Искра

Существо слепо, но на мое тихое

— Мэри...

шипит и хищно прыгает вперед. Гремит, разматывается удерживающая его цепь.

— Мэри, бежим! Мэри!..

Кусты хватают за юбки, за волосы, хлещут по лицу. Ежевика опутывает ноги, хрипло каркающая ворона будто указывает где нас искать, а позади беснуется и бьется о землю рвущийся с цèпи прóклятый лепреконом бастард лорда Джона...

Свечи чадили. Пламя на длинных, необрезанных фитилях вытягивалось вверх стрелами дикого лука, расцветало иссиня-белым и опадало, расплескивая воск — его дорожки прихотливо наслаивались друг на друга, разглаживали узоры на канделябре, пятнали стол.

Я смотрела на свечи, чтобы не глядеть на сидящего передо мной Райдера. За то время, что я была без сознания, он успел переодеться, сменив потрепанную одежду охотника на белую крахмальную рубашку и серые брюки. Жилет не надел.

Лицо Райдер скрыл полумаской, оставляющей открытыми лоб, правую щеку, рот и подбородок. И глаза в прорезях — черные, блестящие.

За стенами дома завывала буря.

— Как вас зовут, мисс Хорн? — спросил, наконец, мужчина. — Тин — это сокращение, а полное имя? Кристин?

— Этансель [une etincelle — искра, фр.]

— Необычно, — чуть улыбнулся Райдер. — Меня зовут Александр. Можно Алекс. Приятно познакомиться, Искра-Этансель.

— И мне, — выдавила я.

— Лгунья вы неважная. Уилбер не упомянул об этом? — прикоснулся Райдер к своей маске.

Я покачала головой.

— И теперь вы сожалеете о согласии стать моей гостьей. ...Боюсь, вам все же придется задержаться здесь на ближайшие несколько месяцев, — сказал он после паузы. — Зима на пустоши приходит быстро и надолго. Дороги уже замело, раньше апреля снег не сойдет. Дом большой, думаю, сосуществование не станет для нас проблемой. И прекратите, ради Триединого, трястись, на обед я предпочитаю ростбиф, а не юных леди.

Это пока.

Проклятие быстро сводит с ума, превращая человека в бешеного зверя.

— Ваши комнаты уже готовы, я провожу вас. — Протягивая руку, Райдер встал одним слитным — слишком змеиным, слишком нечеловеческим! — движением, и я шарахнулась прочь, забившись в угол кушетки.

Мужчина проворчал что-то под нос, отодвинулся.

— Идемте, — взял он подсвечник и пошел впереди, указывая дорогу.

Я на секунду зажмурилась, выдохнула, крепко стиснув ладони, последовала за Райдером.

Лестница терялась в темноте, и на меня нахлынуло ощущение дежавю. Вчера я точно так же поднималась наверх, держась за кованые перила... Пальцы коснулись полированного дерева, и стало чуточку легче. Портретов на стене тоже не было. Ни портретов, ни ламп, ни ковра на полу — только знамя с красным драконом [герб Уэльса] и потемневшие щит и секира в нише, а на двери отведенной мне спальни красовался засов. Благо, с внутренней стороны.

— Располагайтесь.

— Спасибо, мистер Райдер...

— Моя комната дальше по коридору. Система звонков, к сожалению, не работает, если что-то понадобится, придется спуститься вниз, на кухню — там дежурят слуги. Ужин в восемь.

— Я не голодна.

— Тогда доброй ночи.

— Доброй ночи, — эхом повторила я и, дождавшись, когда мужские шаги стихнут, осторожно, стараясь не лязгнуть бронзой, задвинула засов. Я бы еще и подперла дверь комодом, но сдвинуть с места тяжелый дубовый массив не смогла.

Вся мебель в спальне была старой и очень основательной. Встроенный шкаф, больше похожий на гардеробную — при желании, туда бы поместился десяток таких, как я. Трюмо с тусклым зеркалом в рост, кровать с приставной лесенкой. Под потолком балдахин с плотными занавесями, от которых заметно тянет прелью — видимо, комнатой давно не пользовались. Стены — шлифованный дикий камень, прикрытый гобеленами, камина нет, нет стола, но есть кресло. И жаровни есть — две штуки, но, несмотря на них, в комнате стоит пронизывающий холод.

Портьеры, прикрывающие окно, надулись от сквозняка пузырем. Я отодвинула их, но за облепленным снегом стеклом не было видно ни зги.

...в Ландоне сейчас тоже снег, но в Уайтчепеле он никогда не задерживается, превращаясь в грязную кашу и стекая в канавы. В метель Арчер никогда не выгонял нас на улицу, наоборот, кухарка заваривала два ведра жидкого чаю, который мы черпали жестяными кружками. Чай был сладким.

Кажется, я скучаю по Арчеру. Точнее, по эфемерной, но все же определенности, которую дает жизнь воришки. А сейчас я совсем не уверена в том, что доживу до весны.

Жить хочется. Очень.

Как же хочется жить, Триединый...

На трюмо, отбивая восемь, захрипели часы. Их старческий кашель вернул меня в темную спальню с дрожащим пламенем свеч и красноватой окалиной на жаровнях. Я с усилием разжала руку, отпуская порченую молью портьеру, и, изогнувшись, начала расстегивать платье. Стянула его через голову, аккуратно повесила на спинку кресла, клацнув зубами от холода, умылась — на трюмо стоял таз с чуть теплой водой. Какая-то добрая душа оставила на разобранной кровати грелку, ночную рубашку и старомодный чепец с порыжелыми от времени кружевами. Мысленно благословив ее, я переоделась и залезла под одеяло — слава Триединому, сухое, пусть и пахнущее пылью. Укрывшись с головой, я оставила щелку для воздуха, подтянула колени к груди, создавая маленький островок тепла, и крепко зажмурилась.

Нельзя плакать.

Дядя Чарли говорил, что у каждого из нас есть конечный запас прочности, и эти два дня — как те — подвели меня опасно-близко к его пределу. Я совсем не помню, как уснула — просто закрыла глаза и провалилась в черноту. Не было ни снов, ни красок, я даже не шевельнулась ни разу, и если бы не удары, от которых затряслась дверь, пролежала бы еще не один час.

— Этансель! Этансель!

— Да, — сипло ответила я, сев на кровати.

— С вами все в порядке? — спросил Райдер.

— Да. — Я закашляла, прочищая горло.

— Вы не больны?

— Нет, мистер Райдер, все хорошо.

— Тогда почему не отвечаете?

— Я спала. Извините, я не хотела заставлять вас волноваться. — Заученные слова и фразы пустой вежливости легко слетали с губ. Оказывается, я еще помню, как это делается.

— Выходите ужинать, — уже спокойнее сказал... кто? Хозяин дома? Или просто новый хозяин?

— Я не голодна.

— Этансель, не дурите, — голос Райдера снова стал недовольным. — Вторые сутки без еды — вы решили уморить себя голодом?

О. Двое суток? Я глупо хихикнула, прикрыв рот ладонью. От двухдневного поста еще никто не умирал. В ушах звенит, и голова немного кружится, но это не страшно.

— Этансель, если вы не выйдете, я сломаю дверь и запихну чертов ужин вам в рот. Вам все ясно? — сухо спросил Райдер, и сонливость моментально исчезла. Нельзя злить тех, кто сильнее.

— Да, мистер Райдер.

— Я жду.

Я торопливо, на ощупь, натянула оставленные в изножье кровати чулки, нижнюю юбку, сменила рубашку, расправила платье. Оставила чепец на подушке. Побрызгала на лицо водой, кое-как пригладила волосы и налегла на дверь, отодвигая засов.

Райдер стоял всего в двух шагах, прислонившись к стене. У его ног горел подсвечник.

— Добрый вечер...

— Добрый, — кивнул мужчина и, подняв, светильник, зашагал впереди.

Ужин накрыли внизу, в — наверное — гостиной, перед камином, от которого шло замечательное тепло.

— Садитесь к огню, — отодвинул для меня стул Райдер. — Вы дрожите.

— Спасибо.

Опустив глаза и стараясь не коснуться затянутой в светлую замшевую перчатку руки на изогнутой спинке, я опустилась на сиденье и тихо выдохнула, когда Райдер отошел. Мужчина сел напротив, внимательно глядя на меня сквозь прорези маски. Черная рубашка, черные брюки, черный бархат на лице — он был похож на демона, о которых я, тайком, читала в папиных книгах. Или на пирата, из тетушкиных.

— Сколько вам лет, Этансель?

— Семнадцать, сэр, — спрятала я ладони в складках платья.

— А на самом деле?

— Семнадцать.

— Выглядите моложе, — проворчал Райдер и налил в стоящий перед моей тарелкой бокал воду. Себе вино. — Ешьте, — указал он на отбивные и зеленые стручки фасоли.

Мясо было потрясающим. Сочное, горячее, чуточку переперченное, но от того не менее вкусное, оно таяло во рту. Панировка похрустывала, фасоль наполняла рот ароматным соком, а мягкого хлеба была целая корзинка — я с трудом заставила себя остановиться на четвертом ломте.

Заметила, что Райдер наблюдает за мной, и положила приборы, чувствуя, как краснею. Леди не едят много...

— Десерт? — нейтрально спросил мужчина. Сам он за это время съел только половину отбивной.

— Нет, спасибо...

Райдер негромко звякнул столовым серебром о край тарелки, отпил вина.

— Давайте договоримся, Этансель, — заговорил он, поглаживая ножку бокала. — Обед в два. Ужин в восемь. В это время вы сидите здесь, вот на этом стуле. В остальное — занимайтесь, чем хотите. На втором этаже есть библиотека — вы ведь умеете читать? Запертые шкафы не трогать, книги по дому не разбрасывать. Гулять рекомендую в саду, холмы опасны, а погода коварна. Завтрак в девять, присутствие на нем желательно, но необязательно.

Я кивнула.

— Можете идти.

— Спасибо за ужин, мистер Райдер, — пробормотала я, вылезая из-за стола. Сделала книксен.

— Это необязательно, — снова принялся за еду мужчина. — Этансель! — окликнул он меня, едва я повернулась к лестнице. — Возьмите свечи. Ступени не в лучшем состоянии, я не хочу, чтобы вы упали.

Ворот его рубашки был расстегнут, и когда Райдер откинулся в кресле, в треугольном вырезе заблестела чешуя.

Странно. Непонятно, страшно.

Рыдает воском свеча, трещит, трепещет на сквозняке. Шторы раздуваются так, словно за ними кто-то стоит, и в зеркале с испорченной сыростью амальгамой мелькают тени.

Жутко.

Не выдержав, я вскочила с матраса и отдернула портьеры, впустив в комнату лунный свет и ледяной ветер. Пятясь, вернулась в кровать. Так лучше. Так видно, что у окна никого нет, а за стеклом — застывшие волны холмов в искрящейся снежной пене и сине-черное небо.

Внизу зазвенела посуда, засмеялся Райдер.

...не тронул. И взгляда этого — противного, липкого — не было. И все равно страшно: не от душевной же доброты он оставил меня в своем доме!

Но спросить, что он собирается делать — еще страшнее.

Шорохи, скрипы, и тихие стоны ветра. Я убеждаю себя, что это ветер. Приоткрытая дверца шкафа — я уже знаю, что его невозможно плотно закрыть. Старые часы — секундная стрелка на них то замирает, то вдруг раскручивается, догоняя время.

И очень хочется пить.

За четыре года я совсем отвыкла от соли и специй, и рот после отбивных в черном перце просто горит. Воду — все, что было в кувшине для умывания — я давно выпила, а запоры на окне, когда я попыталась добраться до снега, не открылись.

Снова смех, а потом шаги. По лестнице, за стеной. Перед моей спальней они стихли, и я съежилась. Сейчас раздастся стук, и...

Тишина.

Шаги...

В конце коридора хлопнула дверь, и я перевела дух. После ужина с Райдером засов уже не выглядел надежной защитой — слишком уверен в себе и своей силе хозяин дома. Это не самоуверенность Джереми, а именно спокойная уверенность в том, что при необходимости он войдет в дверь вместе с дверью.

...как Уилбер.

Сердце стучало, лихорадочно гоняя кровь, ладони оставили влажные пятна на старом атласе покрывала. Губы обметало, сухой язык царапал нёбо. Задыхаясь от жажды, я почти час просидела, не шевелясь, и только убедившись, что Райдер не собирается покидать своих комнат, отодвинула засов, на цыпочках вышла в коридор.

Половица у порога заскрипела так, что, наверное, поднялось ближайшее кладбище. Я вцепилась в косяк, прислушиваясь к темноте, готовая в любую секунду нырнуть обратно в спальню. Тик-так, — стучали за спиной часы. Где-то внизу им вторили другие — тик-так. И погромыхивание жести на крыше.

Крадучись, я спустилась вниз, в пустую гостиную, но кувшин с водой, стоявший на столе во время ужина, исчез. Тогда, ориентируясь на запахи и тихие голоса, я решилась зайти на кухню.

— Добрый вечер...

Разговор смолк. Стоять под перекрестьем двух пар глаз было неуютно, как если бы меня обыскивали. Или допрашивали.

— Здра-а-авствуйте... — собирая с пальцев тесто, протянула пожилая, плотно сбитая валлийка в сером чепце и белом переднике с оборками на груди. Сидящий за столом мужчина, на вид годящийся Райдеру в деды, не ответил.

— Можно попить? — попросила я, жадно глядя на ведро с плавающим в нем резным ковшом. — Пожалуйста...

Мужчина плеснул воды в высокий стакан, протянул мне.

— Спасибо.

Стакан я осушила залпом.

— Еще?

— Да! — Триединый, как же хорошо... Пожар во рту хоть и не стих окончательно, но унялся.

— Стало быть, ты... вы, — сдвинул кустистые брови старик, — и есть гостья мистера Райдера?

Я кивнула. На тыканье я не обиделась, слишком хорошо представляя, что видит валлиец — поношенное платье с чужого плеча, куцую стрижку, обкусанные ногти.

— А ваши родители об этом знают?

...если леди задают неуместный вопрос, ей следует либо сделать вид, что не расслышала, либо упасть в обморок, либо оскорбиться и уйти.

— Спасибо за воду, сэр. Я могу взять стакан с собой?

— Берите.

В комнату я возвращалась чуть ли не бегом. Четыре года на улице, четыре года презрения и брезгливого недоумения — и все равно обидно...

6

[...]

7

Орхидеи выглядели настоящими: кожистые листья веером расходились в стороны, гладкие стебли оканчивались причудливыми гроздьями соцветий. Бархатистые лепестки с прожилками узоров подрагивали на сквозняке, и казалось, что на трюмо слетелась стая бабочек.

Цветы я не получала ни разу. В тринадцать слишком рано, и тетя Скарлетт, подозреваю, посадила бы меня под замок за авансы, а дядя Чарли вызвал бы незадачливого поклонника для Очень Серьезного Разговора.

По губам скользнула улыбка. Даже не улыбка — тень от нее. Я повернулась на бок, вдыхая легкий, почти незаметный запах сладкой свежести — одну орхидею я взяла с собой в постель. Лежала, вспоминая прошедший день, ужин, объяснение с Райдером, то, как он подначивал раскладывающую по тарелкам пирог миссис Ллойд, а она шутливо шлепнула его по рукам. Со мной Райдер не заговаривал, позволив отсидеться и все обдумать.

...неужели все-таки повезло?

— Клянусь Королеве, я не причиню вам вреда.

...наверное, это мама и тетя уговорили Триединого обратить на меня Взор, ведь сама я не очень прилежна в постах и молитвах.

— Спасибо, — прошептала я. — Спасибо вам.

...а если еще попробовать уговорить Райдера написать мне рекомендации... Я ведь образована, я могу быть не просто горничной, а гувернанткой! Документов об окончании школы у меня нет, но Райдер маг, и... Нет, лучше не думать. Если он откажет, будет обидно. А обижаться на того, кто приютил в зиму — глупо и неблагодарно.

...цветы вот подарил.

...вреда он не причинит, поклялся, но что потребует взамен? Бесплатного сыра ведь не бывает!

От этих мыслей начинала болеть голова. Я крутилась, крутилась в постели, не в силах заснуть, теребила орхидею, одергивала сорочку, поправляла съезжающий на нос чепец, слушая громыхание жести на крыше и шорохи старого дома. Он постукивал, поскрипывал, будто живой, искал собеседника, и пустошь отзывалась ему посвистом ветра и шелестом поземки. Чешуйки снега облепляли окно, разрастались, чернели, и вот уже за стеклом не то Джонс, не то...