Найти бога. Версия от 26.01.14

Мы сразу перешли к броскам камнями. Первый кидался в шкета, второй — в разноглазую, а забияка кидался в меня.

Броски продолжались уже минут пятнадцать, когда забияка, вместо того, чтобы взять камень из кучи, вытащил его из-за своей пазухи. Оказывается не один я догадался принести камни с собой. Только вот тот, который вытащил забияка, был значительно больше тех, что лежали в куче, и к, тому же, имел несколько весьма острых граней.

Вытащил, и тут же швырнул в мелкого, который в тот момент неудачно увернулся от только что кинутого от своего напарника камня, и оказавшись после этого спиной к забияке.

Камень забияки попал очень неудачно. Думаю, забияка и сам не хотел такого. Не знаю что он хотел этим добиться своим броском. Но получилось то, что получилось — Мун с рассеченной головой повалился на землю, сразу же потеряв, к тому же, сознание.

Рана получилась какая-то неприятная, очень неприятная. Я потом подошел ближе, хотел на нее посмотреть, но не смог — сразу же отвернулся.

Назя сразу же кинулась к Муну, а потом страшно закричала. На крик прибежал отец Нази, и, не разбираясь в том, кто прав, кто виноват, схватил Муна на руки куда-то его утащил.

Забияка стоял ни жив, ни мертв. Я подошел к нему, и сказал, чтобы он шел к себе домой — не хотелось, чтобы он попался под горячую руку вернувшегося отца, или, что гораздо хуже, матери Муна.

Через день я видел забияку колящим дрова во дворе его собственного дома. От ушибов и синяков на нем не было живого места — ему сильно досталось от его отца.

Еще чуть позже я узнал, что забияка переметнулся в банду на другой стороне улицы.

12.

Я очнулся от того, что мне накладывали швы. Лучше бы продолжал лежать без сознания — когда твою голову обрабатывают и зашивают без какой-либо анестезии, это, прямо скажу, не самые приятные ощущения.

Рядом суетился отец.

— Повязку накладывать не буду — по такой жаре лучше держать голову открытой, чтобы шов заживал и не парился — зачем-то сказал низкий женский голос. — И вообще пусть полежит пока у меня, а то вон та же рука еще не до конца зажила, а они уже камнями друг в друга бросаются.

— Дык а дома мне че сказать-то? — завис отец.

— Скажи что через неделю будет снова бегать как ни в чем не бывало.

Едва дослушав это я вновь отрубился.

Когда я очнулся снова был день. Я чувствовал это даже сквозь прикрытые ресницами глаза. Только я попробовал было пошевелиться, как услышал:

— Если хочешь быстро выздороветь, то не двигайся.

Хочу.

Хорошо, полежу смирно. Хотя с трудом себе представляю как эту команду сможет выполнить обычный малыш.

И тут до меня дошло...

Я что, понимаю о чем она говорит? Может мое сознание слилось с тем сознанием, которое было здесь раньше? Да нет, не похоже... Тогда что? Сложно сказать — мало данных. Ладно, разберусь с этим позже, по мере их накопления. Но понимание, это хорошо, тот ребенок в любом случае уже должен был понимать многое, и теперь мне не придется начинать все с чистого листа. Даже и не знаешь радоваться или грустить такому стечению обстоятельств с этим треклятым камнем.

Как я вообще мог его пропустить? Взял слишком высокий темп тренировок? Да нет, с таким темпом я должен справляться. Привлек ненадежных людей? А вот это похоже. Если бы упражнения были попроще, то даже в присутствии ненадежных элементов со мной бы ничего не случилось. А так... Решено — в дальнейшем высокий темп только в стабильной среде, либо средний темп в нестабильной. А в опасные авантюры пока лучше вообще не соваться — как то мне не улыбается, что меня постоянно латают и штопают, не говоря уже о том, что и умереть можно.

13. Интерлюдия

Девочка разглядывала тех, кто смотрел на дыру. Мимо нее невозможно было пройти, она завлекала всех своей явной несуразностью, тем, что она явно находилась не на своем месте. Никто не мог понять, что здесь не так и что нужно исправить.

Девочка смотрела на них и едва заметно улыбалась. Платье по щиколотку закрывало ее с ног до головы, и два ее глаза были практически незаметны на фоне черной-черной дыры. Иногда она улыбалась во всю ширину своих белоснежных зубов и тогда темноту прорезала вспышка белого света.

Девочке нравилось, что окружающим ее людям нравится, что дыра поглощает все их свободное время, и что у них не остается времени подумать, потому что их мысли заняты.

Как можно использовать это? Этот вопрос возник перед девочкой давным-давно, и она давным-давно дала на него ответ. Но что-то все еще сдерживало ее от того, чтобы начать.

Дыра улыбалась.

14.

После предательства забияки положение банды Демки стало совсем безнадежным — трое против шестерых.

Мне ничего не стоило подмять под себя тех шестерых, но этот вариант я задействую чуть позже и только для забияки.

А пока я воспользовался подвернувшейся бесплатной рабсилой — сказал Демке, что примкну на его сторону, что мы разделаем вторую банду под орех, но только если Демка и его двое архаровцев будут месяц тренироваться с нами (а на самом деле — нас). Более того, я решил скорректировать свою программу обучения с учетом таких постоянно возникающих вокруг меня неприятностей и побыстрее наработать самые эффективные в моем нынешнем состоянии боевые связки.

Весь этот месяц банду Демки нещадно щемили и он по этому поводу регулярно начинал ныть, но я сказал, чтобы они не усугубляли ситуацию и использовали универсальную во все времена тактику — тактическое отступление или, попросту говоря, чтобы как только на горизонте начинает пахнуть жареным они делали ноги.

Меня никто не трогал. Все-таки я еще маловат для них. Да и наглядный пример с забиякой тоже не слишком способствовал их движению в этом направлении.

Ближе к концу месяца я мог уже уворачиваться от камней средней величины, бросаемых в меня всеми тремя парнями с разных сторон, с достаточно близкой дистанции и достаточно интенсивно. Не от всех еще получалось уворачиваться чисто, но все попадания уже шли по касательной. У Нази успехи были чуть похуже, но с двумя кидающими она тоже уже достаточно успешно справлялась.

Для тренировок мы убегали в лес. Нену с собой не брали — с нами были трое шестилетних мальчишек, и этого было достаточно. А Нена бы, после того случая, просто пресекла бы на корню наши фокусы с камнями, или, что еще хуже, доложила или проболталась бы об этом дома.

В последнюю неделю мы перешли к упражнениям с холодным оружием, которым ребятам пытались меня достать. В качестве холодного оружия выступал местный аналог бамбука, такой же легкий и гибкий — к лешему эти необоснованные лишние травмы. Один из атакующих должен был бить и тыкать в меня мечом как угодно, а двоим другим, которые чередовались каждый день, я показал движения, которые они могут при этом использовать, запретив все остальные. Сначала они атаковали меня по очереди, потом по двое, а ближе к концу этих тренировок я уже работал со всеми тремя. Я дал им самые широко используемые движения плюс несколько грязных приемов. Причем добавлял я все эти приемы постепенно, достигая этим сразу нескольких целей — сам учился инстинктивно уклоняться фактически от холодного оружия, а они — использовать это холодное оружие на живом противнике. Когда они перейдут на реальное оружие, то потребуется, конечно, некоторое время на адаптацию, но все равно это будет гораздо быстрее, чем если бы они работали с реальным оружием, постоянно сдерживая себя, чтобы не пораниться или убить. Многократные повторения движений все время чередовались с одиночными и групповыми спаррингами.

Это то, что было на наших совместных тренировках. Всем остальным я занимался без них. И если они тренировались по несколько часов в день, то я, чередуя нагрузки, — целыми днями. При этом приходилось еще нагружать и Назю, неустанно бегавшую за мной. С тем, что делал я, она бы не справилась, но то чем ей необходимо было заниматься в первую очередь, я ей давал — пусть она будет расти и медленнее меня, но, в любом случае, гораздо быстрее Демки сотоварищами.

Я не собирался лезть на чужую бригаду с кулаками. Во-первых это сложнее, во-вторых в будущем им больше пригодится работа именно с оружием — против противника с оружием, с которым им, возможно, придется когда-нибудь столкнуться, кулаками не помашешь (когда-то я без оружия мог расправиться с любым противником вооруженным чем угодно, но сейчас я явно не в той форме). А самое главное — мы должны не просто победить — мы должны полностью сокрушить своего противника, сокрушить с таким преимуществом, чтобы ни у кого возникло никаких сомнений — эту вторую группу я тоже я собирался подгрести под себя. Жалко, только, что действовать группой мы сможем недолго — скоро они подойдут к такому возрасту, когда их все больше и больше будут использовать на работах в деревне.

В конце месяца я сказал Демке, что мы, конечно, можем выступить против конкурентов, но при этом, для того чтобы победить, нам придется использовать грязные методы. И что если он хочет, чтобы победа была чистой, и без этих методов, то нужно потренироваться еще один месяц. Демка вздохнул, но как я и ожидал, согласился потерпеть еще.

Какое такое потерпеть? Я же сам вижу, что после того как мы перешли к отработке ударов, то они сами аж светятся энтузиазмом.

А еще через две недели произошло знаменательное для меня событие — приехал Вальд...

15.

Вальд приехал не один, а в составе группы из шести человек. Был с ним и доктор, к которому он когда-то меня носил.

О приезде я узнал от Нены, примчавшейся к нам. Хорошо хоть они сами за мной не пошли — по лесу Нена ходит так, что я ее слышу задолго до того, как она предстает нам на глаза, очень задолго — как только она входит в лес. Они же могли подкрасться и незаметно. Не нужно им видеть то, чем мы тут занимаемся. Дети-то мало что еще видели в жизни, и особых вопросов у них и не возникает. А у взрослых такие могут возникнуть.

Хотя здесь я конечно грешу против истины — вряд ли бы они смогли появиться незаметно — специально для таких случаев по периметру я установил несколько сигнальных периметров. Свои сюда подходили по заранее оговоренному маршруту — сказал что это такая игра в диверсантов. Зря сказал — потом долго пришлось объяснять кто это такие. Зато прониклись. Но кто его знает какие навыки здесь у спецвойск — хорошо поставленную сигналку ведь тоже можно обнаружить. Одна может и не вызовет вопросов — в природе бывают различные случайности, но если таких случайностей много, то и вопросов тоже будет много. Что-то я совсем параноиком стал.

Вальд, такой же хмурый, как и в прошлый раз, бросил на меня короткий взгляд, потрепал по голове и, похоже, не знал, что ему дальше делать.

А я вертел головой по сторонам и разглядывал его спутников — все как на подбор матерые волки. Не хотел бы я сейчас встретиться с ними в бою — одного-двоих я скорее всего и уделаю, за счет внезапности, а дальше мне будет очень трудно. Вот месяцев так хотя бы через шесть... через шесть месяцев драться против любого из них в отдельности будет значительно проще... Если же они сработаны, то против всех одновременно мне и тогда ничего не светит... если, конечно, драться в открытую... Крутя головой приходилось делать большие заинтересованные глаза и целую кучу лишних движений. С последним, правда, особых проблем и не было — вся эта активность получалась автоматически — все-таки реакции в организме все еще были детскими.

Я схватил Вальда за руку и потянул его на улицу — незачем моим нынешним родственникам слушать все то, что я собирался у него спрашивать. Да и чувствовалась в хате какая-то неловкость — все-таки одни были элитой, а другие, как бы у нас когда-то сказали — колхозниками.

Все сообщники Вальда увязались за нами, подшучивая над ним все время, пока я его тащил. Я протянул к нему руки, требуя, чтобы он взял меня на руки, а оттуда перелез ему на шею.

Здоровенный доктор тут посадил себе на шею Назю. Это я так над ними издевался. Плюс нужно же было мне проверить, насколько далеко они будут выполнять мои маленькие капризы.

Мы еще некоторое время повозились, а потом я снова взял Вальда за руки, и глядя ему в глаза, невинно спросил:

— Дядя, это ведь ты меня нашел?

— Я.

— А где мама?

Тут он взял паузу и бросив быстрый взгляд на доктора. Доктор кивнул, и, тщательно подбирая слова, сказал:

— Мама стала частью земли.

Частью чего? Это что еще за бред? Ну сказал бы что уехала куда-то, или отправилась на небо. Это понятно. Но как можно рассказывать то о чем он рассказывает детям? Я уставился на него ничего непонимающими глазами. Даже играть не пришлось.

— Как бы это тебе объяснить...

Доктор подошел к резвящегося неподалеку недавно родившемуся щенку и взял его на руки. Из-за угла дома появилась сука и напряженно уставилась на доктора.

— Вот этот щенок только появился на свет, он растет, и скоро он превратится вот в такую вот большую собаку — доктор ткнул пальцем в мать щенка, мгновенно отреагировавшую на этот резкий жест, отпрыгнув назад, и, даже, немного зарычав.

— Врешь — сказал я.

— Нет не вру, так и будет.

В общем-то за прошедшее с момента моего прорезавшегося понимания языка все что можно было выяснить в этой деревне про этот мир я уже узнал. Но что может знать маленькая замкнутая община? Только самый минимум. И уж конечно не тот вопрос, который я даже сформулировать не могу.

Вот скажите, ну как мне спросить где искать поверженного в другом мире бога? Сразу же возникает вопрос откуда я про него узнал. Но главное даже не это. Главное в том, что в этом мире нет богов. Совсем нет. Во всяком случае так считают в этой деревне.

Верить то они верят, без этого человеку нельзя, точнее можно, но очень тяжело. Но верят они не так, как я привык, верят в то, что этот мир существовал всегда, что так было и так будет. Что умирая, мы воссоединяемся с этим миром, становимся его частью. Высшим же существом для них является король. Просто потому что он король, ведь он не просто так родился королем — миру, очевидно, виднее кому кем быть. Суммируя узнанное у меня получался какой-то гнетущий забитый мир, где у никого нет никакого стимула — все равно в конце концов воссоединишься с землей. В конце-концов у меня закралась мыслишка, что чего-то в этой картине не хватает, что что-то я упускаю...

16. Вальд

За прошедшее с момента последней встречи время малыш вырос. Вальд, разумеется, и до этого знал, что дети растут, но как-то не представлял себе насколько быстро.

В последний раз, когда они виделись, это был просто малыш, в полуобморочном шоковом состоянии. Который почти все время спал. Да, на него было страшно смотреть, да, у него был какой-то странный взгляд, но не более того.

Сейчас же он стал другим. Вальд чувствовал это всем своим естеством, всеми своими наработанными животными инстинктами. Не мог он только определить, что именно он чувствует.

Какой требовательный малыш — сразу схватил его за руку и куда-то потянул. И ведь не знаешь как быть. Своих детей у меня никогда не было, не до этого мне было. А с чужими я как-то не особо дружил. Еще и товарищи подкалывают.