Сухая возня

На другом конце немедленно ответил женский голос. Ещё минута-другая — и, произнеся скороговоркой все предложенные Лумиэлем тексты, я с удивлением понял, что мне рады, что меня ждут, и что, если — Хельсинки (я не стал ничего выдумывать и выдал версию Лумиэля), — то со мною будут готовы пообщаться, не задавая никаких предварительных вопросов. Хотя бы и завтра.

То, что с людьми на месте будет разговаривать Лумиэль, а не я — это уже деталь. Как-нибудь сами разберутся между собою. С этой мыслью я забрался в кабинку монора, задал ей движение к дому и, подмигнув всё той же вороне — откинулся на спинку сиденья. Крылатые хулиганки давно уже повадились кататься на крышах кабинок — вот и эта, видно проникшись симпатией после угощения, решила составить мне компанию. Впрочем, ехала вместе со мной она совсем недолго — буквально через минуту проказница взлетела в воздух и осталась где-то позади. Я снова достал коммуникатор и набрал Лумиэля.

12 Кирилл Костин день 23 июня 2024 года, Москва

Некоторое время мы ждём, пока Солодов выйдет из какого-то здания — потянувшись, я засекаю его присутствие, но сразу же убираю своё внимание — не хочется, чтобы он засёк меня снова. Сейчас это ни к чему — только поломает разговор. Наконец, Солодов выходит, но, постояв возле киоска, разворачивается и идёт в противоположную от остановки монора сторону. Я-то хотел аккуратно подойти к нему возле самой посадки — а тут, получается, метров тридцать бежать вслед за ним. Секундное колебание — и я уже начинаю выскакивать из машины, и в это время, слышится звонок Алёниного коммуникатора. Не успеваю выбраться из машины — Алёна машет на меня свободной рукой и показывает жестами, чтобы я сел обратно.

Ну что же... сажусь. И несколько минут слушаю, как Самая Прекрасная щебечет, очаровывая на расстоянии какого-то человека. Разговор идёт по бизнесу, но понять о чём конкретно — решительно невозможно. Какие-то материалы, какой-то "наш основной продукт" и, как финальный аккорд разговора — на завтра назначается встреча за пределами России. Только в этот момент, услышав "до свиданья, господин Солодов, до встречи", я осознаю, с кем, собственно шёл весь этот разговор.

Удивлённо смотрю на Алёну — и встречаю не менее удивлённый её взгляд.

— У тебя виза стоит в загранпаспорте общеевропейская или, хотя бы, Шенген?

— Стоит Европа+Магриб.

— Это хорошо. Он нам встречу назначил. Сам позвонил на мой корпоративный номер. Сам, по своей инициативе... — повторила она. Причём сказал, что улетает сегодня вечером из России. Надолго. Нам, тогда, и делать ничего не нужно... только встретиться с ним. Это слишком замечательно, чтобы быть правдой.

И, самое главное — какого чёрта у него мои контакты?

— А что он сам сказал?

— Сказал, что "рекомендовали". Тут этикет. Не спросишь напрямую — кто.

— А у самой-то у тебя есть идеи?

— Ну, господи, какие тут могут быть варианты? Ты же видел, с кем он сегодня встречался?

— А зачем ему?

— Я не понимаю пока, но, спиною чувствую...— она жуёт незажженную сигарету — тут какое-то западло.

13 Александр Солодов, вечер 23 июня 2024 года, Москва

Разговор с Лумиэлем меня расстроил. Такое ощущение, что я, чем дальше, тем сильнее залипаю в его дела. И пока не нашёл способа вежливо, не теряя лица послать этого авантюриста куда-нибудь подальше.

А послать безусловно стоило, потому что его первоначальное "ты договоришься, а я с ними встречусь" неожиданно свелось к "ты нас представишь, а я потом с ними поговорю". На кой чёрт мне ввязываться в эти переговоры кроме простейшего мотива — "раз начал, так доделай", я откровенно не понимал, но Лумиэль умело заговорил мне зубы, и я не успел и оглянуться, как обнаружил себя обсуждающим тот момент, что вся поездка, конечно же — за счёт Лумиэля, потому что это — "его проект".

Разумеется, — заявил этот наглец, — если когда-нибудь — нет, я не говорю, что это обязательно будет, но если вдруг, а я не исключаю такого развития событий, так вот, если вдруг этот проект станет нашим общим проектом — тогда, разумеется, мы будем делить все расходы напополам. А пока ты только оказываешь мне по дружески техническую помощь, без которой я могу и не справиться. И попаду в ужасное положение.

Вопросов о том, каким образом может произойти это "вдруг" я предпочёл не задавать. Как-то не хотелось втягиваться в обсуждение — входить в неведомые мне проекты в любом случае не хотелось — а такой вопрос мог бы быть воспринят как косвенное подтверждение таких намерений.

Ну его нафиг.

Я бросил взгляд на экран, по которому уже второй час бессмысленно гонял цветные шарики, и закрыл окошко. Всё равно к цифре, прописанной в верхней строчке всемирного рейтинга — 4,763 миллиарда очков, шансов приблизиться не было решительно никаких. Интересно, сколько времени убил неизвестный мне автор спортивного достижения, скрывающийся за ником The Blacky, на то, чтобы добиться этого результата? Не иначе, ему на работе платят за игре компьютере.

Вытащил из кармана Шталевскую серебряную ручку и поставил её в стоящий на столе стакан. Не стоит таскать с собою чужой и достаточно дорогой предмет — будет случай — отдам через Лумиэля. Встречаться они должны были, насколько я понял, недели через две-три...

IDA в другом окошке, тем временем, всё пытался декомпилировать ARX3064i — я всё ж таки намеревался разобраться со столь неосмотрительно установленной себе биопрограммой. Получалась это плохо, после двух слётов с ошибками я был вынужден перевести дизассемблер в режим пошагового сброса результатов на диск — теперь, по крайней мере, можно будет уточнить, что же это ему срывает крышу. Но такая настройка замедлила работу чуть ли не на порядок — возможно, к возвращению их Хельсинки результат и будет готов, но вряд ли — раньше.

14 Кирилл Костин день 24 июня 2024 года, Хельсинки

Приготовления к встрече с Солодовым меня впечатляют. Арендованную переговорную комнату в пятизвездочном отеле я ещё мог бы, пожалуй, понять, но вот расставленные по дороге к ней люди, чьё внимание я достаточно легко ухватываю — кажутся излишне пафосными. Первая парочка дежурит у входа в отель, вторая — в вестибюле. Ещё четверых мы видим на галерее пятого этажа, где расположена переговорная. Галерея эта охватывает центральный зал отеля, занимающий большую часть пространства внутри здания. С первого по седьмой этаж — громадное пустое пространство, покрытое стеклянной крышей. Внутри — зимний сад с фонтанами и ручейками воды. Не только в самом низу, но и на здоровенных "островках", подвешенных на разных уровнях. Некоторые из ручьёв льют откуда-то с самого верха и, перетекая с уровня на уровень, с одного воздушного островка на другой — собираются в конце концов в пруду, расположенном на нижнем ярусе. Дна его с пятого этажа вовсе не видно. И посреди всей этой красоты — люди в хороших, но каких-то одинаковых костюмах, бездумно, на мой взгляд, следящие за тем, как мы с Алёной идём и за тем, что происходит вокруг нас. Двое из них перекрывают площадку с лифтами, ещё двоих мы видим в конце коридора, где маячит выход на лестницу. Наконец, свернув в узкий тупичок непосредственно к нужному помещению — видим ещё двоих, величественно стоящих перед входной дверью. Ни слова не говоря, они пропускают нас, и мы оказываемся уже в самой переговорной — где опять-таки, одетый с иголочки технарь, настраивает какую-то аппаратуру — квадратная плоская коробка, приклеенная к стене, мигает сине-жёлтыми и розовыми огнями.

— Против подслушивания и подглядывания — поясняет в ответ на мой недоумённый взгляд Самая Прекрасная. — Ну сам понимаешь, вопрос очень серьёзный. Раз уж он обратился к нам с таким разговором...

Ещё минута, и техник покидает комнату, но к нам присоединяется Алёнин коллега — блондинистый, высокий, то ли немец, то ли скандинав. Глядя на его внешний вид, я начинаю было комплексовать по поводу собственного задрипанного джемпера, но быстро успокаиваюсь — в конце концов, дело нехитрое — сходить в магазин и купить — знал бы что нужно — так и сам пришёл бы сюда в виде манекена.

— Брэд, это Кирилл, мой новый ассистент, я тебе о нём говорила — начинает представлять нас Алёна — Кирилл, это Брэд, наш координатор по странам Центральной и Восточной Европы.

Брэд? Стало быть не немец, имя скорее английское...

Жмём друг-другу руки, я бормочу дежурное "приятно познакомиться", а сам про себя думаю, что о собственном служебном статусе ассистента я узнаю поздновато. И как-то невзначай. Ну, собственно, шероховатости на новом месте — если действительно считать это новым местом работы, всё равно неизбежны, а своеобразный способ попадания сюда накладывает...

Алёна представляет нас по-русски, и дальнейший ничего не означающий трёп о погоде и архитектуре отеля идёт на этом же языке — Алёнин сослуживец говорит на нём практически без акцента.

В комнате раздаётся голос одного из охранников — невидимая акуст система фокусирует источник звука прямо в центре стола, вокруг которого мы расселись.

— Ожидаемый Вами человек направляется к входу в отель. С ним ещё ...одно лицо. Микроскопическая пауза в его словах не ускользает от моего внимания. Но была ли она случайной или что-то значила — я смогу разобраться только потом.

— Всё нормально, пусть проходят, — отвечает Алёна и поясняет уже нам ,— если бы с ним был Шталь — охрана предупредила бы, им показывали фотографию. Но, возможно это кто-то из его сотрудников — понятно, что в этой ситуации Солодов может быть только посредником. У нас есть ещё минут десять до их прихода. Можно покурить...

15 Александр Солодов, день 24 июня 2024 года, Хельсинки

С утра пораньше я был в Шереметьево и, часа через полтора — уже здоровался за руку с Лумиэлем, тактично уклонившись от дружеских объятий. Ибо нефиг. Возле выхода из аэропорта нас ожидало заказное заранее такси — так что ещё немного — и мы гуляли по одной из центральных улиц города — как сказал сам Лумиэль, — неприлично приходить заранее. А то они подумают ещё, что мы их жаждем. А мы не жаждем. Мы просто хотим купить их продукт за свою цену. На условиях взаимной выгоды.

— А что за продукт-то?

Лумилэль замялся. — Ну... в общем это некие инструкции. Методики управления, так сказать...

— Управления фирмой?

— Да нет, скорее обществом. Технологии регулирования...программы так сказать...Fahrplan.

— Понятно. Программы коренного переустройства общества. Помню-помню. Ещё в школе проходил — про социализм и всё остальное, что было потом. Вот уж не думал, что этим можно торговать можно. Ты что у нас, оказывается — революционер?

— Ну, в некотором смысле можно...— по ходу разговора мы уже практически прошли к месту назначения, — но причём тут революция? Революция — это, как раз когда программа не срабатывает. Авост, так сказать...

С этими словами Лумиэль покосился на часы, висящие над входом в отель, и заявив, что "у нас ещё пятнадцать минут", предложил идти пешком.

Мы неспешно поднялись на третий этаж и вышли на балкончик.

Перед нами открывались висячие конструкции громадного зимнего сада...

Дай-ка я на тебя взгляну последний раз перед выходом на сцену...— Лумиэль бесцеременно начал пялиться на мой внешний вид.— очень важно, чтобы мы выглядели просто супер. Тогда нам все дадут. Всё. Да-да-да-да... — сейчас он явно цитировал какого-то литературного персонажа, но я так и не понял, кого именно.

Придраться в моей внешности, на мой взгляд, было не к чему. Памятуя о том, что Лумиэль специально просил меня обратить внимание на внешний вид, я надел свой единственный приличный для таких случаев костюм. Но костюм был оглушителен — поскольку куплен был без скупости, специально для тех мест, где надо было производить впечатление внешним видом. Впрочем, надевать куда-то мне его до сих пор приходилось раз пять, не более — по таким местам я стараюсь просто не ходить.

— Так, это что у нас. Наглый паршивец потянулся к моему карману и вытянул оттуда фоншталевскую ручку.

Мгновенная злоба передёрнула меня до глубины души. Есть пределы фамильярности, в самом деле!

Я не успел и сообразить, что происходит толком, но рефлекторно выдернул блестящий предмет из пальцев нахала.

— Да ладно тебе? Чего ты злишься? Лумиэль улыбнулся очаровательно и проникновенно, глядя мне прямо в глаза... мгновение спустя я и сам уже не понимал причин своей столь бурной реакции. — Дай посмотреть? Стильная штука, мне очень нравится.

— Да пожалуйста. Это... — я протянул ему ручку и, желая пояснить происхождения предмета, осёкся на полуслове.

Только что вроде бы отданная, ручка, по прежнему была в моей ладони.

— Ээээ.... только и смог извлечь из себя я растерянный скрежет, — а ну-ка, возьми её.

Лумиэль, ничуть не удивляясь, взял серебряный стержень — неуловимый момент, в который всё как — будто расфокусировалось — и секундой спустя я обнаружил себя сжимающим в кулаке всё тот же будто заколдованный пишущий агрегат.

— Ладно, некогда, потом с ней разберёмся — я уже хотел было отложить вопрос на потом, но Лумиэль неожиданно настойчиво остановил меня.

— Просто протяни в мою сторону раскрытую ладонь с ней, попросил он, и смотри внимательно.

Я так и сделал.

Мгновение спустя Лумиэль со всей силы вдарил меня снизу по руке и бывшая собственность фон Шталя полетела за борт балкончика. Описав крутую дугу она ухнула куда-то вниз и оттуда громко — так что мы отчётливо услышали это на нашем третьем этаже, булькнуло водой.

Повторный приступ злости я быстро погасил — тем более, что Лумиэль успокаивающе развёл свои руки в стороны и с интонацией врача после неприятной процедуры начал бормотать "всё-всё-всё, вот уже и закончилось, успокойся, успокойся".

— Что это было? — спросил я, пытаясь восстановить душевное равновесие.

— Гипноглиф. Есть такое вот дерьмо... Чисто на тактильные ощущения воздействует. На каком-то периферическом уровне нервной системы. Ты в Разметке или без неё — всё равно ничего не разглядишь, если не знаешь как смотреть...возьмёшь вот так вот и будешь охранять, пока у тебя её не отнимут.

Лумиэль опёрся ладонью на бортик и глянул вниз.

После минутной паузы он осторожно спросил:

— Ты.... давно это таскаешь?

— Да со вчерашнего дня. Мне фон Шталь твой дал ей подписаться за деньги.

— Деньги? — этот момент моего общения со Шталем Лумиэлю я не объяснял, и теперь чувствовал себя по уродски, выглядело всё как-то некрасиво.

— Ну да, он мне всучил пачку во время второй встречи, типа за беспокойство. Я, кстати, эту хреновину был уверен что дома оставил — подумал, что заранее тебе не стоит отдавать, потому что...