"Спокойнее, парень. Никуда тебя не унесли, это проснулись твои собственные страхи и опасения. Мы в Олерисе".
* * *
— Его величество Антон так и не соизволили починить этот несчастный замок, — Слава в очередной раз встряхнул дверь, и ключ наконец-то повернулся. — Нет, этому парню определенно кто-то должен прочищать мозги...
— Да ладно тебе, ему еще можно. Вот женится — узнает, почем фунт лиха.
— Почему-то я это самое лихо пока не увидел, — скептически заметил Слава. — Даже не верится, что Тошка уже уехал.
— Действительно, — Алиса вздохнула. — Но ему это действительно нужно.
— Да я что, спорю? — молодой человек подошел к столу. — Смотри-ка, нам письмо.
Пробежавшись глазами по первым строчкам, он смертельно побледнел и стал читать вслух.
"Славка и Лиса!
Если вы читаете это письмо, значит, я нахожусь уже довольно далеко от города. Может, вам будет казаться мой отъезд слишком поспешным, но, поверьте, так было надо. Пожалуй, то, что я делаю сейчас — моя единственная возможность найти себя. Надеюсь, что где-то далеко я смогу встретить свое счастье.
Вчера мне не хватило смелости сказать... Или, что вернее, я не хотел портить вечер таким заявлением. Я не вернусь. Никогда. Не знаю, какая судьба меня ждет в других городах, может быть, даже уеду из страны попробовать себя в чем-то новом. Может быть, через несколько лет я все же загляну домой, чтобы еще раз встретить вас. Не обещаю, но очень постараюсь, чтобы эта самая встреча состоялась.
Будьте счастливы!"
Размашистая, на пол-листа, роспись убедила обоих, что Антон был в очень приподнятом настроении, когда писал свое последнее письмо. Молодые люди переглянулись, не зная, верить им в этот бред или нет.
— Ничего не понимаю, — Слава опустился в кресло, пытаясь привести в порядок сумбурные мысли. — Что за другой мир? Понятно, Тошка книжек перечитал, но он вполне адекватный человек, чтобы нести такую чушь. Пошутить, похоже решил... Думаю, через он все же вернется, через пару месяцев. Или лет.
Девушка ничего не ответила, открывая плотно запаянный светлый конверт. На нем не было никаких надписей, кроме одной — "открой меня". Пробежавшись глазами по первым строчкам, Алиса упала на стоящий рядом стул.
— Славка... Он не вернется.
Она протянула мужу официальный документ, датированный вчерашним числом. Дарственную на квартиру.
* * *
7348 год эпохи Палача
1395 год эпохи Возрождения
Бард сидел на краю обрыва и играл. Струны странного инструмента, напоминающего гитару, пели и плакали в его руках, а музыка летела ввысь и вдаль. А в деревне, раскинувшейся неподалеку в долине, замерла вся работа — люди застыли на месте и слушали волшебные звуки, подхватывающие их души и влекущие за собой, туда, где никто не мог помешать окунуться в поток звучания. Люди и подумать не могли о том, что кто-то может так играть, до сих пор им не доводилось слышать ничего подобного.
Неожиданно мелодия схлынула — и деревня очнулась. Уставившись на вершину обрыва, на которой был виден человек, селяне деятельно обсуждали случившееся — и тут же к таинственному барду была послана делегация из самых отчаянных мальчишек, пригласить провести в деревне хотя бы одну ночь.
Мужчина посмотрел в небо. В выси сияли жемчужным светом практически незаметные облака. Улыбнувшись, он перевел взгляд на горизонт, туда, где возвышались настоящие горы, такие, которые он безумно любил. Но горы были далеко — еще не одна неделя потребуется человеку, чтобы добраться до подножий. Можно было конечно намного ускорить путешествие... Можно. Теоретически. Человек понимал, что скоростное путешествие может стоить ему более чем дорого, и в очередной раз решил не торопиться, благо, времени было не просто много — вечность.
Он встряхнул гривой длинных черных волос, улыбнулся, и снова прикоснулся к струнам. Теперь в волшебной музыке звучала нежная печаль. Он играл и думал о том, как бы охарактеризовали эту музыку люди. Скорее всего, ничего, кроме банальной истории про несчастную любовь или расставание с любимой они бы не придумали. Отчасти, это было именно так. Он потерял часть себя — много лет назад. И все эти годы ему оставалось только ждать. Ждать, надеяться и верить, что, может быть, завтра...
Последний аккорд затих — и бард пристально вгляделся в ближайшие кусты. Нечеловечески острый слух подсказал ему, что там кто-то прячется. Опасности он не чувствовал, но чужое присутствие причиняло какое-то непонятное неудобство и, одновременно, разгоралось врожденное любопытство.
— Выходи, чего уж там, — вздохнул мужчина, разглядывая куст.
Тут же оттуда показалась неумытая физиономия мальчишки. Он с небывалым интересом уставился на гитару барда, пока, наконец, кто-то не поддал ему хорошего пинка, и сорвиголова вылетел на край обрыва.
— К остальным это тоже относится, — просто сказал бард.
Он уже не сомневался, что эта "делегация" из ближайшей деревни. Не раз уже бывало, что игра "для себя" привлекала внимание нескольких окрестных жителей — и странник редко оставался без куска хлеба и крыши над головой. Скорее всего, сейчас ребятня предложит ему то же самое...
Тем временем дети выбрались из кустов. Теперь объектом пристального рассматривания стал сам бард. Высокий, стройный мужчина стоял, скрестив руки на груди, легкий ветер шевелил его почему-то длинные черные волосы, которые, как казалось детям, отливали зеленью, а темные глаза смотрели на них с интересом. Но тонкий белый шрам на виске, как и многочисленные рубцы на кистях изящных рук говорили, что путь барда был очень непрост.
— Мы, это, оттуда, — решил начать разговор старший из мальчишек, кивая на деревню. — Нас старшие послали, наказали просить, чтобы господин остался в нашей деревне на эту ночь. Музыка больно хороша! — добавил он от души.
Мужчина улыбнулся. Его давно не именовали "господином", почему-то бывшие на посылках дети сразу видели в нем своего, человека, которому можно довериться.
— Хорошо, — он кивнул. — Я остановлюсь в вашей деревне, раз вы так хотите.
Дети довольно переглянулись. Их, конечно, не стали бы ругать, если незнакомец решит продолжить свой путь, но возможность привести в деревню барда хотя бы на одну ночь грела их души. Не так уж часто посещали забытую деревеньку гости, да еще и такие гости.
— Спасибо, господин, — мальчишка поклонился с невиданным почтением. — Идемте за нами, мы покажем дорогу... Вам как лучше, короткую или подлиннее?
— Вернее будет сказать, короткую или удобную? — улыбнулся бард. — Почему-то обычно они сильно отличаются.
От серьезности детей не осталось и следа — все дружно засмеялись, поняв, что старая хитрость разгадана.
— Пожалуй, лучше удобную, — пожал плечами предводитель. — Но если хотите короткую...
— Нет, спасибо. Знаю я ваши короткие дороги...
Фраза вызвала новый взрыв хохота. А бард, тут же вспомнив приключившуюся с ним историю с такой же короткой дорогой, не упустил случая ее рассказать. Незаметно они добрались до деревни, став добрыми друзьями. А селяне уже встречали барда у околицы.
— Добро пожаловать, гость дорогой, — староста, здоровый мужик с веселыми глазами, только кивнул страннику, признавая в нем своего. — Признаться, зацепила твоя музыка, очень зацепила.
— Для барда нет большей похвалы, — чуть улыбнулся мужчина. — Я рад, что вам всем понравилось.
— Надеюсь, господин не откажется продемонстрировать свое искусство еще раз? — староста очень ловко управлялся с фразами, его речь совсем не была похожа на говор дремучего обывателя Создателем забытой деревушки.
— Не откажется, конечно, — в глазах барда промелькнули смешинки, но внешне он оставался совершенно серьезен.
— Благодарен. Кстати, меня зовут Дартен.
— Кэрт, — представился бард.
— Зен проводит тебя в мой дом, там вы сможете отдохнуть от дороги. Зен! Да где ж ты, шельмец?! — в голосе старосты послышались недовольные нотки.
— Если ты ищешь того сорвиголову, который сидит на вон том деревне... — бард указал, на каком именно деревне засел мальчишка.
— Спускайся немедленно! — староста погрозил тому кулаком и пожаловался страннику. — Вот ведь взрослый почти, а все ветер в голове. И когда к порядку приучится?
— Подрастет и приучится, — философски заметил Кэрт. — Я тоже таким был в свое время.
— Может быть, ты и прав, — задумчиво протянул староста, еще раз разглядывая странника.
Окрик отца подействовал на сорванца, заставив его буквально слететь с дерева. Не прошло и минуты, как запыхавшийся он стоял навытяжку, ожидая приказаний.
Кэрту отвели светлую комнату, которая, по-видимому, была предназначена именно для приема таких случайных странников, как он. Закономерно подозревая, что добрая часть ночи уйдет на выступление, он не упустил возможности хоть немного выспаться. Почему-то последние несколько ночей этого ему не удавалось.
В принципе, эта деревня не казалась барду какой-то особенной — та же страна, те же люди. Даром, что приграничье — но, в общем, уклад спокойной деревенской жизни ничуть не отличался от уклада любого другого селения. Но он знал, что это только на первый взгляд — у каждого крестьянина где-нибудь под доской обязательно лежит меч, топоры всегда остро наточены и готовы к работе — любой работе, которая только может потребоваться, будь то рубка дров или голов незваных гостей. На то оно и приграничье.
И еще он никак не мог понять, зачем при игре применил магию, усиливающую звук, которую использовал очень редко, в довольно редких случаях, когда послушать его игру собиралось слишком много людей.
Задолго до вечера дети собрались у двора старосты, ожидая взрослых. Таинственный бард не показывался, и тому было тут же придумано множество причин, ни одна из которых не являлась истиной. Кэрт просто спал.
Ближе к вечеру внутренние часы разбудили его — пора. Олер скрылся где-то в стороне, только его отблески еще сверкали на затейливых металлических конструкциях, зачем-то установленных на крышах. Быстро одевшись, он проверил гитару и вышел.
Когда собирается практически вся деревня в одном месте, шум и гвалт неизбежны. Но стоило барду только ступить на порог, как воцарилась тишина. Нет, не мертвая — все так же шелестел ветер в листве, где-то далеко заливалась собака охотника — обычные вечерние звуки не могли покинуть мир. И это внушало призрачную надежду в его незыблемость.
Люди смотрели на барда, не отрывая взгляда. Только сейчас они поняли, что человек, заочно потрясший их невероятной игрой, стоит сейчас перед ними.
— Здравствуйте.
Нестройное, но доброе приветствие селян заставило барда улыбнуться — так, чтобы никто из людей этого не заметил.
— Господин... — несмело спросила одна из девушек. — А можно ту же мелодию, что ты днем играл? Она такая...
— Та же не получится, — вздохнул бард. — Даже сыгранная по тем же нотам, она будет другой, совсем другой. Но я попробую...
И снова запели струны, но, похожая по рисунку, это действительно была совсем другая мелодия. Правда, этого никто не замечал, волшебство музыки захватило всех и унесло куда-то далеко, в мир, где живут и исполняются даже самые смелые мечты. Миг, еще один — и пение струн входит в резонанс с природой, становясь неотъемлемой ее частью. И теперь любой звук сливается с мелодией настолько органично, что кажется — не будь его, все бы разладилось.
Далеко не сразу люди поняли — струны гитары уже молчат. Все это время им казалось, что они не замолкают ни на секунду, разливаются невидимым потоком по миру.
Кэрт не смотрел на людей — его взгляд уносился в небо, к загорающимся над миром звездам. И где-то там, далеко, вертелась вокруг такой же маленькой светящейся точки небольшая голубая планета...
Пальцы привычно перебирали струны, словно размышляя, что им делать дальше, какая мелодия окажется наиболее удачной после прозвучавшей. Люди же просто ждали, сердцем понимая, что сейчас барду мешать нельзя. И вдруг Кэрт остановил перебор, на какую-то долю секунды. И быстрая, полная силы музыка взорвала тишину. А потом к ней добавился голос...
Над скалистыми хребтами,
Где бывает снег в июле,
Над еловыми лесами,
Что забраться вверх рискнули,
Над замшелым камнем, над ручьем,
Где пылает солнце горячо,
На потоках восходящих,
Словно горный уголь черен,
Черен, словно ночь незрячих,
Видел я, как кружит ворон —
В небесах из синего стекла
Надо мной чернеют два крыла.
Негромкий, но сильный, хорошо поставленный голос барда стал отличным оформлением его игре. Или наоборот — но это уже никого не волновало.
Расскажи мне, ворон,
Расскажи, крылатый,
Как найти мне гору,
Что скрывает злато,
У какого бора,
Над какой стремниной
Я погибну скоро
Под камней лавиной?
Никогда еще не приходилось сельчанам слушать такой песни, наполненной силой и обреченностью, надеждой и фатализмом... А голос барда становился все звучней, он летел над селом — и дальше, не умещаясь в его границах.
Кэрт не останавливался ни на минуту — песню сменяла просто музыка, хотя называть ее простой не решился бы никто, повторить такую игру было не под силу даже лучшим музыкантам мира, музыку сменяла новая песня — призывная или лирическая, веселая или печальная. Казалось, музыкант не знает усталости. Но вот замер аккорд — и люди сразу поняли, что на сегодня волшебство закончилось. Да и было уже поздно — улицу освещали только звезды, да край одного из ночных светил — Рады, второй луны — Даары, не было видно.
Тихо переговариваясь между собой, люди кланялись менестрелю, оставляя в традиционной кружке монеты. Кэрт же просто стоял, прислонившись к косяку двери, и не отвечал ничего — только благодарно кивал. Его глаза поблескивали таинственными зелеными огоньками, в которых одни могли увидеть угрозу, другие — защиту, третьи — что-то таинственное.
— Отметил тебя Создатель, сыночек, — тихий старческий голос раздался совсем рядом.
Кэрт вздрогнул. В этом мире редко упоминали Создателя, более того, прошло уже много веков с тех пор, как это случилось в последний раз...
— Не бойся. Не меня, старую, тебе бояться... Но то, чего ты так ждешь, скоро случится — и тогда тебе придется тяжело. Ох, талант...
— Вы о чем, бабушка? — бард ничего не понимал.
— О том. Случится скоро то, чего ждешь. А к добру ли? Тяжело вам придется, вот что. А тебе, крылатый, как бы не тяжелее всех придется. Дар потеряешь — не страшно?
— Если надо будет... — прошептал Кэрт, не понимая, откуда она могла узнать о предсказании. В мире не осталось никого, кто бы еще помнил о тех давних днях...
— Если надо, — передразнила его старуха. — Ладно, не мне тебя учить, сам постарше будешь. Но будь осторожен, очень осторожен — у тебя не будет двух-трех веков, если что.
— Понял, бабушка. Спасибо за предупреждение.
— Это мне надо тебя благодарить, сынок. За музыку твою, за песни нездешние, за сердце чистое... — ладонь женщины, почему-то по-детски мягкая, на миг коснулась ладони барда, что-то на ней оставив.
