Через два дня, полковник Смит вызвал Юру на совещание в девять утра — время, когда он обычно заходил с утра к Андрею. Поэтому он подтянулся в госпиталь чуть раньше, около восьми.

Тем временем, Джон Лир осмотрел Чарльстон со склона холма. Да, похоже, эти чертовы рабовладельцы успели и сюда, что бы там ни говорил генерал Аррингтон, так бездарно сдавший Лексингтон. Хорошо еще, что его "Mountain Lions" (Горные львы) вовремя успели бежать — половину своего состава они уже потеряли от артиллерии этих гадов, а помочь при обороне они вряд ли смогли бы — для битвы в строю Львы слишком хороши, а вот война в горах — их профиль. Недаром именно они уничтожили последние гнезда индейцев в горах Пенсильвании и Нью-Йорка. И отступали они по дороге на Чарльстон, чтобы там дождаться каравана и примкнуть к своим в горах Северной Каролины. Теперь придется пробираться на север долиной Канавы, другого выбора он не видел.

Еще по пути сюда его неприятно удивил тот факт, что по дороге недавно прошел какой-то крупный отряд, вот только он не знал, свой ли или чужой. Поселки по дороге они обходили по склонам гор, а взять местного в качестве языка не решились. На всякий случай, когда был взят Лексингтон, он распорядился взять у пленных несколько десятков серых мундиров — что те подохнут при морозах, ему было все равно. Перед отходом, его люди их и надели — свои синие, впрочем, оставались у них в вещмешках, еще понадобятся, когда вернутся к своим. Вот штаны синие времени переодеть не было.

— Стой, кто идет? — К ним приближалось два десятка всадников.

— Свои. Пятый Чаттанугский полк, третья рота.

— Врешь. Мы из Чаттануги, такого полка там нет.

Лир закричал:

— Огонь.

Его люди вскинули ружья, но враг оказался быстрее. Упали пятеро Львов — и двое нападавших. Но южане выстрелили еще раз (как у них это получилось без перезарядки?), и рухнуло еще трое его людей. Он закричал:

— Бежим!

Они поскакали что есть мочи вниз, к мосту через Канаву. С той стороны было крупное здание, на котором был намалеван красный крест. Лир вспомнил рассказы тех, кто сражался с русскими на Озерах — именно так у них помечали санитарные части. Ну вот и хорошо, возьмем заложников, подумал он...

Рядом с госпиталем он вдруг увидел людей в синих мундирах, но почему-то с белыми повязками на рукавах. Он успел было обрадоваться, но несколько из них вдруг встали в дверях госпиталя. Ружья были у немногих — похоже, они не ожидали нападения — но человек у двадцати они были, и они начали стрелять по Львам. Подумали, наверное, что они южане, решил Лир, но все равно закричал: "Огонь!"

Его люди попрыгали с лошадей — попробуй перезаряди ружье, когда ты верхом — и те, у кого были еще и пистолеты, сделали по выстрелу, а другие начали лихорадочно перезаряжать ружья. Но эти дураки с повязками стреляли хреново, и сумели убить только троих Львов — а ответный залп (его ребята знали свое дело!) основательно проредил ряды защитников госпиталя.

Вдруг из одного из окон высунулся человек с каким-то странным коротким карабином, который затрещал в его руках. Это было последнее, что Лир увидел в этой жизни.

Юра (а это был он) пригнулся, в темпе заменил рожок, выпрямился и дал еще четыре коротких очереди. Вашингтонская рота, хоть и редела, смогла дать еще один залп — и число нападавших упало до менее тридцати. Более того, Юра сумел убить всех, кто был похож на командира, и нападавшие вдруг, переглянувшись, бросили оружие и подняли руки. Вашингтонская рота, по Юриному приказу, согнала их в кучу, собрала оружие — а раненых вашингтонцев уже заносили в госпиталь.

В следующие три дня на него свалилось очень много дел. По просьбе полковника, он заново создавал систему дозоров — Элк Крик уже вернулся в русло, и дорога на север была уже проходимой, хоть и с трудом. Только на четвертый день он вернулся в Чарльстон и сразу же поехал в госпиталь, объезжая колонны войск из Лексингтона, достигнувших наконец Чарльстон.

Во время скоротечной битвы за госпиталь, Андрей встал с постели — непонятно, зачем, ведь оружия у него все равно не было. При этом порвались швы и открылась рана. Теперь он лежал заново заштопанный и жутко недовольный — придется ему лечиться намного дольше, чем предполагалось. Юра его отругал, но где-то у него гнездилась мысль — все-таки шансы, что его друг вернется к своей Розалинн, резко выросли. Тем более, что больницу теперь постоянно охраняли остатки Вашингтонской роты, которым теперь выдали русские винтовки, и Юрины ребята их усиленно обучали обращению с ними.

Вдруг к Юре подошла та самая врачиха и сказала:

— Юра, а ты меня не помнишь? Я Зина.

Да, из щуплой девочки, с которой он когда-то кувыркался в Форт Россе, получилась высокая, статная красавица. Юра мимолетом подумал, что не будь он помолвлен... Впрочем, и не будь у него детей — он тогда еще решил, что если у детей будет мачеха, то пусть это будет Леилани и никто другой.

Зина обняла его и поцеловала его в щеку. И в этот самый момент в здание вошли несколько женщин в белых халатах — первой из которых была его ненаглядная Леилани.

Он подбежал к ней, раскрыв объятия, когда от нее вдруг последовал удар в подбородок, не иначе как поставленный ее отцом, сержантом Камеалоха. Он хотел сказать: "За что?", и рухнул на пол, а Леилани выбежала из здания.

Через несколько секунд, он встал, машинально ошупывая лицо. Так, зубы вроде на месте, ничего не сломано. Да даже если б и было — хуже, чем то, что случилось, случиться не могло. После его тогдашних художеств, она ему не поверит, даже если он и правда не был на этот раз ни в чем виноват.

Глава 11. Оборона Гринсборо.

Некогда красивый город Гринсборо, живописно расположенный в холмах Северно-Каролинского предгорья, представлял из себя одно огромное пепелище. После четырех недель почти ежедневных атак, земля перед городом пропиталась кровью и была испещрена воронками. Глубокий окоп преграждал дорогу, за ним еще один.

Уже более месяца назад, 6 марта, в город потянулись беженцы из находившегося западнее Сейлема. Сейлемцы были из секты "моравских братьев", воевать не хотели, рабов не держали, поэтому не оказали никакого сопротивления наступающим северянам. Беженцы рассказали, что ожидали, что те пройдут через городок и пойдут дальше, и что если и изымут продовольствие, то не все и за деньги.

Но оказалось совсем по другому. Людей вышвыривали из их домов, которые занимали пришедшие северяне. Им не позволяли брать с собой ничего, а четырех, кто осмелился протестовать, просто повесили на центральной площади. После этого все население ушло в Гринсборо. В составе северян был и черный батальон, и его члены отловили несколько девушек, уходивших с семьями на восток. Больше их не видели.

Сейлемцы, несмотря на все, отказались вооружаться и ушли дальше на юг, к городку Эшборо. Туда же отправили женщин, детей и стариков из Гринсборо; если раньше население относилось довольно равнодушно к войне, то теперь они поняли, что их ожидает в случае прихода северян. Мужчины же записались в ополчение; у многих были охотничьи ружья, но вот боеприпасов было мало. А стандартных дульнозарядных ружей еле хватало даже для уполовиненного Второго Дёрамского Полка, спешно присланного для обороно Гринсборо.

Рыли окопы полного профиля — нововведение, приказ о котором пришел сверху; они не знали, что если не получилось еще прислать сюда новое оружие, ведь это место считалось глубоким тылом, то некоторые тактические советы были уже приняты.

9 марта показались первые северные части. Первым шел тот самый черный батальон. Но после нескольких залпов из окопов негры вдруг побежали обратно, роняя оружие. Прогремели выстрелы и со стороны севера, чтобы остановить бегство. Несколько негров упали, другие же побежали дальше, столкнулись со следующим отрядом, и началась свалка.

Атаки в тот день так и не последовало, а вооруженная драка между неграми и другими северянами происходила слишком далеко для прицельного огня. И тут капитан Арчибальд Иннис решился. "За мной!" и с винтовкой наперевес побежал вперед. Подойдя на сто шагов, скомандовал: На колено! Огонь!

Еще с двадцать негров и несколько белых повалились на дорогу. Выстрелы прозвучали и со стороны северян, но, похоже, они стреляли именно по еще более обезумевшим неграм. После еще одного залпа южан дрогнули и они. А тут по ним открыли огонь и две шестифунтовки южан. И ряды северян беспорядочной толпой начали улепетывать.

Но тут открыли огонь пушки северян. Несколько погибших оказалось и у Инниса. Так как далее по дороге уже занимал позицию очередной батальон северян, он скрепя сердцем дал приказ на отход.

Больше негров-солдат они не видели; пленные рассказали потом, что всех выживших тогда же повесили. Но на следующий день последовала еще одна атака северян, затем еще одна...

Полк держался, но ряды защитников таяли. И количество боеприпасов уменьшалось с устращающей быстротой.

12 марта пришло первое пополнение, еще один батальон Дёрамского полка, плюс две сотни ополченцев из Роли, столицы Северной Каролины. С ними пришло несколько телег боеприпасов. Но и их хватило бы менее чем на неделю.

15 марта стало ясно, что положение становится критическим. На совете капитан Иннис предложил создать конный рейдовый отряд. И той же ночью они совершили дерзкий рейд на лагерь северян.

Его заместитель, Джеремайя Брек, и многие другие члены отряды были местными уроженцами. Двое из них поехали окружными тропами на разведку и привезли неожиданное известие: как раз сегодня с севера пришел обоз, и его еще не полностью разгрузили.

В шесть часов вечера из-за одного из холмов, окаймлявщих дорогу из Сейлема в Гринсборо, в свете костров вдруг показалась группа всадников. В темноте невозможно было понять, кто они и сколько их. Всадники врубились в охрану обоза, часть стали преследовать бегущих, другие погнали обоз куда-то в горы.

Арчибальд был в числе первых. Решив, что пора и честь знать, он дважды громко свистнул; сигнал к отходу.

И вдруг он увидел огромную палатку с какими-то ящиками внутри. Он, недолго думая, бросил туда факел и поскакал как можно быстрее по направлению гор.

Вдруг послышался взрыв, потом еще один, потом еще, огромной силы. Он еле усидел на коне; к счастью, он был уже за первым поворотом.

Из семидесяти человек, из рейда вернулись шестьдесят три.

На следующий день было неожиданное затишье. Вечером Арчибальд с Джеремайей и еще пятерыми поскакал на то же самое место, где они схватили какого-то лейтенанта, как раз отошедшего, чтобы справить нужду в кустах.

Оказалось, что взорвались ящики с порохом, а другие, с боеприпасами, сгорели. Что погибло около шестидесяти северян. И что, да, нашли семь неизвестных трупов, оказавшихся слишком близко к взорвавшейся палатке. Ни одного из рейдеров захватить не удалось.

А в обозе оказались порох, пули Минье, ружья, продовольствие. Теперь всех тех, кто умел обращаться с армейскими ружьями, вооружили ими, а охотничьи оставили тем, кто не умел; учить времени не было.

Затишье продолжалось. Арчибальд устроил несколько рейдов, сумел захватить часть лошадей, но оружие теперь охранялось не в пример лучше, чем в начале, да и на тропах теперь стоял дозор.

22 марта, как по часам, пришел новый обоз. Но рейд на сей раз ничего не дал; обоз разгрузили сразу, а на рейдеров была выставлена засада. Засаду смяли, убили семерых, но и сами потеряли пять человек.

И 23, как и ожидали, началась новая попытка штурма. Ее смогли отбить, но она повторилась через несколько часов. 26, 27, 28 марта атаки повторялись.

От защитников осталось еле-еле триста человек, в отряде Арчибальда менее сорока. Но они держались.

Утром 29 марта подошел еще один батальон, на этото раз из 2-го Чепел-Хиллского полка. Они привезли с собой какое-то количество боеприпасов, но их хватило бы буквально на три-четыре дня. Кончалось и продовольствие. Но тут пришло несколько телег с пшеницей и овощами, а также небольшое стадо коров, с юга, из Эшборо.

В тот же день после полудня начался еще один штурм. Ему предшествовал обстрел из мортир, поставленных на один из холмов рядом с Гринсборо. В окопы попали всего две бомбы, но и они убили два десятка солдат. Штурм на сей раз дошел до первой линии окопов, и в ней началась рукопашная. Она закончилась победой защитников, но от них после боя осталось всего двести пятнадцать, плюс пятьдесят семь раненых. Было ясно, что еще один штурм может кончиться плачевно. Тем более, что полковник Коннелли, командующий обороной Гринсборо, и майоры Райан и Хайсмит, его заместители, были в числе убитых. Командование на себя взял Арчибальд Иннис.

Раненых вывезли на юг, но на вечернем совете было принято решение держаться до последнего. И на следующий день все были готовы умереть, взяв с собой хоть пару сотен северян. Но, к их удивлению, штурма не последовало. То же и тридцать первого марта, и первого апреля. Заметили лишь непонятную активность на двух холмах, нависавших над западной окраиной города. Была выслана разведка, но никто на сей раз не вернулся. Артиллерию же задействовать было нельзя; не осталось боеприпасов.

Второго апреля выяснилось, что именно готовили северяне. Перенесенные на холмы мортиры открыли огонь по западной окраине Гринсборо. Сильные весенние ветра раздули пожары, и они перекинулись на центр города. Горели ратуша, церкви, частные дома, склады... Арчибальд поблагодарил мысленно погибшего полковника, который приказал перенести боеприпасы в подвалы одиноко стоявшего каменного здания на восточной окраине.

Третьего апреля огонь по городу продолжился. Результата было мало, практически все, что могло сгореть, уже сгорело.

Четвертого же опять началась возня на холмах. Пятого мортиры опять начали огонь по окопам. Только одна бомба попала в окоп, но и этого хватило, чтобы убить около двадцати наиболее опытных из оставшихся защитников.

В ночь с пятого на шестое апреля, Арчибальд повел оставшихся рейдеров на холм к мортирам. На склонах холма их поджидала засада; два залпа скосили более половины отряда. Пока восемь человек, спешившись, отстреливались от северян, семеро, включая Арчибальда, подались налево через лес, и вдруг увидели хорошо замаскированную палатку. Арчибальд и Джеремайя выстрелами сбили двух часовых, Арчибальд скомандовал отход, а сам подбежал к палатке и бросил в нее факел, как в тот раз. Вскочив на коня, он помчался к своим, но тут раздалась пара выстрелов, и он повис на шее у коня. Через секунду послышался еще один оглушительный взрыв, и Арчибальд потерял сознание.

Шестого он проснулся в каком-то подвале, на соломенном тюфяке. Ему доложили, что Джеремайя вынес его, контуженного, с холма; что он, как единственный выживший офицер, взял командование на себя; и что из того рейда вернулось всего двенадцать человек, которые вывезли двоих раненых, в том числе и его.

Это была победа, но победа пиррова. Обстрел прекратился, но город и так уже сгорел. А скоро должен был прийти очередной обоз с пополнением и боеприпасами, и тогда, по всей видимости, город уже не спасти.