ПМЗ описывается в школьном учебнике 'Новейшая история', выпущенном в 1976 Ʉ. Это описание воспроизводилось без изменений во всех дальнейших переизданиях, пока учебник не был заменён на 'олимпийский' (1980 Ʉ) учебник 'Современность', в котором мифологии времён Ресурсной Войны отводилось гораздо меньше места, чем раньше, а основной упор делался на успехи мирного строительства. В нём описание ПМЗ было ужато до сноски. Более того, в издании 1989 года имена Малера и Зарифуллина были элиминированы — в сноске упоминался лишь 'героизм сотрудников центра', благодаря которому удалось возобновить передачи. В издании 2009 года исчезает и сама сноска. Впрочем, и сама тема Ресурсной Войны занимает в учебнике очень мало места, уступая новой мифологии — а именно, героике освоения Ближнего Космоса.

В 2019 году, после отставки Н. Карамышева и компании по разоблачению т.н. 'потребительски-левобуржуазного уклона' был проведён комплекс мероприятий по 'возвращению к идеалам гуманизма'. По своей направленности эти меры можно назвать консервативными*: они были направлены в основном на прославление героического прошлого ССКР, в том числе и реактуализацию памяти о Ресурсной Войне.

Прежде всего кампания коснулась учебной литературы. В учебнике 'Современность' была существенно расширена первая часть, посвящённая Полудню и Войне. При этом речь не шла о механическом восстановлении старой картины: изучение текста показывает, что имела место целенаправленная работа над текстами, сделана деликатная перестановка акцентов в некоторых темах и т.п. Однако это не коснулась ПМЗ: фактически, излагалась традиционная версия без каких бы то было поправок, ссылок на источники и т.п. — как locus communis.

В частности, имела место кампания по установке мемориалов, памятных знаков, символики и т.п., связанных с военными событиями. В рамках этой кампании состоялось воздвижение памятников Малеру и Зарифуллину — непосредственно в Чертоплешино-4, в Норильске и в Лунограде. Имя Малера было присвоено нескольким астероидам, а именем Зарифуллина назван малый спутник Нептуна. Обсуждался также вопрос о присвоении Институту Метрологии имён Малера и Зарифуллина (присвоение не состоялось в связи с расформированием Института).

Интересно, однако, то, что ПМЗ практически не нашёл своего отражения в художественной литературе и в искусстве вообще.

В частности, к ПМЗ неприменима знаменитая формула Павла Дурова: 'Вечная слава — быть упомянутым в романе Строгова'. Ещё резче высказался известный литературовед Б. Непомнящих: 'Подвиг — это то, о чём написал Строгов'. Это, конечно, преувеличение. Однако стоит обратить внимание и на то, что из ста самых популярных героев Поколения Коммунаров пятьдесят восемь описаны или упомянуты в строговских текстах, а из десяти самых популярных трём посвящены строговские романы, двум — повести и трём — рассказы (десятым является сам Строгов) III. Учитывая особенности творчества Строгова — в том числе такие, как систематическое предпочтение 'художественной правды' фактической — обстоятельства ПМЗ давали богатые возможности для написания соответствующего текста. Кроме того, Дмитрий Исаевич охотно брался за то, что в эту эпоху именовалось 'социальным заказом'. Тем не менее, Строгов не только не писал о ПМЗ, но и не упоминал о нём.

Более того: в корпусе переписки Строгова мне удалось обнаружить письмо от 1977 Ʉ, адресованное Дурову, где он упоминал некую (видимо, устную) 'просьбу' последнего и отклонял её в таких словах:

'Насчёт просьбы твоей — вот прости, прости, прости — не смог! Чтобы писать — надо героев видеть своих! И вот этих ребят — смелых, героических, жертвенных ребят — ценой жизни заплативших — не вижу! Тени какие-то на месте лиц — некстатние, бледные, размозжалые — вместо живого лица человеческого. Небрежением духовным — слепотою даже — и хуже: изменой духу это вижу я — если писал бы — о них! — вот так. Уволь! Или лучше Кацману — сбрось эту тему. Не взлетит — но нормально сделает.'

Достаточно очевидно, что имелся в виду Изя Залманович Кацман, некогда известный — хотя теперь уже забытый — писатель того времени, разрабатывавший в основном 'комсомольскую' тематику. Я обратилась в Литархив и выяснила, что существует рукопись 1977 Ʉ, содержащая наброски рассказа о Малере и Зарифуллине. К сожалению, мне не удалось ознакомиться с самой рукописью, а главное — установить точные датировки. Однако всё вышеизложенное позволяет выдвинуть гипотезу, что Дуров просил Строгова написать текст именно о ПМЗ, и Строгов отказался — под благовидным, но явно надуманным предлогом.

Стоит отметить, что Строгов, помимо литературного таланта, отличался редким 'чувством материала', как это называют в писательских кругах. В частности, при всей своей любви к панегирикам и прославлению подвигов он ни разу не посвятил даже небольшого рассказа личности хоть сколько-нибудь сомнительной. Самым известным эпизодом такого рода было уничтожение черновиков романа 'Нарком Золотарёв', но это не единственный случай. Некоторые даже утверждают, что своим статусом абсолютного классика Строгов обязан не только писательскому дару, но и политическому чутью. Я думаю, что в данном случае оно тоже сработало: ПМЗ, при всей своей литературной выигрышности, чем-то насторожил Дмитрия Исаевича, и он предпочёл отказать Дурову (что делал крайне редко), чем связываться с этой темой.

Ещё интереснее то, что и в дальнейшем ПМЗ так и остался в некоей тени — не описанным, не изображённым, не отснятым. Например, не существует ни одного фильма или сериала, посвящённого ПМЗ** — и это при том, что на каждую персоналию, упомянутую в учебнике истории для восьмого класса ('История/8') приходится в среднем 103,3 часа экранного времени в виде фильмов, сериальных выпусков, видеоклипов и т.д. и т.п.

Возможно, именно эта неосвещённость темы парадоксальным образом способствует неприкосновенности мифа о ПМЗ. Он сохраняется в наших книжках как как муха в янтаре — видимый, но недоступный для исследования и даже не вызывающий желания себя исследовать.

А между тем, этот янтарь очень хрупок. Он рассыпается от нескольких простых вопросов.

[примечания публикаторов]

* История правок текста показывает, что первоначально здесь стояло слово 'реакционными'. Мариэтта Отаровна смягчила формулировку в финальной редакции — скорее всего, чтобы избежать ненужной дискуссии по второстепенному вопросу. Пожалуй, это был максимум политической гибкости, на которую М.О. вообще была способна. — М.Г.

** Это не совсем так. На момент написания статьи вышла 32-я серия мегасериала 'Ярче тысячи солнц', часть которой посвящена как раз событиям в Чертоплешино-4. Однако в целом М.О. всё же права: это единственный случай, когда данные события получили отражение на экране. К тому же из серии продолжительностью 1 час 11 минут собственно событиям в Чертоплешино уделено 9 минут, а Малера и Зарифуллина играют актёры второго плана. — Мр.В.

V. 'Проходит время кафиров, и время мунафиков кончается'

Первый и самый очевидный вопрос: зачем, собственно, исламистам понадобилось уничтожать передатчики сигналов эталонного времени?

Обычное объяснение этому факту (а это факт) — прагматическое. Сигналы точного времени синхронизировали работу всех систем, и удар по ним выводил их из строя. Интересно, что эта теория никогда не обсуждалась специалистами в области вооружений. Во всяком случае, мне не удалось найти ни одного публичного обсуждения данного вопроса — при том, что оружие, стратегия и конкретные операции джихадистов разбирались подробнейшим образом. Создаётся впечатление, что этой темы намеренно избегают.

Я попыталась вступить в переписку с тремя наиболее известными специалистами в области военной стратегии Халифата. На мои письма дал ответ лишь один, Голд Сильвер Коппер, известный эксперт в области вооружений. Он ответил мне буквально следующее:

'Вероятнее всего, уничтожение передатчиков было связано с попыткой исламистов рассинхронизировать глобальные системы вооружений Запада и тем самым затруднить ответный удар. Это была не очень удачная попытка, поскольку ГСВ обладали максимально возможной автономией и практически ни в чём не зависели от гражданских систем. В частности, все военные спутники были оборудованы автономными атомными часами, дававшими сигналы высокой точности. То же можно сказать и о наземных системах. Что касается боевых космических станций сверхдальнего расположения (SSS/ССР), сыгравших решающую роль в разгроме джихадистов, то они изначально не были связаны ни с какими земными системами. При этом джихадисты знали об их существовании, хотя, возможно, и заблуждались относительно их возможностей. Так или иначе, атака Халифата на системы эталонного времени оказалась не очень удачной идеей — к счастью для всех нас.'

Этот ответ не рассеял мои недоумения, а укрепил их. Но, во всяком случае, мне стало понятно, что ответ лежит в иной плоскости.

Ключ к проблеме я нашла в сравнительной когнитивистике, а конкретно — в дополуденной литературе, посвящённой Халифату. Особенно полезным оказался трёхтомник, подготовленный коллективом американских авторов для Статистического Бюро США и рассекреченный в СШАА после Полудня*. Во втором томе этого труда подробнейшим образом анализируется речи и публичные выступления аль-Махди, в особенности касающиеся будущего.

Здесь придётся сделать небольшое отступление. Я разделяю теорию Сейбича о компенсаторном характере лидерства в примитивных (докоммунистических) обществах. Если изложить её совсем просто — то есть игнорируя множество тонких, но важных моментов — то она сводится к тому, что лидер не выражает волю массы и не концентрирует в себе её сильные стороны, а наоборот, компенсирует своими личными свойствами её недостатки. Сейбич демонстрирует это на примере Гитлера. Немецкий народ в XIX-XX веках сформировался с рядом ярко выраженных сильных и слабых свойств, взаимно обусловливавших друг друга. Так, способность немцев к планированию и дисциплине имела своей обратной стороной крайне слабую интуицию, неспособность к импровизации и удачным спонтанным решениям. Гитлер же обладал именно этими свойствами — что и сделало его лидером.

Аналогичный эффект имеет место и в случае аль-Махди. Здесь компенсации было подвергнуто другое свойство, не столько национальное, сколько религиозное — а именно, лживость, свойственная исламу как таковому и его махдистской интерпретации в особенности.

Как известно, ислам — религия, специально поощряющая ложь и делающая на неё ставку. Сам 'пророк Мохаммед' неоднократно лгал сам и вменял это в обязанность другим. Например, Мохаммед сказал: 'Ложь допустима только в трех случаях: между мужем и женой, для достижения довольства друг друга; во время войны; и ложь с целью примирения людей' (Ахмад 7/459, ат-Тирмизи 3/127). На самом деле мусульманское учение разрешало и поощряло абсолютно любую ложь и подлость по отношению к немусульманам, и чем она была чудовищнее, тем больше одобрения она вызывала у исламских авторитетов. Это объяснялось тем, что мусульманин всегда находится в состоянии войны с немусульманами, а на войне дозволены любые уловки. Мусульмане практиковали особое искусство — такийя— сводящееся к умению лгать немусульманам, скрывать важнейшие детали исламского учения и всячески вредить им исподтишка. Как говорил близкий соратник Мохаммеда, Абу Дард, 'Мы (мусульмане) улыбаемся в лицо некоторым людям, в то время как в сердце своем их проклинаем'.

Подобная практика, однако, косвенно ударяла и по самой исламской общине. Мусульманам никогда не верили, а главное — они сами не доверяли друг другу.

Аль-Махди, напротив, отличался крайней, невероятной для мусульманина правдивостью. Более того — он обосновывал своё право на лидерство тем, что утверждал: любое его высказывание относительно прошлого, настоящего или будущего истинно. Это подтверждалось и делом: аль-Махди всегда выполнял все свои обещания. Иногда это было сопряжено с казуистикой. Например, известен случай, когда аль-Махди захватил в плен ряд западных политиков, включая премьер-министра Швеции, гарантировав им жизнь, непричинение боли и хорошие условия содержания. Своим соратникам он, в свою очередь, пообещал, что все эти люди примут ислам. Это и случилось. Впоследствии выяснилось, что аль-Махди приказал давать им синтетические наркотики, зависимость от которых и привела их к принятию ислама. Сам аль-Махди в ответ на обвинения в обмане заявил, что никого не обманывал и полностью выполнил все заявленные им условия. Что же касается добавления наркотиков в пищу, то он охарактеризовал это как китман — не ложь, а утаивание части истины.

Однако в серьёзных вопросах он не позволял себе даже этого. В частности, он сам неоднократно говорил, что всё, произнесённое им во время пятничной проповеди, непременно сбудется, причём совершенно буквально, именно так, как он сказал. Стоит заметить, что слова с делом у него не расходились. Так, он пообещал, что убьёт шейха Юсуфа[6] и через три года сделал это, причём зарезал Юсуфа собственными руками. По его собственным словам, это было сделано для того, чтобы никто не сказал, что его убил кто-то другой, пусть даже и по его приказанию.

Особенно серьёзно аль-Махди относился к своим обещания, касающимся Последнего Дня — запланированной и заранее объявленной ядерной атаки на западную цивилизацию. По понятным причинам эти высказывания изучались наиболее подробно. Американские исследователи проследили 14 сквозных тем, которые упоминались во многих проповедях и содержали конкретные утверждения о будущем.

Одной из таких тем было 'время неверных'. 'время кафиров'. К ней аль-Махди возвращался неоднократно, говоря, например, такое:

'Проходит время кафиров, и время мунафиков кончается. И когда наступит Последний День, кафиры и мунафики будут как во тьме, не разбирая времён и сроков. Так опозорит их Всевышний (хвала ему!), ибо они незнающие!'

'Время кафиров на исходе. Кто не обратится к нашей кыбле, тот — беззаконник, и судьба его тягостна! Он будет как во тьме, и его учение не поможет ему.'

Или, совсем конкретное:

'Кафиры и мунафики полагаются на время [вакт] и удачу, но время и удача в руке Аллаха. Время кафиров — всего лишь сосуд[зарф], и надлежит разбить его! Дни кафиров и мунафиков окончатся во тьме, а Аллах — Дарующий свет, Милостивый, Оберегающий! Нет ни мощи, ни силы ни у кого, кроме Аллаха!'

Компьютерный анализ известных речей и текстов аль-Махди на предмет вхождения лексем вакт (время, момент), заман (долгое время, период) и дахр (судьба, эпоха, срок) показывает следующее. Аль-Махди последовательно употреблял только слово 'вакт' (417 вхождений)[7], при этом в 305 случаях это слово связано с чем-то негативным или угрожающим ('время кафиров', 'время мунафиков', 'время войны' и т.п.), а в 76 случаях — с нейтральным ('время развёртывания основных сил', 'время заключить соглашение' и т.д.) Ещё в тридцати случаях контекст словоупотребления можно считать амбивалентным, но в итоге — негативным (например: 'Вы ждёте времени довольства, но придёт ли довольство к тем, кто ждёт?'. 'Во время передышки [рахат[8]] не проливайте слёз, ибо в Последний День Аллах ниспошлёт вам их в изобилии!').