Эликсир Любви

— Завидую тебе, Алексей Семенович, стал птицей свобод­ного полета. Никакого надзора со стороны четырехглазого Фе­дорыча, ни ежемесячных отчетов. Везет же.

Он намеренно назвал Скворцова по имени-отчеству. Обычно между ними такого не практиковалось. Неловкость из-за своего привилегированного положения перед коллегами у Алек­сея еще не прошла. Он не принял шутливого тона друга и не стал, как обычно упражняться в остроумии.

— Поживи с мое, и тебе доверят, — буркнул он.

Но Серега не унимался:

— А над чем же будешь работать? Сделаешь фермент, кото­рый сдвинет по фазе колорадских жуков и они, бросив обожае­мую ими картошку, накинутся на сорняки? Или поступила коллективная заявка от бабулек-самогонщиц на новый рецепт не вонючего пойла для пролетариата? Жертвую собой ради науки. Можешь использовать мой организм для опытов при дегустации продукта.

— Нет, — не удержался и отпарировал Алексей, — шеф от­дал распоряжение разработать лекарство, приняв которое обыч­ный младший научный сотрудник становится умным профессором. Но вот беда, у лекарства будет побочный эффект: бедняги лы­сеют и напрочь теряют чувство юмора.

— За профессорский оклад я готов растерять волосы и стать бирюком, — рассмеялся Архипов. — А что тебе будет, если не выполнишь задание?

— "Большой Хохол" подвесит меня за ребро на крюк, лабораторию разг­ромит, а вас выкинет на улицу, и вы вольетесь в молодой, но бурно развивающийся отряд безработных.

Алексей вернулся за свой стол и открыл папку по Кромбаху. Материалы, предоставленные ему, давали не только сведения о самом ученом, но и содержали ксерокопии его черновиков. Алексей только качал головой — "Неужели Вениамин Алексеевич имеет выходы на внешнюю разведку?" Но в такое просто не верилось, а с другой стороны — откуда все?

Часа через два он закончил чтение. Было о чем поду­мать. Он отложил бумаги и, покачиваясь на стуле, стал размышлять:

Синтезировать вещество — вполне реальная задача. Но ре­шить массу вопросов, возникающих при этом — дело другое. Как вводить фермент в организм? Развести с водой и дать выпить? Или колоть внутривенно? А может достаточно подышать аэро­золью или просто нанести на кожу? Вводить фермент чистым или же, как компонент? И как он воздействует на человека? Один лю­бит безутешно всю жизнь, а другой загорается страстью к каж­дой смазливой мордашке, ну а третий и за всю жизнь не по­чувствует биения смятенного сердца.

"Ох, и задачку подкинул мне крестный Папа" — вздохнул Алексей. Вспомнилась их встреча в ресторане. "Солидный дядя, — с легкой завистью подумал он, — Да и помощнички его на высоте. Четкая работа. Все предусмотрели. Даже мой вояж к подружке ими был учтен. Спасибо, что прикрыли меня от ее благоверного. Драпать через балкон третьего этажа средь бе­ла дня — мало того, что пошло, еще и рискованно. А может, он пере­игрывал, втирал очки? Нашел уши побольше и навешал лапши погуще.

Рука сама нашарила трубку телефона. Номер проходной опытного завода Алексей помнил наизусть.

— Алло, говорите, — послышался знакомый голос.

Хорошо, что взяла трубку сама любовница. Алексей не хотел звать её к аппарату через постороннего. Мало того, что подставляешь её, обозначаешься и сам.

— Здравствуй, Радость. Как дела? Что-то соскучился. Решил позвонить.

— Алешка, ты? Хорошо, что позвонил. Вчера было такое. У меня весь вечер коленки тряслись.

Она впервые назвала его "Алешка". Обычно называла его только Алексей. Значит, на самом деле, стряслось что-то необычное.

— Что за беда? Тебя обидели? — Алексей старательно изображал заботливое сочувствие.

— Представляешь, вчера у Николая сломалась машина, и он пошел домой. Как раз в то время, когда ты был у меня. Чуть-чуть и он застал бы нас.

— Да, ты что? Неужели? Хорошо, что я во время ушел. И по дороге никого не встретил.

— Никого? — Переспросила женщина. В голосе чувствовалось переживание по-вчерашнему.

— Вроде бы нет, — слукавил Алексей, припоминая троицу в полумраке арки.

— Мой был " под хмельком" и недалеко от дома сцепился с какими-то ребятами. Те его отметелили. Да так, что сейчас сидит на больничном, весь в синяках, со сломанной рукой и ребрами. Представляешь, если б тех хулиганов не было? Мой то пришел минут через пять после тебя. Я только из постели выбралась. Не случись драки во дворе, накрыл бы нас. Господь отвел.

— Да, повезло. Он где сейчас? В больнице?

— Дома. Теперь достанет меня пьянками.

— Жа-аль, — протянул Алексей разочаровано, — Это надолго. Где ж нам теперь приземляться, вернее припостеливаться?

— Лешенька, придумай что-нибудь. Ты же такой умненький.

— Не знаю. Моей цыплячьей зарплаты не хватит на это время снять квартиру.

— Что же делать?

— Поспрошаю у друзей. И ты тоже покумекай. А пока придется потерпеть.

— Я не смогу без тебя, зачахну вконец. — Заныла она в трубку, — Меня уже сейчас раздражает его небритая рожа. С самого утра маячит и маячит по квартире.

— Не раскисай. Я же люблю тебя, — поспешил успокоить ее Алексей.

— Любишь?

— Тебя невозможно не любить. Ты же прелесть. Давай, пока твой лечится, не слишком откармливай его. А то разжиреет и навсегда останется дома, не пролезет в двери.

— Типун тебе на язык...

— Ну, ладно, — нарочито понижая голос, перебил ее Алек­сей, — У меня тут телефон рвут из рук. Очередь собралась. Позвоню на неделе. До свидания. Целую.

Не дожидаясь, пока она дощебечет, Алексей положил труб­ку на рычаг. Никого рядом не было. Он давно научился лгать женщинам и делал это легко, не чувствуя угрызений совести. Он не считал себя профессиональным бабником и конченой сволочью. Студенческие годы на Фарме (так издревле называли факультет фармакологии), где парни — пяток на сотню девок, не располагали к монашескому образу жизни. Первая любовь полыхнула и погасла в конце первого курса, оставив в душе боль и обиду. Обиду вселенскую, мстительные искры которой опалили несколько доверчивых глупышек, что попали тогда в поле зрения. Женился он накануне распределения. Так надо было. Холостяками укрепляли кадры фармакологов на периферии. Прописка у жены позволила остаться в большом городе. Родом Скворцов был из умирающего шахтерского городка. Вернуться домой и тихо спиваться с безработными одноклассниками, не поздно в любое время. Не для того он родился. Амбиции требовали большего, а большой город давал перспективы. Закружив голову студенточке строительного техникума, из местных, он скоренько довел ее до ЗАГСа. Как вскрылось позднее — среди подруг невесты девушка старше 20 считалась конченой старухой, а манерный студент-медик выглядел принцем на фоне сверстников, будущих строителей, склонных к забористому зелью и матерщине. Потому-то девицу и не требовалось подталкивать к венцу — достаточно было намека, своего она не упустила. Но тогда Скворцов об этом не догадывался и гордился своим умом, обаянием и оборотистостью.

Надежды на спокойную, благоразумную жизнь вскоре пос­ле свадьбы рассыпались карточным домиком. Светлану, свою же­ну он так и не полюбил, и в этом была его единственная и основная ошибка с же­нитьбой. Разность характеров, очаровательная для влюбленных, все чаще стала ранить непониманием, а нежелание ус­тупить все плотнее воздвигало стену отчуждения. Спустя нес­колько лет Алексей осознал, что живет в одной квартире с посторонним человеком. Даже постель не сближала их, став обычным ритуалом, лишенным красок. Можно было бы разойтись, если бы не дочь-Наташка, да все та же жилищная проблема.

"В принципе не все так плохо, — успокаивал он себя, — Все так живут". Потому-то и к своим проказам на стороне он относился без лишнего самобичевания. Смешно сказать, но Алексей в первый раз изменил жене на шестом году супружеской жизни. Случилось это в командировке, в другом городе. Девуш­ка из соседнего номера была придавлена каким-то внутренним горем и сама желала этого. Сосед по гостиничной койке по схожему случаю изрек: "Если приглашают, зна­чит, рассчитывают на большее чем стакан чая. А обижать человека не следует". Алексей принял это к сведению и уже ни­когда не упускал своего. Он интуитивно чувствовал ту женщи­ну, которая могла быть с ним, и ограничивался минимумом уха­живаний для достижения цели. Романы его легко возникали, продолжались недолго и безболезненно заканчивались, не оставляя в душе сердечных ран. О его любовных похождениях не шептались за спиной, и, слава богу.

Скомкав разговор с любовницей (теперь, скорее всего бывшей), он вернулся на место, полистал бумаги Аркадия Львовича. Ничего дельного в голову не приходило. Алексей посмотрел на часы. До обеда чуть больше часа. Перелистал бумаги в обратном направлении. Ничего не дало. Сосредоточиться не удавалось. Мешала тишина. Обычно в лаборатории было шумнее. Алексей огляделся. Стуков что-то писал, Архипов делал вид, что изучает справочник, а сам читал детектив из выдвинутого ящика стола, Ковалева наводила порядок на лабораторном столе. Вроде бы все как всегда. Скворцову же казалось, что атмосфера лаборатории наполнена неприязнью к нему как к выскочке. "Я что, виноват?" — хотелось спросить их. Тридцать лет жизни еще не принесли мудрости. И он по-детски обиделся: "Сейчас попадаете от зависти". Лучшего момента как предъявить на свет лотерейный билет Вениамина Алексеевича, он не нашел.

Алексей выбрался из-за стола, прошел по лаборатории туда, где копошилась с пробирками лаборантка Ковалева.

— Золотце, как дела? — спросил он, подходя вплотную.

— Путем, — через плечо бросила Ковалева, продолжая мыть пробирки, — Тебе чего?

— Помоги проверить, — в руках Алексей держал билет и газету Вениамина

Алексеевича.

— А сам чего? Сверяй цифры и все. Возьми на столе линеечку, с ней удобнее.

— Мне никогда не везло. По гороскопу в этом месяце у меня финансовый успех, возможен выигрыш в лотерею. Деньги нужны позарез, а рука моя несчастливая. А ты у нас удачливая.

— Давай, — она перекрыла воду и вытерла руки, — Ты же раньше никогда не играл.

Она забрала билет и газету у Алексея и прошла к своему столу.

— Теща подарила. Сам-то я не верю.

Он специально обратился к Ковалевой. Играть в различные лотереи было ее бзиком. Еще в эпоху розыгрышей ДОСААФ она как-то умудрилась выиграть швейную машинку. С тех пор это стало ее манией. Более чем скромный оклад лаборанта не позволял ей жить по потребностям. В свойственной любому обывателю манере, она мечтала решить материальные проблемы разом. Другой на ее месте давно бы забросил это занятие и оплакивал убытки, но Ковалева какие-то крохи выигрывала. Чем и подкармливала свою веру в удачу. Так что спорить с ней на эту тему было бесполезно. Архипов, смеясь, говорил, что из всего этого есть определенная польза. Он выпросил у Кова­левой старые лотерейные билеты и оклеил ими шкаф с препаратами, прикрыв тем самым пятна от пролитых реактивов.

Ковалева внимательно разглядывала таблицу, проводя на­маникюренным пальчиком по колонкам цифр. Их разговор не оставил без внимания любопытного Архипова. Он не поленился оставить чтение и подошел к ним:

— И ты Брут? — Спросил он Скворцова.

— Ни что человеческое мне не чуждо.

— Задолжал? — продолжал подшучивать Архипов, — надеешься таким способом вылезти из финансовой ямы?

Он мог разглагольствовать бесконечно, но прервался. Его внимание привлекла окаменевшая Ковалева.

— Миледи, уже утро, — тронул ее Алексей.

Ковалева обернулась и, выпучив глаза, молча, переводила взгляд то Скворцова, то на Архипова. Лотерейный билет она почему-то держала двумя руками, время от времени встряхивая им.

— Что? Выиграл? — Пытался изобразить удивление Алексей.

Ковалева не могла вымолвить ни слова и в ответ несколько раз кивнула головой.

— Ну, дружище, — язвительно произнес Архипов, — потому как окаменела наша Ника отечественных лотерей, ты выиграл, по меньшей мере, Волгу.

— На кой ляд она мне с ее пристанями и пароходами, — избито отшутился Алексей. — Наташ, Волга?

— Нет, Жигули. Девятка, — выдавила из себя лаборантка.

— Что?! Дай проверю! — Серега выхватил у нее билет и склонился над таблицей.

На шум пришел Федорыч:

— Что стряслось? По какому поводу собрание?

К завлабу повернулся Архипов. Лицо младшего научного сотрудника пошло пятнами от зависти. Протягивая лотерейный билет и газету прямо в лицо Стукову, он закричал:

— Алешка выиграл машину! — и принялся обнимать Скворцова, — Наливай! Не обмоешь — не поедешь!

Федорыч, по привычке сдвинул очки с носа на лоб и тоже уткнулся в газету. Освободясь от объятий Скворцова, Алексей заметил, что Ковалева исчезла. Полетела сорока. Сейчас разнесет новость по институту. И, правда, целый день к ним заходили из других отделов. Они замучили Скворцова требуя показать счастливый билет, и сами сверялись с газетой. Никто ничего не заподозрил.

"А голова у Вениамина Алексеевича неплохо варит, — с удивлением отметил Алексей, — прикрытие на славу. Теперь никто не удивится, когда старший научный сотрудник Скворцов подъедет к институту на своих Жигулях".