Вигнолийский замок

Я обернулся и поискал глазами магичку. Она смиренно сидела на лошади под присмотром двух солдат.

— Это твое? — я показал рукой на канаву.

Магичка подъехала поближе, стараясь не смотреть туда.

— Да. Это то, что осталось от моего мишки.

— А куда ты спрятала энцеф? В живот, что ли?

— В грудь, господин барон. Поближе к сердцу, — девица слегка улыбнулась. Ее зубы сверкнули белизной.

Любой голем состоит из двух отдельно изготавливаемых частей: энцефа, который можно назвать мозгом, и всего остального. Обычно считается, что самая трудная задача для мага — создание качественного энцефа, способного управлять телом и правильно реагировать на изменение обстановки. Маги стремятся предохранить энцеф от повреждений и для этого прибегают к различным методам, в том числе, прячут его в глубине тела голема.

— Уничтожить, — я повернулся к Рупрехту и кивнул на канаву.

Десятник слез с лошади, вытащил меч из ножен и несколько раз воткнул его в грудь поверженного голема. Когда Рупрехт замахивался, седеющая борода выглядывала из-под шлема. После пятого-шестого удара голем затих.

— Зачем же? — в голосе магички мелькнула злость. — Я могла бы достать энцеф. Он бы еще пригодился.

Я не стал отвечать, а развернул лошадь по направлению к замку. Вероятно, это доконало девицу.

— Барон! — завопила она мне в спину. — Вы самый грубый и невоспитанный невежда, из всех, кого я знаю! Пусть я у вас в плену, но как вы смеете так обращаться со мной?! Я — младший магистр гильдии Искателей! В моих жилах течет кровь графов! Я не знаю, кто вы и откуда, о вас ходят разные слухи, но я требую соответствующего обращения, приличествующего моему статусу!

Я изумленно обернулся. Прежде бледные щеки магички раскраснелись, глаза метали молнии. Положительно, гнев пошел на пользу ее красоте.

— Дорогуша, — я начал вполне примирительно, — не нужно волноваться. Что случилось? Разве с вами плохо обращаются? Вас кто-нибудь обидел? Я гарантирую, что если вы будете вести себя как подобает пленнице, то с вашей головы не упадет даже волос. Вы под моей опекой до самого обмена.

— Я не дорогуша, — алые губы изогнулись, издав что-то вроде шипения. — Я — Виолетта из рода Иштеров. И я привыкла к тому, что мужчины оказывают мне любезности. Интересуются моим именем, не грубят и не поворачиваются спиной, когда я с ними говорю!

Дамские истерики мне были совсем уж ни к чему и я пожал плечами:

— Хорошо, пусть будет Виолетта. Только успокойтесь. Никер, займись, пожалуйста, дамочкой. Она расстроена.

— Дамочкой?! — взревела девица.

— Я — Никер из рода Кустерпсов. Третий сын виконта. Миледи, заверяю вас, вы в надежных руках, в полной безопасности...

Голос поэта звучал успокаивающе и я поехал к замку, стараясь не прислушиваться к крикам за моей спиной. Это была еще одна странность местного общества, которая не укладывалась у меня в голове. Если человека не убили, а взяли в плен, то он, с моей точки зрения, должен вести себя тихо, спокойно ждать обмен или выкуп и радоваться тому, что выжил. Зачем же скандалить и качать какие-то права, которых, кстати сказать, у пленного вовсе нет? Я ведь могу сделать с пленником все, что угодно, даже казнить, и никто мне ни слова не скажет. Однако, исходя из моего опыта, родовитый пленник будет требовать, чтобы его казнили непременно через отрубание головы и никак иначе. Причем, в момент казни к нему надо обращаться строго по титулу. Я так и вижу эту картину: вот стоит человек перед лицом палача, готовится проститься с жизнью, а сам бдительно следит за тем, как к нему обращаются, вместо того, чтобы напоследок подумать о чем-то значительном, подытожить как-то свой путь. Мне трудно привыкнуть к формальностям, которые я считаю неважными и нелепыми. Да и привыкать к этому не особенно хочется.

Глава 5

В подвал моего замка никогда не проникали солнечные лучи. Здесь обычно царила полутьма: шарообразные светляки, сооруженные дядюшкой Вилли, создавали довольно уютный зеленоватый свет. Когда я садился за большой рабочий стол, то зажигал несколько подсвечников, чтобы улучшить освещенность. Желтый свет свечей разгонял зеленое мерцание и помогал глазам сосредоточиться на мелких деталях. Но все равно, каждый раз, когда я принимался за изготовление големов, мое сердце сжимала печаль — я скучал по электричеству.

Когда создаешь голема, нужен полный контроль над своими мыслями. Хила отслеживает даже малейший перепад настроения, не говоря уже о каких-то идеях. Я положил перед собой кусок глины и постарался расслабиться. Дядя Вилли не показывался, но, очевидно, наблюдал за моими действиями. Я мысленно обратился к мешочку с хилой на груди и получил привычный ответ: теплая волна скользнула по моей коже. Все готово.

Я подтащил глину поближе и представил щенка — небольшого, с отвислыми ушами и коричневой шерстью. Хила помедлила несколько секунд и принялась за работу. Наблюдать, как кусок глины становится плотью — зрелище не для впечатлительных особ. Сначала хила превращает материал в однородную живую массу, из которой потом формируются кости, мышцы и все остальное, кроме энцефа. Хотя нужно продумать заранее, где он будет располагаться.

Если у тебя есть способности к общению с хилой, то потенциально ты можешь создать почти что угодно, любое живое существо. Надо лишь точно знать, что и зачем ты делаешь. Со всякими мелочами хила справится сама, она строит организмы по заложенным в нее лекалам, но конечная цель — это твоя обязанность. Отвлекаться тут — безумие. Мало того, что потратишь часть хилы зря, так еще можешь создать нечто опасное, что и без энцефа способно навредить. Я слышал историю о маге, которого его же творение проткнуло насквозь щупальцем. Cлучайное движение, но магу-то от этого не легче!

Мой щенок почти получился. Внешне он выглядел так, как и задумывалось, вот только ходил очень плохо. Сотворенные с помощью хилы существа способны на примитивные действия и без энцефа: они могут сидеть, стоять и идти и даже бежать, не меняя направления. Чтобы заставить такое животное идти, нужно просто подтолкнуть сзади, и оно пойдет или побежит, пока не наткнется на препятствие. Ноги моего щенка заплетались, он сделал пару шагов и упал на бок.

— Не вышло! — заскрипел противный голос, доносящийся откуда-то сбоку, из затемненного угла подвала. — Ты плохо думал о ходьбе! Не сконцентрировался!

Я промолчал и поднялся из-за стола, с грохотом отодвинув громоздкий деревянный стул. Ходьба четырехногого существа мне никак не давалась. Я много наблюдал за кошками и за собаками и, казалось, все понял. Но раз хила не могла нормально прочитать мои мысли, значит, нет, не понял.

Моя рука прикоснулась к мешочку с хилой. Он стал полегче. Эксперимент со щенком отнял два-три скрупула, не меньше. Обучение мага очень дорого обходится.

Неудача заставила меня переживать, и мне сейчас не хотелось выслушивать наставления дядюшки Вилли о том, как нужно концентрироваться.

Я вернулся в зал, который служил и местом для приемов гостей и огромным рабочим кабинетом. Мои мысли крутились вокруг злополучного щенка. Что такого сложного в его ходьбе? Вроде бы я думал об обычном собачьем шаге, не о рыси или иноходи. Может быть в следующий раз попробовать что-нибудь экзотическое? Дядюшка Вилли будет ругаться, что я перескакиваю на сложное, не изучив азы, но мне кажется, что так многие делают. Например, художники. Никто не заставит меня поверить, что абстракционисты могут точно нарисовать какой-нибудь кувшин. Потом мои мысли перескочили на энцеф. О, тут я оставлял позади многих местных магов. Я думал совсем иначе, чем они, и созданные мной энцефы работали потрясающе.

От размышлений меня отвлек Инкар, который был приставлен к магичке в качестве сторожа. Солдат аккуратно вошел в дверь, даже не постучав, и робко протопал до самого стола.

— В чем дело? — я не любил, когда меня отвлекают, а особенно, бесцеремонно вламываются в двери. Если удастся сильно разбогатеть и расширить гарнизон, то обязательно поставлю стражу у входа в зал. А может даже заведу секретаря.

— Господин барон, прошу прощения, — Инкар говорил с самым сокрушенным видом. Его волосы выбились из-под шлема и свисали на лоб влажными темными пучками. — Но я больше не могу охранять миледи.

— Что случилось?

Бледность на щеках солдата подчеркивала худобу его лица и впалость щек. Я подумал о том, что надо бы увеличить рацион для моих героев. Добавить им каши с мясом, что ли? Или дать побольше фруктов-витаминов?

— Вот, — Инкар дрожащей рукой положил на стол маленький бумажный сверток. — Миледи велела мне бросить это в колодец.

— В какой колодец? — не понял я.

— В наш, господин барон. В тот, который во внутреннем дворе. Из которого мы все воду берем.

Я с недоумением принялся изучать желтоватый сверток. Его углы были совсем потерты, будто от длительного ношения в тесной сумке или кармане.

— А что там, Инкар?

— Яд, господин барон.

— Яд? — мои брови должно быть поползли вверх. — Она хотела отравить наш колодец? Но зачем это поручать тебе?

Солдат потупился. Он молчал и покусывал губы.

— Говори же, ну!

— Когда я... когда вы приказали, то я... выполнял приказ и сторожил госпожу...

Инкар бы еще долго что-то мямлил, но я уже взялся за дело и начал бросать короткие вопросы, на которые рассчитывал получить ясные ответы. Вскоре свет понимания пролился на ситуацию. Оказывается, неистовая Виолетта всерьез озаботилась тем, чтобы покинуть мой гостепреимный замок, не дожидаясь обмена. Для этого она заморочила голову Инкару. Подумать только, ей хватило суток, чтобы обвести вокруг пальца одного из моих людей! Она пообещала ему любовь и заявила, что после освобождения они будут вместе и ничто не разлучит их. Конечно, не такими словами, а еще круче. Я читал об одной пленнице, которая обмишурила стража-религиозного фанатика, но той понадобилась пара недель. Виолетта била все рекорды.

— И что же ты не отравил колодец, если у тебя с ней все хорошо складывалось? — с чувством поинтересовался я.

— Да так, господин барон... понимаете, сбежать — это одно... я уже и собрался совсем этой ночью... но она дала мне вот это и сказала, что...

— Короче, дамочка решила выжать из тебя по максимуму и перемудрила, — подытожил я. — На побег ты был согласен, но тебе не захотелось травить товарищей.

— И вас, господин барон. Я ведь очень вас уважаю и всегда был верен вам...

— Да брось! — я махнул рукой. — Всегда был верен, а стоило какой-то мышке махнуть хвостом в ритуальном танце и ты помчался за нею как большой голодный мыш. Тебе, что, деревенских не хватает? Или танцовщиц из Фоссано?

— Так ведь... госпожа... она такая...

— А, возвышенное чувство, возникшее за сутки. Любовь с первого взгляда и до гроба. Иди-ка ты под арест. Доложи десятнику. Нет, я с тобой вместе пойду к десятнику. А то еще отчебучишь что-то по дороге. Я не доверяю жертвам возвышенных чувств. Посидишь под замком, пока мы от девицы не избавимся. Так будет лучше для всех.

Я пристроил новоявленного Ромео в крепкую камеру для провинившихся и незамедлительно нанес визит магичке. Меня сопровождали Никер и Вероника-ключница, та самая, которую я как-то спас от костра.

По пути меня настиг кузнец, который притащил образцы новой стали. Он клялся, что теперь никакая стрела не пробьет доспехи, разве что выпущенная почти в упор. Мне верилось с трудом, но я поощрял опыты в этом направлении, ведь единственная рана, которую я получил за последнее время, была именно от стрелы.

Виолетта обитала в просторной, светлой комнате на третьем этаже. Дверь туда запиралась на засов снаружи, но в остальном помещение было что надо: большая кровать, круглый стол, стулья с мягкими спинками, шкаф с книгами, в основном с рассказами о путешествиях, пьесами и рыцарскими романами... я считал, что принял магичку по высшему разряду. Около двери сидел Жерар, приятель Инкара.

Мы вошли без предупреждения. Я сразу развалился на стуле, Никер встал рядом, а Вероника скромно пристроилась у стены рядом с длинным красным гобеленом, изображающим победу древнего рыцаря Гильга над разумным сфинксом-големом Хумбой.

— Чем обязана столь позднему визиту? — магичка читала, сидя на кровати, и при виде нас отложила книгу в сторону.

— Обмен состоится через два дня, — без предисловий заявил я, рассматривая большие карие глаза. — Мой человек отнес весточку Прасту. Барон поначалу не хотел соглашаться ни на какой обмен, но виконт Лист сумел его переубедить. Виконт испытывает к тебе большие и нежные чувства. Ты пользуешься популярностью у мужчин.

— Господин барон, я никогда не встречала большего грубияна, чем вы, — кротко ответила Виолетта, сложив белые руки на груди.

— Не угодно ли отобедать? — спросил я. — У нас сегодня на обед чай с ядом. А ужина не будет, после чая с ядом он не понадобится, на ужине сэкономим.

Магичка вспыхнула и отвернула лицо, наверное, чтобы я не заметил выражение страха и раздражения.

— Этот разговор очень занятен, — я повернулся к Никеру. — Она обвиняет меня в грубости, а сама хотела травануть пару сотен человек. Грубость — это плохо, а массовое убийство — ничего так, нормально. Напоминает одного нашего знакомого жреца, который упрекал меня в аморальности, а сам по ночам...

— Арт! Не при даме же! — Никер густо покраснел.

— И ты туда же! — я обвиняюще нацелил на поэта указательный палец. — Она пожгла моих людей, хотела отравить весь замок... Да ты бы валялся этой ночью где-нибудь на полу с распухшим синим языком, если бы не счастливый случай... Какая она тебе дама? Или ты имеешь в виду Веронику? Ладно. Эй, дамочка, а почему ты просто не сбежала? Яд-то тебе зачем понадобился?

Магичка быстро оправилась от удара и сейчас дерзко смотрела прямо мне в глаза.

— Ненавижу вас. С той первой минуты, как познакомилась с вами...

— Однако яд ты прихватила с собой задолго до нашего знакомства, — я посмотрел на книгу, которую читала Виолетта. Это было что-то про путешествие к берберам, кочевникам Северной Африки. — Или наша радостная встреча ожидалась? А ты, Вероника, что думаешь?

— Она просто мерзавка, — ключница решила поделиться со мной очевидными выводами. — Нужно ее повесить, господин барон.

Виолетта вздрогнула. Ее глаза потемнели.

— Вы не посмеете, — прошептала она.

— Повесить — это хорошее предложение. Но не могу. Мне нужно вернуть Антуана в живом виде. Эй, дорогуша, раздевайся.

— Что? — магичке, наверное, показалось, что она ослышалась.

— Раздевайся давай. Снимай все, чтобы на тебе не осталось даже нитки.

— Это... шутка, господин барон? Или... вы меня насиловать собрались?

— Насиловать? — удивился я. — Мечтать не вредно.

Никер громко расхохотался.

— Ну, Арт, ты и сказал. Я ведь навел о ней справки. Мужчины на дуэлях гибнут ради ее внимания!

Я отмахнулся и повернулся к растерянной пленнице.

— Сейчас ты разденешься, а Вероника устроит небольшой обыск. Это нужно было сделать с самого начала, но я тут оплошал по причине моего рыцарского отношения к женщинам.