О джедаях, Республике и Судьбе

Орден берет, в конце концов, Анакина в падаваны, его учат — и в лице Оби-Вана совершает вторую ошибку. Анакина учат, как учат всех, предпочитая не замечать, что к нему плохо подходят стандартные правила. А на ум мигом приходит поговорка про современную нам школу, которая: "...гранит булыжники, дробя алмазы". И фразы, которыми мне могут возразить — "такие правила", "нечего выпендриваться, надо слушаться", "всех учили так, и его научат" — это фразы того прокрустового автомата, который "дробит алмазы". Ибо "мы в ответе за тех, кого приручили".

Анакин пытается вырваться за рамки — его осаждают. Анакин пытается нащупать свой путь — его упрямо ведут по исхоженной, вытоптанной тропе, ведущей в никуда. Анакин чувствует свою силу, чувствует, что он может много достичь — если будет слушать свои чувства, свою интуицию. Он не логик, а экстраверт и этик, но и здесь ему не дают свободы. И в нем растет подспудная, подсознательная ярость, ярость на душащий его ошейник, усугубленная скрывшимся в глубинах души страхом за мать. Орден не замечает и этого. А от ярости до ненависти, как заметил Йода, тоже один шаг. И Орден не доверяет Анакину — что тот великолепно чувствует. Страх Ордена вынуждает совершить еще одну ошибку: отказать в доверии тому, кто этого совершенно не заслужил, и тем самым породить ответное недоверие.

Анакин любит Падме — и испытание временем и разлукой только увеличивает это чувство. Образ "ангела", поразивший ребенка, он носит в своем сердце, находя в этом образе и в своем чувстве крохотную часть собственной свободы, недоступной Ордену. Трудно сказать, любил бы он Падме так же, если бы с самого начала им были "открыты все двери", если бы не политика Ордена, пытающегося заставить Анакина задавить, спрятать все чувства. Как бы там ни было, в Анакине сплетается слишком много сильных, кипящих чувств: боль, страх за мать, растущее осознание собственной силы и своего потенциала, недовольство одергиваниями, от учителя и — косвенно — от Ордена, обида от незаслуженного недоверия и подозрительности со стороны Совета, любовь к Падме, идущая вразрез с законами Ордена. Гремучая смесь, которой безошибочно распознал и воспользовался Палпатин, оказавшийся как психолог на голову выше всего Ордена.

И снова, в который раз, приходится задать все тот же вопрос: почему Орден не сделал ничего. Почему единственным, кто проявил теплоту и уважение к Анакину — был сит? Почему только сит смог понять душу юноши, почему только он верно разобрался в страстях, которые кипели в нем? Почему сит был единственным, кто действовал, когда джедаи ловили ворон? Почему Орден, раз уж он так опасался последствий от обучения Анакина, подошел к этому самому обучению спустя рукава? Почему доверие Анакина завоевал сит, а не Орден? Выходит, что ситу больше всех надо было — вот он и старался.

Как бы там ни было, Орден упустил все свои шансы. Гибель матери, такая страшная и нелепая, оказалась последней каплей — все те чувства, которые он сдерживал в себе, прорвались лавиной ненависти. Ко всем, ко всему миру, который позволил его матери умереть, который не дал ему вовремя прийти ей на помощь, который ничего не сделал, чтобы не допустить такого. Анакин столкнулся с беспомощностью права, закона, порядка — и он восстановил Справедливость, так как ему подсказала его душа. Его чувства, так и не вытравленные Орденом, не могли позволить просто взять умершую мать, и уйти прочь, оставив убийц безнаказанными — ибо те же чувства безошибочно подсказывали, что никто не обеспокоится ни местью, ни возмездием убийцам. Он безжалостно убивал песчаных людей — и точно так же он будет весьма скоро убивать детей, будущее Ордена. Ибо Орден сам отказался от будущего, тщась удержать застывший миг настоящего.

Но в тот момент еще не все было определено однозначно: выбор, который окончательно изменит мир, Анакин еще не сделал. У Ордена было время, был шанс очнуться, попытаться изменить ситуацию в свою пользу. И вновь, Орден не сделал ничего (фраза, по отношению к джедаям становящаяся штампом). Ни его учитель, ни мастера не почувствовали ярости Анакина или не захотели действовать, чтобы разобраться с причинами. Они рассчитывали, что все само собой уляжется? Тогда они были весьма наивны. А всего-то надо было десять лет назад взять и вызволить мать Анакина из рабства. ВСЕГО ЛИШЬ!

Анакин женится на Амидале — его мечта исполняется, его любовь рядом с ним. Но теперь страх становится еще сильнее: он боится потерять ее, боится законов Ордена, которые он впрямую нарушил, боится того, что Амидала умрет, как умерла его мать. И Сила дает ему повод бояться: новые кошмары, видения, о грядущей гибели Падме. Для него это крушение всего мира: ни джедайство, ни его собственное благополучие, ни его душа — ничего не стоят рядом с ужасом потерять любимую. И память о смерти матери, после похожих видений, смерти, которую он не смог предотвратить, — заставляет его действовать. Он не может позволить себе ждать неведомо чего, подобно джедаям, не может смотреть бесстрастно на происходящее. И слова Палпатина, рассказывающего о том, что есть путь, которым можно воскрешать умерших людей — становятся для юноши единственной свечой в надвигающемся урагане. Единственной надеждой, что будущее может быть изменено. Имеет значение только взгляд, между Анакином и Падме, между Анакином и тем, что скрыто в его сердце, взгляд, сквозь разделяющее их расстояние. И цена перестает иметь значение.

События ускоряются, стремительно неся всех вперед. Палпатин признается Анакину, что он сит. И юноша, несмотря на неверие Ордена, несмотря на страх потерять Падме, выдает его. Последняя попытка поступить так, как его учили, последняя попытка найти понимание у наставников, заменивших — так или иначе — семью, у тех, в чьи идеалы он верил. И что же? Винду, мудрый, опытный Винду, фактически наравне с Йодой глава Ордена — он в очередной раз оскорбляет (а как это еще назвать?) Анакина, недвусмысленно давая понять, что какие бы он усилия не предпринимал, что бы он не делал — ему в Ордене нет веры. Без всяких причин, без поводов со стороны Анакина — просто потому что он может быть опасным. И Анакин один в храме, наедине со своими мыслями, со своей болью. Он уже твердо знает, что джедаи не помогут ему спасти Падме, они вообще ничего не будут делать — все, что он может дождаться от Ордена, так это "откажись от привязанностей". Он знает, что не найдет понимания. И единственный, кто, как он думает, может помочь Падме, сит Палпатин — будет арестован или убит. Потому что он, Анакин, предал его доверие, выдал джедаям того, от кого ему никогда не было ничего плохого, кем он всегда восхищался, кто всегда был готов выслушать его и помочь. И в покоях Палпатина разыгрывается последняя сцена: Анакин просит, умоляет Винду арестовать, судить сита — то есть, требует от одного из тех, кто в его понимании, представляет Орден, того, что должно быть основой Ордена: СПРАВЕДЛИВОСТИ. Но Винду отказывается, готовый добить беспомощного, уже фактически поверженного противника. И последние барьеры в сознании Анакина падают, все, что еще удерживало их, исчезает: джедаи, все время твердящие об опасности чувств, требующие от него избавиться от привязанностей, ограничивающие во всем и везде, ничего не сделали, чтобы спасти его мать, не позволили ему вовремя оказаться рядом с ней. Они ничего не сделают, чтобы спасти Падме, они хотят разрушить его последнюю надежду, они даже не думают заботиться о справедливости, они готовы убить безоружного.

И лавина рушится. Орден — в лице Винду — совершил свою последнюю ошибку. Смертельную ошибку.

Можно было бы, конечно, говорить о таланте сита, спланировавшего и осуществившего поистине сложнейшую комбинацию: есть даже подозрение, что сцена с поверженным ситом, которого хочет добить Винду, — гениально разыгранный Палпатином эпизод для одного Анакина. Можно говорить, что сит задурил голову юноше, что воспользовался моментом, что лицемерил... Можно многое, но все это не отменяет одного: все, что сделал сит, он сделал не вопреки, а благодаря действиям (а точнее — бездействию) Ордена.

Анакин, присягнувший ситу, убивает детей в Храме, вместе с клонами уничтожает попадающихся на пути джедаев. Уничтожает, как уничтожал песчаных людей: беспощадно, безжалостно. Песчаные люди отобрали у него мать, едва ли не самое близкое существо. Джедаи отобрали у него мечту, отобрали надежду на справедливость, и могли помешать спасти любимую. Пророчество начало осуществляться, хотя и не так, как того виделось джедаям: Избранный разрушал Орден, разрушал возведенное на фундаменте Светлой стороны громоздкое, массивное, покосившееся здание. Ибо баланс был изначально в пользу Светлой стороны, и "старый мир был расплавлен, чтобы в огне быть отлитым заново".

Палпатин объявляет о покушении на него джедаев, объявляет себя Императором. И пусты, напыщенны слова Амидалы: "под гром аплодисментов гибнет свобода". Какая свобода, вы о чем? Все что должно было случиться — уже случилось, а это всего лишь финальная точка. Вы сами сделали все, чтобы все закончилось именно так, своим бездеянием, своей нерешительностью, своим желанием во что бы то ни стало жить по-прежнему, не замечая, как меняется вокруг вас мир.

И кого беспокоит крушение Республики, кроме некоторых озабоченных? Кого волнует гибель Ордена? Кто поднялся в их защиту? Клонов много, но их бы смели как пыль, поднимись население Республики. Планеты могли бы отказывать в повиновении Палпатину, принять под защиту джедаев. А между тем, всего через двадцать лет Орден становится чем-то вроде мифа, абсолютно безразличного населению — при том, что по наблюдениям социологов требуется минимум двадцать и максимум семьдесят лет, чтобы в коллективном бессознательном окончательно "устаканилась" новая социальная структура. Что ж, и это можно очень просто объяснить: Орден был хранителем "мира и порядка". А народу Республики, судя по всему, хотелось справедливости. Как и Анакину.

Финал мрачен и трагичен. Бой Анакина с Оби-Ваном, предельный по напряжению сил поединок, завершается победой учителя: Анакин поддался ярости, потерял контроль над собой — и был побежден. Оби-Ван забирает находящуюся без сознания, придушенную Анакином, Падме и улетает, оставив искалеченного, умирающего Анакина в огненном аду кипящей лавы. И, хоть на некоторых форумах, это упорно считают фактом "светлости" Оби-Вана, позвольте заметить, что "если у них такие Светлые, то я лучше буду Темным". Задуматься, над тем, что это было еще одной каплей ненависти, отравившей душу Анакина — ибо он даже от своего учителя он не дождался милосердия. Мне возразят, что после всего учиненного, на милосердие глупо рассчитывать — ну, тогда какова цена всем словам Оби-Вана, которыми он жонглировал во время поединка: "я подвел тебя", "я плохой учитель" и так далее, какова цена слезам в глазах Оби-Вана? Если же это возмездие — в духе "так мучайся же, гад!" — то при чем здесь какая-то "светлость"?

Как бы там ни было, умирает Падме, у которой рассыпалось в прах все, что она любила, и нет сил, чтобы жить даже ради детей; следом умирает Анакин — умирает духовно, не физически. Возрожденный к жизни наполовину человеком, наполовину машиной он становится Дартом Вейдер, выжженной, пустой оболочкой, живущей только для служения своему Темному Хозяину. Ни доброты, ни жалости, ни сострадания, ни прощения — только холод, только пустота, только боль. И лишь двадцать лет спустя его собственный сын пробудит в этой пустоте искру души Анакина Скайвокера, для последнего, ослепительного сполоха, для того, чтобы закончить начатое в Храме Ордена, свершить предначертанное.

Но это будет через двадцать лет. А пока Дарт Вейдер и Император Палпатин вместе, на мостике смотрят на звезды, готовясь к крестовому походу против джедаев, против последних обломков Ордена.

А когда пепел осядет, на месте Республики будет окончательно воздвигнута Империя.

* * *

Могло ли быть иначе? С какого-то момента — уже нет. Но, чтобы поставить все точки над "и", и покончить с темой гибели Республики, давайте проведем мысленный эксперимент. Что было, если бы...

Допустим, нет ни Пророчества, ни сита, ни Анакина. Армии клонов нет — во всяком случае, в таком количестве. Республика живет себе, Палпатин не мутит воду, Ордену не грозит массовое вырезание от руки собственного воспитанника.

Несомненно, Республика получит несколько лишних лет. Сколько — неизвестно, слишком много случайных факторов. Конфликты корпораций с Сенатом идут по нарастающей, хоть и не с такой интенсивностью, как в саге. Общее недовольство бюрократическими препонами растет, но у джедаев и Сената пока хватает сил удерживать ситуацию в узде. Однако вечно продолжаться это не может и в какой-то миг перед Сенатом во весь рост станет проблема сепаратизма. Наиболее дальновидные осознают, что еще пара лет, и центробежные силы попросту разорвут Республику на части, если ничего не предпринять, — но никаких здравых идей никто предложить не может, кроме жесткого централизованного управления. Рано или поздно, к этой мере — пускай в ограниченном виде — приходится прибегнуть, что автоматически требует создать аппарат принуждения. Поскольку готовой армии клонов нет, Сенат должен набирать армию на наиболее лояльных Республике мирах, что немедленно повышает напряжение в обществе. Экономическая связность систем между собой, и систем с Метрополией падает катастрофически; осознав перспективы, которые ставит создание армии, корпорации немедленно в тайне создают собственные вооруженные силы, спешно сколачивая коалиции тех, кто больше всего недоволен сложившейся ситуацией. Республика структурируется вокруг таких "центров силы", одним из которых будет правительство, а остальными — корпорации или просто объединения сепаратистов. Все стороны прибегают к клонированию — и, поскольку, этим озаботились примерно одновременно, военный потенциал всех сторон растет сопоставимыми темпами. Важным моментом является то, что никто не обладает достаточными силами, чтобы сокрушить все противостоящие стороны, равно как и то, что никто не может предложить эффективного выхода из сложившейся ситуации. Так или иначе, все стороны ищут любые способы усилить себя — одним из таких способов становится Звезда Смерти. "Знания распространяются стремительно, а пагубные знания — еще быстрее", поэтому разными вариантами оружия тотальной войны на истребление начинают обзаводиться все. В один далеко не прекрасный день напряженность локальный стычек и балансирования на грани превзойдет некий предел — и одна из сторон нанесет удар в полную силу. Ответ будет адекватным и столь же тотальным.

Орден джедаев избежит, как я говорил, истребления. В условиях фактического раскола Республики и надвигающейся гражданской войны, ему придется делать нелегкий выбор, между прежним бездействием, — которое быстро и верно приведет его в могилу, — и осознанным выбором одной из сторон. Скорее всего, Орден переживет собственный раскол, когда многие джедаи, по примеру Дуку, будут совершать собственный выбор, отправляясь туда, где как они считают, они могут принести максимум пользы простым жителям Республики. Попытки Ордена вернуть ситуацию в прежние рамки будет восприниматься всеми либо как откровенный идиотизм, либо как возможность поиграть в интриги, воспользовавшись негибкостью джедаев для решения своих проблем. Орден получит несколько чувствительных уроков, благодаря отсутствию навыка решения политических проблем, особенно в такой сложной обстановке; скорее всего, один из таких уроков закончится своим Геонозисом, когда джедаи будут вынуждены вести открытый бой — с аналогичными последствиями, за исключением спасительного прибытия Йоды с клонами. Попытки радикальных акций — ударов по лидерам сепаратистов — лишь приведет к озлоблению последних, и попыткам симметричных ударов по джедаям. Те джедаи, который окажутся на стороне сепаратистов, как Дуку, будут всеми силами защищать своих союзников — что выльется в сражения между джедаями: раскол Ордена примет формы собственной войны. Джедаи будут стремительно терять авторитет, а с ростом потерь — и возможность действовать как самостоятельная и значимая сила. В данной ситуации для джедаев будет два выхода: либо продолжать до последнего ввязываться в разгорающуюся войну, либо поставить целью сохранения Ордена и его знаний, отпустить всех, кто захочет уйти, и спасать только самих себя, свои знания... Бежать, туда где их не достанет война. А потом...