Пёс войны

Вот тогда Гирхарт понял, почему на языке, который он продолжал считать родным, слово "человек" относилось лишь к свободным. Про раба говорили "тело". Он с тупым интересом наблюдал за тем, как его тело, скованное с другими телами, куда-то идёт, что-то ест, справляет нужду, засыпает мёртвым сном и просыпается, чтобы снова куда-то идти. Затем оно стояло на возвышении, кто-то ощупывал его, заглядывал в рот, и оно опять куда-то шло, скованное с телами — кажется, уже с другими.

Очнулся он в бане — тесной, тёмной и дымной, но всё же настоящей бане — с большим котлом горячей воды, щёлоком и пемзой. Те, с кем он шёл вместе, тоже были здесь, их было много, несколько десятков. Цепи с них сняли, оставили только ошейники. После мытья им всем выдали грубую, но чистую одежду и отвели в рабский барак. Был уже поздний вечер. Их завели в длинное узкое помещение с маленькими зарешеченными окошками под самым потолком и нарами вдоль стен. Вошедший с ними здоровенный малый в ошейнике, но с плетью на поясе — видимо, надсмотрщик — велел им располагаться, а потом сказал:

— Сейчас принесут пожрать — и спите. Завтра решим, что с вами делать.

Еду и вправду принесли быстро. Две пожилые женщины раздали всем по миске ячменной каши, куску хлеба и горсти маслин, а также по чашке воды, подкрашенной вином.

Когда унесли посуду, надсмотрщик спросил:

— Из военнопленных? По-нашему все понимают? — и, дождавшись согласного ворчания, продолжил неожиданно мягко: — Ничего, парни, могло быть и хуже. У нашего хозяина жить можно. И кормят хорошо, и работа по силам, и зря не наказывают. Вам повезло, хоть вы этого еще не поняли. Ну всё, теперь спать. У двери охрана, так что без глупостей.

Надсмотрщик, забрав факел, вышел. Брякнул засов, и Гирхарт остался в темноте. "Вам повезло", — сказал этот верзила в ошейнике. Пожалуй, в чём-то он прав. Пока он, Гирхарт, жив, жива и надежда. А ошейник можно и снять...

Гирхарт невольно тронул шею, на которой ещё несколько месяцев назад красовался металлический обруч. Порыв холодного ветра растрепал волосы, влажной лапой забрался под плащ, возвращая его к действительности. Он больше не раб и никогда не будет рабом! Уж лучше умереть. Но он не умрёт, а отомстит. Всем. Первый шаг уже сделан: набран отряд, небольшой и пока плохо обученный, но это лишь начало. Коэнцев в ближайшее время можно не бояться — конечно, рано или поздно император начнёт наводить порядок и у себя дома, но пока ему хватает дел на окраинах. Жаль, что Дэнин уже там, где его никто не достанет, ну что ж, Гирхарт спросит с Его Императорского Величества Алькерина II и за грехи его отца. Впрочем, нет, спросит как раз не он. Сегодня он предложил помощь Тиокреду, а в деле мести Арнари на Кравта можно положиться. Жёсткая усмешка тронула губы Гирхарта. Да, он поможет законному императору свергнуть узурпатора, а потом...

Впрочем, до этого еще далеко. Сперва ему нужна армия. Таскир и компания мечтают о свободной Рамалле — пусть их. Может быть, у них даже что-то получится, но вряд ли. Время Рамаллы миновало. Хотя... Когда Коэна будет разрушена, кто знает, что возникнет на обломках империи.

Из размышлений Гирхарта вырвал оклик. Таскир, лёгок на помине, шел к нему от хижины-штаба.

— Куда ты запропастился? Мы тебя ищем.

— Что случилось?

— Мы же собирались устроить набег на одну из усадеб, помнишь? Надо обсудить детали.

Гирхарт кивнул. Собранный отряд нужно было проверить в деле, точнее, два отряда: Таскир, как и собирался, брал к себе только свободных из числа недовольных властью, и иногда разбойников, отличавшихся теми же настроениями. Гирхарту же было плевать на убеждения его будущих солдат, и он принимал всех желающих. У них набралось уже в общей сложности больше двух сотен, и друзьям Таскира, снабжавшим их всем необходимым, становилось все труднее кормить такую ораву. Да, с чужой шеи пора слезать, тем более что взятая добыча привлечёт к ним новых добровольцев.

— Ну и как, решили, куда пойдём?

— Да. Здесь, на Вастасе, все поместья пусты, кроме одного, но там слишком сильная охрана. Но вот восточнее, милях в пяти, есть одно подходящее. Хозяин — отставник из арнарийцев, само хозяйство не очень большое, но крепкое. Хороший хозяйственник попался, не в пример прочим. Словом, то, что надо.

— Когда думаешь выступать?

— Завтра после полудня. Как раз к вечеру доберемся.

— Хорошо. Полагаю, план уже наметили? Пойдём, расскажешь мне поподробнее.

Обсуждение не заняло много времени. Таскир был толковым командиром, он все продумал, и продумал хорошо. Гирхарт поймал себя на мысли, что его товарищ по побегу был бы прекрасным заместителем командующего армией. Он — хороший организатор и неглупый человек, при необходимости он мог бы брать на себя командование и все делал бы правильно, но вот руководить всей кампанией... Пожалуй, для этого Таскиру не хватает широты мышления. И ему, и его соратникам. Гирхарт не слишком интересовался прошлым своих товарищей, но Арн был ещё слишком молод, а Эвер, скорее всего, не поднялся выше сотника. Про Тархи и говорить нечего, он разбойник и в армии не служил ни дня.

Вернувшись к себе, Гирхарт обнаружил в своем шалаше Исмира. Тот был смунцем, попал в плен в результате очередной пограничной стычки, сумел сбежать от хозяина и прибился к ним. Поскольку он кое-что смыслил в военном деле, Гирхарт сделал его своим заместителем.

— Ну как? — поинтересовался Гирхарт, усаживаясь на постель.

— Только двое, — ответил Исмир. — У Сунира в Коэне брат, у Рахи — мать.

— Так, — Гирхарт взял восковую табличку и стиль, — Как их зовут, кому принадлежат?

Исмир назвал имена. Пока Гирхарт записывал, смунец с интересом наблюдал за ним.

— Командир, а зачем это тебе, если не секрет?

— Не секрет, — хмыкнул командир, — Когда войдём в Коэну, послужат нам проводниками. Ладно, иди.

Заместитель вышел. Гирхарт спрятал табличку в ларец с крепким запором. Информаторов в окрестных поместьях и в Кимне у них хватало, но этого было мало. Ему нужно знать, что творится в Коэне и во всей остальной империи. Он не имеет права на ошибку — слишком крупную игру он затеял. Гирхарт посидел немного, глядя перед собой, потом поднялся и вышел. Дел в лагере хватало.

ГЛАВА 4

Первый налёт прошёл вполне успешно. Скрытно подобравшись к господскому дому, отряд обложил его кольцом. Затем, дождавшись наступления темноты, когда в поместье уже собрались запирать ворота, один из людей Гирхарта подогнал к ним пяток овец, позаимствованных у знакомого пастуха, и принялся барабанить в створки, крича, что ему приказали доставить свежее мясо для кухни. Охрана обругала "пастуха" последними словами, но ворота всё же открыла. Одновременно с этим несколько десятков человек, используя заранее припасённые веревки и лестницы, в нескольких местах перебрались через окружающую постройки стену. Остальное было делом техники. Правда, без эксцессов все же не обошлось. После того, как отряд, связав стражников и заперев всех остальных обитателей поместья, споро очистил дом и хозяйственные постройки от съестных припасов и ценностей и собрался во дворе, Таскир с Гирхартом устроили перекличку, и оказалось, что одного из Гирхартовых людей не хватает. Его нашли довольно быстро — он ухитрился-таки затащить в укромный уголок какую-то девчонку, что было строго запрещено. Не из высокоморальных соображений, разумеется, — просто из-за опасения, что подобные развлечения могут задержать отряд до рассвета, что было бы нежелательно, тем более что собравшиеся на Вастасе женским вниманием обделены вовсе не были. Жители окрестных деревень давно усвоили, что с разбойниками лучше дружить, и многие поселянки вполне благосклонно смотрели на сильных и ловких молодцов из зелёного леса.

Гирхарт молча двинул ослушника в челюсть и велел ему встать в строй, а по возвращении в лагерь приказал его выпороть, после чего собрал всех и объявил, что на первый раз прощает, но в дальнейшем любой, кто ослушается приказа во время выполнения задания, будет убит на месте.

— Те, кого это не устраивает, могут уходить прямо сейчас, — добавил он. — Предлагаю это в первый и последний раз. Те же, кто решит остаться, запомните, и передайте тем, кто придёт позже: отныне попытка покинуть лагерь без разрешения будет наказываться. Вы не разбойники, вы бойцы, давшие клятву сражаться с Коэной до конца. Вы сделали свой выбор, когда пришли сюда, и теперь у нас всех только один путь — победить либо погибнуть.

Люди запереглядывались, но не ушел никто, даже наказанный. Гирхарт, впрочем, и не боялся, что его отряд разбежится. Идти им особо было некуда, разве что искать другую разбойничью шайку, в которую ещё неизвестно, примут ли, или пробираться за пределы Империи, рискуя быть схваченными по дороге. А здесь они уже пристроены, только вот дисциплина... С этим еще придется повозиться.

Съестные припасы пошли в общий котёл, из прочей добычи тоже выделили часть на нужды всего отряда, а остальное разделили поровну между всеми, не делая разницы между стариками и новенькими. Идея принадлежала Таскиру, но Гирхарт ее весьма одобрил: слух о такой справедливости должен был привлечь к ним новых добровольцев. Свою долю Гирхарт тоже отдал на нужды отряда, за исключением золотой цепочки, которую подарил Фрине.

Оказавшись на свободе, да ещё на положении подруги вождя, Фрина прямо-таки расцвела. Как жрица и пророчица, она и в поместье Сарнана пользовалась среди рабов большим уважением, здесь же ей и вовсе смотрели в рот, и Фрина обладала не меньшим, если не большим авторитетом, чем оба предводителя. К счастью, у неё хватало ума не вмешиваться в распоряжения Гирхарта, но зато она не уставала повторять всем, кто хотел её слушать, что он избран могущественными богами, что ему будет дана великая сила и великая слава, и тем, кто пойдёт за ним, тоже достанется и слава, и власть, и богатство. Нашлись среди бойцов и такие, кто утверждал, что уже был свидетелем сбывшихся предсказаний Фрины, и люди теперь свято верили каждому ее слову. Гирхарта подобное легковерие слегка смешило, слегка раздражало, но оно было ему на руку, поэтому он помалкивал. Не стал он возражать и тогда, когда Таскир предложил Фрине вопросить богов об исходе их первого крупного дела, дабы вселить в бойцов уверенность в успехе. Самому Гирхарту это казалось лишним — тоже мне, "крупное дело", — но он не стал спорить и послушно занял свое место у самодельного алтаря. Фрина погадала по пламени и полету птиц и вполне закономерно предсказала полный успех.

— Знаешь, что самое обидное? — чуть позже сказала она Гирхарту. — Что всё это — не более чем пускание пыли в глаза. Может, у других и получаются предсказания по заказу, но мой Бог позволяет мне Видеть, когда это нужно Ему, а не когда я Его об этом прошу.

Гирхарт кивнул. Ему нравилась смелая откровенность этой женщины, нравилась и она сама, хотя назвать их отношения любовью было бы преувеличением. Фрина была нужна Гирхарту из-за её славы пророчицы, как нужно было всё, что могло бы заставить людей сплотиться вокруг него. Он тоже был ей нужен — любой женщине нужен мужчина, способный обеспечить ей твердое положение. Их отношения с самого начала носили характер сделки, и это вполне устраивало обоих.

Они сошлись примерно через полгода после того, как Гирхарт попал в поместье Сарнана. Тогда был ясный солнечный день, тёплый, но не жаркий. Подошло время обеда, из кухни вынесли котел с кашей. Гирхарт, окапывавший деревья во фруктовом саду, оставил лопату и направился вместе с остальными работниками к раздававшим еду женщинам.

Тогда, в первый вечер в рабском бараке, верзила с бичом — теперь Гирхарт знал, что его зовут Налак, — не солгал. Им и впрямь повезло с хозяином. И сам Сарнан, и его братец-управляющий даже с полевыми рабами обращались вполне пристойно. Их не заковывали в цепи ни во время работы, ни даже на ночь, сытно кормили, наказывали лишь за действительные провинности и наказания предпочитали назначать довольно мягкие, обычно заменяя порку колодками, да и то ненадолго. Кроме того, им не запрещали общаться с женщинами, разумеется, не с самыми молодыми и красивыми, и даже образовывать более или менее постоянные пары. Пожалуй, в поместье его сестры порядки были пожёстче — впрочем, Гирхарта это не слишком интересовало.

Подойдя к ожидающим обеда рабам, Гирхарт с наслаждением потянулся, разминая натруженные мускулы, но тут почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Эту рабыню он прежде не видел или скорее не обращал на неё внимания. Женщина внимательно, даже изучающее смотрела на него своими тёмными глазами и, встретив его взгляд, улыбнулась.

— Здравствуй, — сказала она. — Ты меня не помнишь?

Гирхарт качнул головой.

— Нас с тобой вместе купили, — пояснила женщина. — Вспомнил теперь?

— Нет, — в том состоянии, в котором он тогда пребывал, ему было не до женщин. Он вообще с трудом мог вспомнить хоть что-то между объявлением приговора и прибытием в поместье.

— Ну, не важно, — рабыня мотнула головой, словно отгоняя докучливую мошку. — Хочешь, я приду к тебе сегодня?

Она была статной, полногрудой, лишь немногим старше него самого и, без сомнения, достаточно привлекательной, чтобы греть постель кому-нибудь повыше полевого раба. Похоже, его мнение разделял и подошедший к ним Налак.

— Что, выбрала наконец, Фрина? — хмыкнул он. — Получше найти не могла?

— Это кого же? Тебя, например?

— Нет уж! — хохотнул надсмотрщик, как показалось Гирхарту, немного нервно. — Мне вполне хватает Настары.

— Вот то-то же! — удовлетворённо сказала Фрина и снова повернулась к Гирхарту: — Так я приду?

— Приходи, — неожиданно охрипшим голосом сказал он. Она кивнула и отошла, он проводил ее взглядом, невольно залюбовавшись ее грациозной походкой. У него очень давно не было женщины, он бы сам затруднился сказать, сколько. А ведь она не похожа на обычную рабыню. Явно свободнорожденная и не из простых. По-коэнски говорит свободно, но с заметным акцентом, черноволосая, со смуглой кожей...Похоже, она с юга. Ханох?

— Ты, парень, того... поосторожней с ней, — прервал его размышления голос Налака.

— А что такое?

— Да так... Говорят о ней ... всякое... — Налаку явно не хотелось развивать эту тему. Гирхарт пожал плечами. То, что ему предстояло вечером, занимало его гораздо больше, чем мнение надсмотрщика.

После ужина, когда собрали посуду и унесли факел, он присоединился к группе рабов, ожидавших у входа своих подруг. Он волновался так, словно впервые ждал свидания с женщиной. Впрочем, чему тут удивляться...

Женщины пришли, как всегда, щебечущей стайкой. Фрину он узнал мгновенно, хотя в освещённом дверном проеме был виден только тёмный силуэт. Она тоже сразу уверенно прошла к нему, точно почувствовав его присутствие в почти полной темноте. Гирхарт поднялся ей навстречу, взял её за руку и повёл через тёмный барак к своему месту на нарах.

Он боялся, что после долгого воздержания будет слишком нетерпелив, но она как будто осталась довольна. Потом они некоторое время молча лежали обнявшись, пока она не спросила, как его зовут.