Если враг не сдаётся... Часть 1.

Ответа на сей вопрос я, должно быть, не дождусь...

— Вы полагаете, генерал нарушил правила, дав известное поручение людям непосвящённым?

— Полагаю, да.

— Но эти молодые люди рано или поздно окажутся среди нас.

— По-вашему, я плохо знаю своего брата? У него немало достоинств, но среди них нет главного — умения держать язык за зубами. Возможно, с годами он его и приобретёт, но сейчас...

— А сейчас, адмирал, всё в ваших руках.

Синее небо... Синее небо в Сен-Доменге бывает когда угодно, только не в безветренный полдень. В этот Богом проклятый час солнце изливает на тебя потоки кипящей смолы, по недоразумению именуемой "лучами", а вываренное добела небо больше всего напоминает крышку, которой рачительные хозяйки прикрывают сковороды с жарящимися блинами. Чтоб масло не разбрызгивалось. И чувствуешь себя таким вот блином... Эдвин готов был живьём сожрать чиновников из Военно-морской канцелярии, приславших утром предписание. Мол, просили штурмана — в полдень будет как на блюдечке, извольте забрать офицера с пристани. Кой чёрт? Неужто забылись старые времена, когда офицеры сами искали службу? Развели тут бюрократию... Но, ворчи — не ворчи, а посылать баркас на берег придётся. Хорошо хоть канцелярские крысы не настояли на личном присутствии капитана.

Если бы Эдвин Эшби знал, какие тучи сгущаются над его бедной головой!..

— Суши вёсла!

Баркас, лениво покачиваясь на мелкой зыби, которую даже на паршивой реке не назвали бы волной, подошёл к каменному молу. Второй причал давно и прочно отдали для швартовки шлюпок и ялов: мелковато, а пассажиров забирать наоборот, удобно. Именно поэтому лотки мелких торговцев старались прилепиться поближе ко второму причалу. Продавали там что угодно: пирожки, гравюры с видами острова, книги, шляпы, поделки народных умельцев, золотые и серебряные безделушки, католические крестики, протестантские молитвенники, православные иконки, маленькие статуэтки индейских богов и богинь, старые карты, стойко выдаваемые проходимцами за карты пиратских кладов... Словом, рынок в миниатюре. Соответственно, и народу. Мудрено в такой толпе выискать нужного человека. И всё же нужный человек обнаружился почти сразу... На этом парне уместнее было бы представить синий форменный камзол гардемаринской школы, а не слегка потёртую кожаную безрукавку бывалого моряка и широкие полотняные штаны, заправленные в высокие испанские сапоги. Маленькая "морская" треуголка явно знавала лучшие времена, но вычищена на совесть. У ног — старый походный сундучок. Наверняка отцовский, если вовсе не дедовский. На кожаной, без всяких украшений, перевязи болтается морская полусабля установленного образца, но с узорной стальной гардой, какой не встретишь у простого матроса. У пояса — кобура, из которой торчит рукоять револьвера. Если боцман что-то понимал в оружии, это был семизарядный "Кайман" — один из лучших револьверов Сен-Доменга. И в прекрасном состоянии. Видимо, офицерик очень любит своё оружие. Но вот его рожа особого доверия не внушала. Да, на флоте чуть не половина состава — испанцы. Но эта длинная смуглая физиономия говорила о том, что её обладатель, или его предки, что практически то же самое, родом откуда-то с юга Пиренейского полуострова. Как бы вовсе не из Гранады. А выходцев из тех мест боцман почему-то очень не любил. Хотя, на вид юнцу было не больше восемнадцати, старый морской волк разбирался в людях. Если парень сумел выучиться на штурмана — значит, башка не пустая. А штурманы крайне редко бывают приятными в общении.

Ну, точно — или выпускник этого года, зелень подкильная, или с годик проболтался на каком-то купце... Боцман чуть не сплюнул, удержало лишь морское суеверие — в воду плевать нельзя, морского хозяина разозлишь.

Стойте, братцы! А это случаем не баба? Вот чёрт, подвалило "счастьице"... Хотя, бывают ли бабы такого роста, боцман затруднялся ответить. Может, и бывают, только он ни разу не видел. До сей поры. Самую малость не хватает до шести футов, и рожей вылитый парень. Да-а-а, подфартило кэпу. Ну и чёрт с ним, пусть сам обламывает эту зелень.

"Зелень" тем временем подвалила к краю мола.

— Здорово, парни, — сказало оно чуть хрипловатым ломким голосом. — Вы с "Морской стрелы" будете?

— С неё, — процедил боцман. — А ты кто таков?

— Я — ваш новый штурман, — заявило это недоразумение и ничтоже сумняшеся спрыгнуло в баркас. Спрыгнуло весьма умело, надо сказать. Значит, точно с годик по палубе ходило.

Боцман, мысленно выругавшись, велел парням отваливать. Быстрее сплавить новичка кэпу, сдать вахту, и на боковую. Меньше головной боли.

— Штурман доставлен, сэр.

— Тащи его сюда, Томми, — Эдвин, дабы придать себе солидности при разговоре с новым офицером, раскрыл судовой журнал и пододвинул поближе письменный прибор.

Юный штурман не произвёл на капитана такого неблагоприятного впечатления, как на боцмана. Едва увидев его, Эдвин насторожился.

— Прошу вас... сеньорита, — он привстал и вежливо указал на второй стул.

— Доминика Меркадор, — без особой радости представилась девушка, протягивая капитану документы. — Штурманский класс, выпуск тридцать пятого года.

— Та-ак, — Эдвин заглянул в бумаги. Замечательно. Девице двадцать один год, закончила "гардемаринку" с отличием. Ничего удивительного, в штурманском классе треть учеников — девушки, дочери или сёстры морских офицеров. В отличие от прочих классов, где за всю историю школы отучилось не больше десятка девиц. Три года на "Милагрос"... На "Милагрос"?

— Вас что-то не устраивает, капитан? — девица едва заметно изогнула бровь. — Вы можете дать мне отвод, вас никто не осудит.

— Что вы, сеньорита, меня устраивает всё, — Эдвин почему-то только сейчас вспомнил, что он числится записным бабником, и решил провести "разведку боем". — Примите мои соболезнования. Я знавал вашего отца, капитана Меркадора. Он умер на вахте...

— Очень любезно с вашей стороны, капитан, но я бы не хотела, чтобы впредь кто-либо затрагивал эту тему.

— Прошу меня извинить, сеньорита Меркадор, — Эдвин изобразил виноватую мину, но девушка поморщилась. Она видела фальшь, и игра капитана ей не понравилась. — Говорить на эту тему я буду лишь с вашего одобрения... Итак, у меня есть вопросы.

— Спрашивайте, капитан. — Доминика наконец изволила присесть.

— Почему вы не остались на "Милагрос"?

— Не смогла, — ровным, ничего не выражающим тоном ответила девушка. — Там всё напоминало об отце.

"Скорее, старпом, ставший капитаном, стал подбивать к тебе клинья, — подумал Эдвин. — А ты его мордой об палубу. Вот и пришлось писать рапорт о переводе".

— Хорошо, — он не стал обижать девушку своими ехидными догадками, которые, как он подозревал, весьма близки к истине. — Второй вопрос: почему вы согласились пойти на сторожевую флотилию? Штурманы идут к нам крайне неохотно, жалованье не так солидно, как на фрегатах или линкорах.

— Мне было всё равно, куда идти, — последовал ответ. — Взяла первое же предложение.

— Ясно... Тогда у меня третий и последний вопрос: как вас называть? На выбор два прелестных имени — Ника или Доминга?

— Называйте меня "штурман", капитан, — девица обожгла Эдвина ледяным взглядом. Ну, совершенно не вязалась её холодность с её же южной внешностью, будто подмена какая-то.

— Как скажете, — хмыкнул Эдвин. — Ваша каюта слева по борту. Располагайтесь.

И, обмакнув стальное перо в чернильницу-непроливайку, принялся аккуратно выводить запись о принятии на борт "Морской стрелы" нового штурмана.

"Ничего, что каюта маловата? — с издёвкой мысленно вопрошал он у надменной испанки. — Вы уж простите, сеньорита штурман, но сторожевик — это не паровой фрегат. Тут приходится экономить каждый квадратный сантиметр... Стерва. Змеюка андалузская. Ладно, пройдёт немного времени, и сторожевой флот тебя пообломает".

7

— Ваше высочество... Ваше высочество!

"Вот так. Ни минуты без меня обойтись не могут, аспиды... Да иду я, иду!"

Её высочество герцогиня Орлеанская редко пудрила щёки — обладая прекрасным цветом лица, пользоваться пудрой сущее варварство. Её высочество герцогиня Орлеанская единственная из всего двора позволяла себе золотые и жемчужные украшения, которые шли ей как ни одной другой даме. Её высочество герцогиня Орлеанская могла... Впрочем, перечисление всего, что могла её высочество герцогиня Орлеанская, должно было бы занять полстраницы убористого текста. За что её высочество герцогиню давным-давно прозвали фрондёркой. Ну и пусть. Лучше быть бунтовщицей, чем серой мышью. А серой мышью старшая из выживших дочерей Петра Великого не могла быть в принципе.

"Мне бы вырваться отсюда. Домой, в Москву. В град Петров. Немного подвинуть милых сестриц, алчущих батюшкиного престола. Ну и что, что муж католик? Надо будет — ради короны перекрестится".

Справедливости ради её высочество Елизавета Петровна про себя отметила, что муж её, дофин Людовик Орлеанский, не был создан для престола. Ни для какого. То есть, делать наследников у него получалось очень хорошо. А вот во всём, что касалось дел государевых — извините, негоден. Охоты ему подавай да актёрок итальянских, чтоб им... Такой может, будто козёл рогами, упереться в своё католичество, и плевать, что корону проворонит. Детей у его коронованного братца — две девки, а девкам во Франции путь на престол заказан. Зато у них-то уже пятеро, и все мальчишки. Да все такие крепенькие и шустрые, что, того гляди, лет через пятнадцать начнут подвигать любимого дядюшку. Пока совсем своим скупердяйством страну не удавил. То-то эта крыса польская, королева бесприданная, шипит на свояченицу, будто змея. Чует, что подсиживают. Так ведь закон тут таков: подсиди ближнего своего, иначе он подсидит тебя и возрадуется. А нечего дуться. Сама виновата, что за задохлика такого пошла. Даже не пошла — побежала, когда короной Франции поманили. И что получила? Рожает теперь хилых детишек, кои мрут во младенчестве. Девки-то её, что выжили, Анна да Луиза, совсем прозрачные стали, едва ходят. Того гляди, от дуновения преставятся. Не то, что Лизанькины сыночки... Внуки Петра Великого...

Её высочество с нетерпением ждали за карточным столиком. Елизавета Петровна обворожительно улыбнулась. Унаследовав красоту матери, принцессы Софии-Луизы Мекленбург-Шверинской, она ухитрилась унаследовать не её ум. И слава Боженьке. Романовские-то девицы умом редко обижены бывали. Вот и карточную игру прелестная герцогиня частенько превращала в элемент придворной интриги. Ох, сколько возможностей открывалось именно за игрой! Подглядеть нужного человека, заплатить за него долг, если проигрался. Или напротив, сыграв с ним в паре, буквально ограбить противников. Прощупать, на какие каверзы способен. Ведь в карточной игре человек раскрывается "до дна", как сказал бы покойный батюшка. Или в какой иной игре. Главное — верно вычислить, какой извив натуры скрывается за той или иной стратегией игры человека. Кто рискует без нужды, на того положиться нельзя. Раз ему повезёт, другой, а на третий погорит. Кто осторожен без меры, того и на пушечный выстрел к своим тайнам не подпускать. Забоится и сдаст. А ежели не сдаст, то одними трясущимися коленками поневоле подозрение наведёт... Словом, её высочеству предстояло решение задачи, весьма сходной с той, что решает полководец перед генеральным сражением. Кого на какой фланг поставить, кого в центр, кого в резерв, а кого загнать в обоз и под страхом смерти не выпускать в расположение войска. Только полководец делает всё это, таясь лишь от вражеских подсылов, а ей... Ей приходится таиться от всех. Даже от Анри, любимого старшего сына.

Он поймёт мать, когда подрастёт. А сейчас — ой, вряд ли...

Ах, Версаль, Версаль... Забытая, сломанная, но всё ещё красивая игрушка, доставшаяся Франции от прошлого века. Ах, версальские приёмы времён прадедушки нынешнего государя! Канули в лету, лишь картины да росписи, запечатлевшие сии события, напоминают о былом. Ах, эти балы, интриги, тайные записки, зависть, любовь, ненависть... Блаженной памяти Людовик Четырнадцатый, наверное, в гробу переворачивается, наблюдая, как правнучек год за годом урезает содержание великолепного дворца и парка. Отчего те приходят в запустение. Некогда изящно подстриженные боскеты превратились в лохматые кусты, беседки обвили плющ и дикий виноград, плитки аллей кое-где потрескались, а на тропинках чаще можно увидеть звериный след, чем человеческий... Где ты, прошлое столетие!

Двор окончательно перебрался в Париж после странной смерти Людовика Пятнадцатого. Сын Короля-Солнца, переживший отца на неполный год, по мнению современников был куда разумнее батюшки в сфере финансов. Во всяком случае, за год его царствования государственный долг страны уменьшился с двадцати годовых бюджетов до семнадцати с лишним. История, правда, умалчивает о том, какие методы были применяемы для свершения этого подвига экономии, но факт остаётся фактом. Кто знает, как бы всё сложилось, не упади этот король с лошади во время охоты. И не умри его старший сын, дофин Людовик, раньше отца. Филипп Шестой наверняка стал бы королём Испании, как его младший брат Карл, и не видать бы его наследникам трона самой могущественной европейской державы. Так что его величество король Франции Филипп Седьмой благодарил Создателя за цепочку случайностей, приведших его к короне. Впрочем, он никогда не считал своё воцарение случайным, полагая, что Господь наверняка вознёс его на престол не просто так, а ради некоей высшей цели. А разве может быть цель благороднее, чем довести до конца начатое великим прадедом? Разве плохо, если звезда Франции воссияет над всем цивилизованным миром? Это же просто замечательно, не так ли?

Старый хрыч Флери всё зудит: "Денег нет, ваше величество, и изъять их неоткуда". И он прав, чёрт подери! От вест-индских колоний остались лишь воспоминания — не называть же колониями жалкие островки вроде Мари-Галанта или Сен-Мартена. Квебек — провинция богатая, но уж слишком много там смутьянов развелось. Вышибли было англичан из Ост-Индии — нате вам, тут же высунулись голландцы и домингос. Отобрали было Макао у португальцев — на горизонте замаячили всё те же голландцы и домингос, да ещё притащили на хвосте китайский флот. А что такое десяток паровых фрегатов при поддержке пары сотен китайских парусников, вооружённых не хуже французских судов береговой стражи, лучше не вспоминать на сон грядущий. В Европе далеко не всем нравится политический диктат Франции. Даже турки, и те начинают подозрительно увиливать от исполнения союзнических обязательств. Подумаешь — Азов русским отдать пришлось. Подумаешь — те же русские Крымское ханство проутюжили. Дважды. Не пеняйте союзникам, коль сами прозевали. Можно подумать, прекрасной Франции нечем больше заняться, кроме как сторожить ваши амбары... Так где же, позвольте спросить, взять денег при подобном раскладе? Король нашёл изящное решение: сэкономить... на себе. И на ближних своих. Сбылась вековечная мечта простонародья. Содержание двора сокращено в разы. И что? Где деньги? Всё уходит на вояк и на политиканов.