Чёрный фимиам

— Это мне решать. Иди, ложись.

Ее лицо болезненно дрогнуло, а худая рука стиснула свистульку, болтающуюся на груди. Эша ссутулилась, словно ее ударили, и ушла в повозку. Старику в этот миг было ее жалко. Да и не только ему. Судя по тому, как замолчали трещотки-близняшки, до этого о чем-то привычно спорившие с Гельтом, Эшу пожалели и они, и Эгда, и даже мальчишка. Один брат спокойно ел, глядя в рдеющие угли костра.

На следующее утро Сингур растолкал Пэйта еще в потемках.

— Собирайся.

Старик зевнул и потер лицо:

— Куда ты собрался-то? Скажешь хоть?

— Скажу. Здесь есть поединочные круги. И делают ставки. Если ставка удачная, можно заработать очень много.

Балаганщик хмыкнул:

— Я уж всерьез поверил, что ты собрался зарабатывать. А ты собрался ставить? Для этого бойцов надо знать, да и деньги какие-никакие иметь. А ты гол, как камень придорожный. И у меня не проси. Не дам.

В ответ на это Сингур вытянул из-за пазухи тяжелый золотой перстень с желтым прозрачным камнем.

— Вот это поставим. Держи.

Он отдал перстень старику. Балаганщик сперва онемел, разглядывая массивное украшение, а потом охнул:

— Да ты спятил?! Его, если продать, год можно жить безбедно!

— Год — это мало. Жизнь длинная, — сказал вальтариец. — Идем.

Конечно, Гельт от их разговора проснулся и увязался следом. Девок и Эгду оставили спать в повозках. Однако когда уходили, Пэйт почувствовал спиной чей-то взгляд, а обернувшись, заметил, что кожаный полог повозки, в которой вместе с близняшками спала Эша, всколыхнулся, опускаясь.

Мужчины отправились в верхнюю часть города. Отродясь балаганщик не ходил столько пешком. Да еще эти лестницы! То вправо, то влево, то желтые, то красные, то синие. И дома стоят впритык, окна у некоторых закрыты ставнями, а у других заставлены цветами, чтобы не впускать жару и шум улиц.

Миль-Канас был красив, но старикам тут приходилось тяжко — столько ступенек! Под конец у Пэйта уже кололо в боку, а перед глазами ползли белые пятна. К счастью, идти осталось совсем мало, если судить по приближающимся крикам и гулу множества голосов. Гельт тот час навострил уши. Любопытно-то как!

— Ты одумайся, — увещевал Пэйт Сингура, сипло и с трудом дыша. — Одумайся. Зачем так рисковать? Проиграешь все! Лучше снести в лавку и продать. Хорошие деньги выручишь!

Сингур в ответ на это лишь качал головой.

— Идем ближе.

Народу на площади оказалось полным-полно. Тут даже были сделаны каменные скамьи в несколько ярусов. Но сидеть на таких, чтобы видеть бой, как на ладони, можно было только за деньги. Кто не хотели или не могли платить, толпились на мостовой. Иные даже приносили с собой скамеечки, чтобы встать на них и наблюдать из-за голов за происходящим.

Пэйт с Гельтом пробирались следом за своим спутником, локтями распихивая зевак. Трижды Пэйту перепало по ребрам, пару раз ему наступили на ногу. Но то мелочи. А перстень он крепко сжимал в кулаке. Так стискивал, что боялся — пальцы разжать не сможет. Сингур тем временем вышел к арене. Балаганщик нагнал его и стал рядом. Двое крепких бойцов бились, разбрызгивая кровь и пот. На уличных сшибках запрещалось использовать оружие, только кулаки.

В городе, конечно, была и каменная арена, место, где собиралась знать. Зрелища там стоили немалых денег и были кровавы. Но на каменный круг не мог выйти биться никто из толпы. Только опытные бойцы, за которыми стоял или хозяин, или гильдия. Вольнонаемных туда не пускали. А сражались любым оружием и чаще всего — до смерти. Впрочем, то зависело от уговора сторон. Если хозяин ценил выставленного бойца, ему могли сохранить жизнь.

Здесь же — на городской арене — биться мог всякий, у кого хватало смелости. И всякий же мог делать ставки. Вон, в стороне от круга, рядом с каменным столом стоят здоровые мордовороты, а с ними тощий желчного вида человечек — считарь. Он принимает деньги и ценности, ведет список на деревянной доске, а сделавшим ставку выдает кусочки кожи, с начертанным на них именем бойца и суммой поставленных монет. Все без обмана.

Читать из простолюдинов мало кто умеет, но у бойца всегда есть кличка, которую легко отобразить кривым рисунком. Например, сейчас дрались "Вепрь" и "Тесак".

На Вепря поставлено было больше, вон, сколько палочек, и каждая означает человека. На Тесака поменьше. Но шансы у них почти равны — оба здоровые, мощные и бугрятся от мышц. Опытных видно сразу — они не бахвалятся, не выделываются, берегут силы и каждое движение их точно и лишено суетливости. И Вепрь, и Тесак были опытными. Видать, выставляли их от разных лестниц. Народ орал до хрипоты.

— На кого будешь ставить? — прокричал Сингуру на ухо Пэйт.

— Пока ни на кого, — ответил мужчина. — Присмотреться надо.

Вепрь был могуч, но медлителен. Тесак двигался быстрее, однако удары у него были менее сильными, а оттого словно бы не доставали противника, хотя тот не всегда успевал увернуться. Сам Вепрь ударил дважды. Один раз в бок. От этого удара Тесак согнулся, а толпа ликующе взвыла. А второй раз Вепрь отправил противника прямиком на каменную мостовую. Тот упал, приложился головой и сомлел.

Бой был окончен.

Разводной выбежал в середину круга, взмахнул руками и прокричал, прерывая общий гвалт:

— Поединок закончился победой Вепря! Сделавшие ставки подходите забрать выигранное!

Толпа оживилась и зрители, кому довелось снять с боя куш, потекли в сторону считаря.

Вепрь же отсел на каменную скамью. Кто-то из сотоварищей, либо тех, чью лестницу он представлял, облили взопревшего бойца водой, обтерли полотенцем. А на круг вышли двое других. На этот раз "Пятерня" и "Зуб". У Зуба не хватало зуба, а у Пятерни были такие ручищи, что казалось, он отдыхает, сворачивая шеи быкам.

Противники сменялись один за другим. Затем оставшиеся выходили против друг друга. Толпа свистела, подбадривая любимцев, топала ногами, требуя бойцов не кружить, выжидая, на месте, но бить сильнее и чаще.

Пэйт поглядывал, то на своего спутника, то на арену и помалкивал. Перстень во вспотевшей руке балаганщика стал горячим. Однако торопить Сингура старик не решался. Догадывался, что тот ждет итоговой схватки. Когда сильный выйдет против сильного. А там уже можно и рискнуть. Ставки поднимутся до небес...

Однако когда прошло уже несколько часов и, наконец, Пятерня вышел против Вепря, Сингур не шевельнулся. Пэйт решил, что сегодня он рисковать остережется. А вот это правильно. К бойцам надо присмотреться, заложить кольцо можно и завтра, и послезавтра. Удачу лучше пытать, не торопясь.

Вепрь уложил Пятерню за несколько минут. Не потому, что тот устал или дрался хуже. Такие бойцы не устают. Их выносливости позавидует и тягловая лошадь. Просто Вепрь, несмотря на монолитность и неспешность, был силен, а, если присмотреться внимательнее, то и достаточно ловок, когда это было необходимо. Помимо этого он обладал еще одной редкой способностью, которой обладает только очень хороший боец — умел предугадывать действия противника. Хотя и выглядел тупой горой мышц.

Разводной выскочил на круг, вскидывая руки и объявляя победителя сшибки этого дня. Обычно такие битвы заканчивались всегда одинаково. На круг позволяли выйти ради потехи любому, кто хотел попытать удачи. Тут можно было заработать, просто выстояв против победителя несколько минут, или рассмешив публику. За риск хорошо платили. А если удавалось показать какую-никакую драку — одаривали и вовсе щедро. Другое дело, что вся эта щедрая плата потом могла уйти на лекарей. А то и не хватило б ее вовсе.

— Бой с победителем! — прокричал разводной, вскидывая руку Вепря за запястье. — Бой с победителем!

— Скомороший или всерьез? — тут же отозвались из толпы.

Разводной поглядел на вепря. Тот приглашающее ухмыльнулся.

— Всерьез! На ставку, на деньги! Простоять пять минут — одна серебряная монета. Уронить — кошель!

Толпа загудела. Зевакам хотелось зрелища. Если найдется дурак, который согласится выйти, со зрителей соберут плату за смотрины — по несколько медных монет. Но оно того стоило. И законом не возбранялось.

— Бой с победителем на ставку! Есть желающие?

В этот миг Пэйт увидел, как Сингур неспешно расстегивает пояс и стягивает через голову рубаху.

— Ты чего это? — всполошился балаганщик. — Ты чего это?!

Сингур словно не услышал старика, сунул ему в руки свою рубаху и сказал разводному:

— Желающие есть.

После этого повернулся к Пэйту и негромко произнес:

— Иди, ставь перстень. На меня.

Балаганщик открыл и закрыл рот, стискивая потной ладонью драгоценное украшение.

— Ты...

— Ставь на меня. И возвращайся сюда же.

Пэйт кинулся через толпу. Гельт спешил впереди деда, распихивая локтями зрителей. Зеваки оживились, увидев новичка. Засвистели, заулюлюукали. Пэйт слышал, что на кругу разводной спрашивает поединщиков, добровольно ли вышли они на бой, готовы ли к тому, что исход может быть любым, напоминал об условиях — по причинному месту не бить, за волосы друг друга, как девкам, не таскать, до смертоубийства не доводить...

Возле считаря толпы не было. Ставить в таком бое дозволялось только на новичка. Поэтому неудивительно, что Пэйт оказался единственным из желавших рискнуть. И на него с его перстнем поглядели, как на круглого идиота. Старик смахнул со лба пот и сказал, будто оправдываясь:

— Если победит, сниму куш.

Считарь хмыкнул, мордовороты, что его охраняли, переглянулась и, небось, заржали бы, но тут дело серьезное, и ставка большая. Поэтому сдержались.

— Как заявлять новичка? — спросил считарь. — Имя-то хоть его знаешь? Или кличку?

Балаганщик только руками развел.

— Ну, ступай, гляди. Ежели выстоит, сюда снова подойдешь, — сказал считарь, после чего вручил старику кусочек исписанной кожи и кивнул одному из своих охранников: — Проводи человека, чтобы наперед встал и видел все.

Пэйта вместе с внучком со всем почтением вывели к краю круга. Дед замер, стискивая Гельта за плечо. Эх, и дураки же они! Ну, ладно, Сингур, без ума в дело влез, но уж он-то — Пэйт — старый хрыч, мог и отговорить! Да если бы он знал, какая у этого стервеца надежда на заработок, разве б стал связываться?

— Бьются двое! — тем временем огласил разводной, которому кивнули, что деньги со зрителей собраны. — Вепрь с человеком со стороны. Ставка на новичка одна. Начнут, как рукой махну.

С этими словами разводной выбежал с круга и выдержал короткую паузу, давая поединщикам оценить друг друга, а зрителям оценить поединщиков.

Противники оказались одного роста. И теперь Пэйт глядел на своего бойца, с ужасом понимая, что против видавшего виды Вепря, ему не выстоять. Мужчины стояли друг напротив друга. Вепрь смотрел с насмешкой. Сингур же был спокоен. Словно это не его сейчас будут калечить при всем честном народе. Пэйту померещилось, будто вальтариец мысленно производит какие-то подсчеты. Лицо его хотя и казалось бесстрастным, но при этом было слишком уж сосредоточенным.

Вепрь стоял скалой. Он и казался монолитом, состоящим из мышц и бугров. Голова у него плавно перетекала в шею, шея в плечи, а плечи раздавались в ручищи и отливались в выпуклую широкую грудь. Все гладкое, мощное, маслянисто блестящее, загорелое.

Рядом со своим противником Сингур выглядел не так впечатляюще — веса и мышц в нем было куда меньше, кожей бледен. Пэйт со своего места пытался разглядеть хоть что-то, что могло бы сказать о Сингуре, как о хорошем бойце, но, будто назло, зацепился взглядом за какую-то засаленную плетенку у него на запястье и теперь в панике думал только об одном — убьют, убьют ведь дурака!

Толпа затаилась, предчувствуя знатную сшибку.

Разводной махнул, давая начало бою.

У Пэйта от этого простого движения в животе словно провернулись тупые жернова.

За виденные сегодня бои Сингур смог оценить и сильные, и слабые стороны противника. По привычке он сперва наблюдал за людьми на кругу. Хотя нынче это было пустой тратой времени. Сейчас имело значение только одно — удары сердца. От шестидесяти до восьмидесяти. Он считал. А еще чувствовал, что на него смотрят. Не все эти люди, нет, кто-то другой. Смотрит со вниманием, пристально. Он кожей осязал чей-то пронзительный взгляд, и от этого сердце волей-неволей пыталось пуститься вскачь.

Нет. Нельзя. Это потом. Все потом.

Противник подобрался.

Сингур нарочито вяло махнул рукой, будто собираясь ударить. Вепрь отпрянул и его кулак размером с походную наковальню полетел в лицо противнику. То, что произошло дальше, зрители не смогли толком разглядеть.

Пэйт так крепко вцепился в плечо внуку, что аж пальцы свело. Впрочем, мальчишка мертвой хватки не почувствовал, он, расширившимися глазами смотрел на арену.

Сингур сдвинулся с места всего на полшага и наотмашь ударил Вепря по запястью, а когда противник покачнулся и сунулся вперед, то был встречен резким и сильным ударом в голову. Остальное Гельт не разобрал, просто увидел, что рука, которой Вепрь попытался ударить Сингура, перехвачена, вывернута, а противник припал на колено и кричит. Сингур выворачивал ему руку еще несколько мгновений, пока Вепрь хрипло, заходясь от боли, не проорал: "Хватит!".

Бой занял несколько мгновений, а победитель, не дожидаясь, пока разводной выбежит на круг, шагнул прочь, взял из рук онемевшего Пэйта рубаху и сказал, склонившись к уху старика:

— Быстро забирай деньги. Идите налево, потом по красным лестницам вниз, несколько переходов по оранжевым и выйдете на рыночную площадь, там затеряетесь и дойдете до кибиток. Но торопитесь, за вами отправятся.

С этими словами он подтолкнул опешившего балаганщика к считарю, а сам взял из рук разводного туго набитый кошель с монетами и ввинтился в толпу. Впрочем, толпа вдруг раздалась в стороны, будто течение реки, встретившее неожиданную преграду.

Пять, шесть, семь, восемь... Сингур считал. Он понимал — откат неминуем. В голове уже гулко стучалась кровь. И кто-то смотрел ему в спину. Что-то еще кричали вслед. Он ушел слишком быстро, так не принято, нельзя. Но плевать он хотел на обычаи поединочных кругов.

За ним шли. Двое, может, трое.

Он перебежал через широкую площадь, быстро спустился по синей лестнице, свернул в короткий переход. Улица здесь была узкая — двоим не разминуться и круто шла под уклон, он миновал ее бегом, по-прежнему слыша за спиной шаги. Нырнул в тень длинной каменной арки, быстро взлетел по короткой пестрой лестнице на верхнюю улицу, снова свернул между домами, в несколько шагов пересек узкий дворик, в котором удушливо пахло незнакомыми сладкими цветами. Какая-то женщина поливала цветы из маленькой лейки. Она недоуменно оглянулась. Лицо запомнила. Драг их всех тут раздери!

Сингур чувствовал, как медленно закипает кровь, расходясь горячими потоками, стекая от затылка, вдоль позвоночника, разбегаясь обжигающими токами по телу. Сердце заторопилось, споткнулось и понеслось. И тогда он, уже не пытаясь беречься, бросился вверх по очередной, попавшейся на пути мозаичной лестнице.