тоже. Потому что заглянул я ему в глаза и взгляд свой отвёл — не жилец. Он даже не пошевелился, когда я его освободил. Так и сидел, держа руки у ног и уставившись перед собой пустыми глазами.

Да и остальные ненамного лучше выглядели — кто так и оставался сидеть, разве что выпрямлялся немного и руки растирал. Один бормотать что-то начал потерянным голосом, другой — всхлипывать, третий — посмеиваться. Только пацан поживей оказался: руки размял, окинул меня восхищенным взглядом. Подняться попытался, но не смог, ойкнул и обратно сел.

— Вы их всех убили, да?

Я замялся

— Нет ещё, — сказал, глаза отводя, — вы что тут делаете?

— Сидим, — с кривой ухмылкой ответил пацан, — где посадили.

"Зачем вас в живых оставили?" — хотел было спросить я, но не стал — вряд ли вольпы снизошли до того, чтобы им это рассказать. Вместо этого я зацепился взглядом за кровавые мозоли на ладонях пацана, посмотрел на руки другого мужика, третьего...

-. А что это у вас с руками?

— А копали мы, — опять пацан ответил. Из остальных семерых только один голову поднял и что-то осмысленное в его глазах мелькнуло.

— Что копали?

— Ямы, — пожал пацан плечами, — думали сначала, для себя копаем, но нет. Не знаю, зачем. Красный Яр где, знаешь? Там, под осыпью, ям с полсотни выкопали, а может и больше, да только я считать до стольки не умею. Кто уставал и лопату бросал, тех убивали.

А вот не сказать, что он очень крепким выглядит. Даже наоборот.

— А ты что же не бросил? Не устал?

— Устал, — улыбнулся, — но жить очень хотелось. Должен же кто-то отомстить за...