За стеной Кавказа

Наши гостеприимные хозяева именовались курдами — одной из многих народностей, проживающих на Кавказе. Через две недели они все же согласились отпустить моих товарищей и казаков, уже утомленных от их гостеприимства, а меня просили остаться на обряд посвящения спасенного мальчика в мужчины. Там же ко мне и моему драбанту присоединились двоюродный дядя малыша Ордие со слугою, которые отныне считают своим долгом сопровождать меня в странствии.

Так что я теперь принужден догонять свой отряд, ушедший далеко вперед. Курды, правда, говорят, что смогут провести меня более короткой дорогой, через горы, которая известна только им одним. Возложу надежду на их познания, и стану уповать на то, что Бог не попустит им заблудиться.

А как прошли эти два месяца у тебя, дорогая моя? Надеюсь, что ты в добром здравии? Как дядя? Прошла ли его подагра, или он мучим ею по-прежнему? Напиши мне обо всем, ибо я беспримерно тоскую тут, оторванный от вас, милые мои.

За сим остаюсь твоим любящим братом,

Григорий.

Его превосходительству полковнику Дубельту

РАПОРТ

Ваше превосходительство!

Докладываю Вам, что в результате чрезвычайного происшествия, случившегося шестого дня июлия сего года, гвардии поручик Печорин получил тяжкие ранения, спасая местного жителя от нападения дикого барса. Сей местный житель, оказался сыном вождя племени бенгеров, и отец его — бек Аздо Бенгер выказал нам большую приязнь, пополнив наши припасы и предоставив проводников. Не обошлось, однако же и без неприятностей: отправленный на поиск пропавшего поручика Печорина поручик гвардии Фрышкин вообразил, будто Печорина похитили дикие курды и попытался освободить его силою. В перестрелке случайной пулей он был ранен в ногу и оставлен мною в армянском селении Ехегнадзор на излечение.

Поступок же поручика Печорина пробудил в курдах любовь к Державе Российской и ее Императору такой силы, что племя бенгеров решило выйти из подданства Блистательной Порты и просить принять его под Высочайшую руку. В этой связи прошу дать ход сему делу в Министерстве по Иностранным делам, дабы скорее к бенгерам приняты были долженствующие шаги и присланы были соответствующие чиновники.

Так же ходатайствую о награждении поручика Лейб-гвардии Гусарского полка Печорина Г.А., ибо по его доблести курды стали судить обо всей Державе Российской.

Остаюсь Вашим покорным слугою,

Надворный советник Подколесин.

Глава 3

Пустыни вечный гость

Ко мне он кинулся на грудь:

Но в горло я успел воткнуть

И там два раза повернуть

Мое оружье...

М.Ю. Лермонтов 'Мцыри'

Бек Аздо Бенгер вздохнул и запустил пальцы в чашку с изюмом. Вроде и все было у главы могучего курдского клана Бенгер, но душа его неспокойна. Турки и русские с двух сторон жмут друг на друга, а в результате курдам достается, как зерну между двумя жерновами.

Снаружи раздался радостный детский крик, и следом за ним — звонкая брань. Аздо улыбнулся: наследник, малыш Ордие, должно быть измыслил какую-то новую проказу и теперь радуется удачной шалости. Тут же, в подтверждение этих мыслей, в шатер вошла старшая дочь, четырнадцатилетняя Гулпери, в мокром платье и злая как горный дэв . Бенгер усмехнулся: мальчишка опять облил сестру водой. Он, конечно, накажет сына, но когда-то, когда он сам был не старше Ордие, его сестрам доставалось точно так же. Если только не хуже...

Бек задумался. Ордие — единственная надежда и опора. Но сын еще мал, совсем мал. Старшие сыновья сгинули в бесчисленных схватках с турецкими спагами и аскерами, не оставив ему внуков, и вот теперь, когда неумолимое время уже покрыло его голову снегами, точно вершину Шата , его поддержкой остались лишь несмышленый малыш Ордие да юная Гулпери...

Аздо повернул голову и посмотрел на дочь, сердито хлопочущую на женской половине возле сундука со своей одеждой. Улыбнулся: Гулпери, хоть и девушка, может многих джигитов заткнуть за пояс. На последнем джирде она была одной из первых. Однажды она выйдет замуж и, если муж будет по-настоящему достоин ее, то по воле Аллаха она принесет прекрасных внуков — будущих братьев и первых джигитов Ордие, что всегда закроют вождю спину...

— Иди сюда, дочка, — Аздо указал место рядом с собой.

И когда девушка, успевшая привести себя в порядок, уселась и тут же пристроилась к лакомствам — изюму и миндалю, спросил:

— Скажи-ка, не случилось ли еще кому из наших джигитов покорить твое сердце?

Гулпери вздернула нос и фыркнула:

— Вот еще! Разве среди них...

Она замолчала, но отец легко понял недосказанное. 'Разве среди них есть достойные руки и сердца дочери бека?' Ответ Гулпери и расстроил, и обрадовал его. Жаль, что она не выбрала себе сердечного друга. Значит, в этом году у Ордие не появится племянников, которые в дальнейшем станут рядом с ним плечом к плечу. Хорошо, что дочь осознает свое место и свое положение в клане. Это значит, что ее не соблазнят ни смазливое лицо, ни щегольские усики...Но слишком затягивать с этим тоже не стоит. Юность быстротечна — Аздо слишком хорошо это знал. Казалось, вот только что рядом сидела Себихе, и улыбалась застенчиво и радостно. А уж скоро десять лет минет, как нет ее на этом свете...

— А что-то я не слышу Ордие, — произнес бек, переводя разговор на другое. — Почему приумолк твой брат?

— Я заставила его пойти к ручью за водой, которую я разлила из-за него, — ответила девушка гордо.

— Заставила? — изумился Аздо. — Этого мальчишку можно заставить? Да буду я жертвой твоей , дочь, но расскажи: как тебе это удалось?

Гулпери тряхнула косами:

— Я сказала ему, что не достойно пахлевана мешать женщинам, и что если он не принесет воды, то когда он станет воином, я расскажу всем, что он воевал с бабами...

...Ордие спрыгнул с валуна, и огляделся. Вот она — река Самботани , за которой живет злой дэв. Но в руках непобедимого витязя Ордие-бека не просто шашка, пусть даже и гурда , а истинный Зульфакар ! Выходи, дэв, и прими свою смерть!..

Прут, который был сегодня Зульфакаром, со свистом врезался в огромные лопухи, росшие вдоль речки. Но сейчас это были не лопухи, а войско ненавистного дэва, и клинок славного пахлевана Ордие-бека сокрушит его!

Позабыв о валявшемся на берегу кувшине, мальчик яростно рубил толстые хрусткие стебли. Он так увлекся, что не сразу расслышал за спиной странные звуки, а когда обернулся... Прямо перед ним на берегу сидел большой барс-ирбис, и холодно глядел на него своими желто-зелеными глазами со змеиными вертикальными зрачками.

Ордие замер. Взрослые часто говорили, что если стоять неподвижно, то зверь на тебя не бросится. Но то ли старшие не знали повадок всех ирбисов, то ли именно этот не ведал, что предписывают ему мудрые взрослые, но только, к ужасу мальчика, барс заворчал и сделал шаг к нему. Ордие попятился. Ирбис посмотрел на будущую жертву презрительным кошачьим взглядом и шагнул снова. Мальчик снова отступил. Ирбис крадучись приближался, но мальчик пятился назад, моля Всевышнего, дабы тот убрал с его пути все камни, о которые можно споткнуться... И Аллах услышал его молитвы. Ордие не споткнулся о камень. Он просто уперся спиной в ствол дерева. Дальше отступать было некуда...

Глаза ирбиса, который уже давно заметил эту чинару, блеснули жестокой радостью. Охота удалась! Зверь припал к земле, несколько раз ударил себя хвостом по бокам, изготовился к прыжку...

Грозный окрик с другого берега реки заставил зверя отказаться от своего намерения. Ордие поднял глаза. Там через бурные пенистые струи к нему бежал человек в темно-вишневом расшитом серебром архалуке. При виде незнакомца, у мальчика от ужаса подогнулись ноги. Это был самый настоящий сказочный дэв! Может и не великанского роста, но зато его волосы явственно отливали рыжиной. 'Если у него еще и глаза синие — затосковал Ордие — так уж лучше бы мне быть растерзанным барсом, чем попасться в лапы такому...'

Добежав до середины потока, человек или дэв вдруг выхватил из-под полы пистолет, взвел курок и попытался выстрелить. Но должно быть буйные волны подмочили порох на полке, и пистолет осекся.

Зверь издал глухое рычание и прыгнул на человека, уже выбиравшегося на берег. Ордие увидел, как в восходящем солнце блеснул узкий хищный клинок, и тут же зверь и человек сцепились, яростно хрипя.

Приоткрыв от ужаса рот, малыш смотрел, как намокший темно-вишневый архалук исчез под пятнистой шкурой барса. Хищник издал победный рев, но тут же он перешел в жалобный визг — человек умудрился высвободить руку и ударил ирбиса прямо в грудь.

Ордие очень хотелось убежать, но ноги его превратились в масло, и ему лишь оставалось беспомощно смотреть, как катается по берегу странный клубок из двух свитых меж собою тел...

...Аздо Бенгер начал было задремывать, когда Гулпери вдруг произнесла:

— О, отец мой, Ордие до сих пор не вернулся. Мне страшно: не появились ли здесь те, что крадут людей?..

Дремота мгновенно покинула бека. Словно враз помолодев, он взмыл с подушек, мысленно ругая дочь за то, что она послала мальчика к реке одного, и себя — за то, что допустил это...

— Асад! Махмуд! Осман! Ко мне, люди!

Он еще кричал, а руки уже привычно схватили винтовку, с узорчатым чеканным прикладом, заткнули за пояс пару пистолей, шашку и кинжал в оправленных в серебро ножнах. На зов в шатер вбежали племянники:

— Мы — жертвы твои! Что случилось, дядя?!

— Ордие никак не возвратится от реки, — пальцы судорожно комкали витую плеть. — Седлайте коней, племянники, поднимайте воинов!..

...Наконец мальчик смог подняться. Неверно ступая дрожащими ногами, он подошел к зверю и человеку, что недвижно лежали в двух шагах от него. Это был великий бой! Человек принял ирбиса на грудь и дважды ударил его кинжалом. Но зверь был все еще силен. Ударом могучей лапы он выбил оружие из рук врага, и тут же потянулся оскаленной пастью к беззащитной человеческой шее. Однако противник был достоин того, чтобы одержать победу. Он схватил барса за горло своими могучими руками и задушил его. А потом и сам умер от ран...

Ордие поднял кинжал, что лежал в стороне от места последней схватки. Он оставит его себе. Это же был не дэв, а могучий пахлеван, и будет справедливо, если спасенный возьмет себе спасшее его оружие. Но погибший витязь может быть спокоен: Ордие не опозорит его оружие, давшее ему жизнь. Наоборот, он прославит его, обагряя кровью врагов во многих битвах. Вот только жаль, что он не знает имени пахлевана, чтобы выкрикивать его в бою...

В шум потока ворвался топот копыт и на берег вылетели отец и взрослые двоюродные братья. Все с оружием, точно собрались в набег. Позади них было еще десятка два всадников из лучших воинов клана...

— Сын мой! — отец соскочил с седла, и невзирая на годы в три прыжка оказался рядом. Мальчика схватили сильные руки, обняли, прижали к широкой груди, — Ты жив?! Но что здесь произошло, во имя Аллаха?!

Сбиваясь и захлебываясь, Ордие принялся рассказывать, а двоюродные братья уже осматривали его спасителя. Осман приложил к губам лежащего кинжал, присмотрелся, махнул рукой. Махмуд скинул с плеч лохматую бурку, они с Асадом наклонились над раненым, осторожно подняли его...

— Он жив, дядя! Сердце бьется и сталь мутнеет от дыхания!..

— И чего же вы ждете, неблагодарные?! В шатры его, и да смилуется Аллах над ним...

Асад нерешительно промолвил:

— Может поскакать в деревню езидов ? — Он демонстративно сплюнул, но тут же продолжил, — Всем известно, что эти язычники — лучшие лекари под Луной.

Аздо Берген на мгновение задумался, потом утвердительно кивнул:

— Скачи, мальчик, и да поможет тебе Всевышний. Привези лучшего из лучших!..

...Гулпери перебирала сухой горох для бозбаша и напряженно ждала. Что там могло случиться с Ордие? Почему его ищут так долго?

Когда послышался медленный перестук копыт, она встрепенулась, хотела выбежать наружу, но сдержалась. Не пристало дочери бека, первой красавице могучего клана Бенгер скакать подобно горной козе...

Полог шатра распахнулся и вошел отец.

— Дочка, сбегай, позови старую Фирузе. Пусть захватит с собой все свои травы и снадобья! И мудрую книгу тоже пусть возьмет.

Девушка хотела спросить, что и с кем случилось, и цел ли ее маленький брат, но тут в шатер вошли двоюродные братья Махмуд и Осман, держа за концы лохматую бурку, на которых лежал чужой человек. Они осторожно уложили незнакомца на спешно расстеленные циновки, а отец сел рядом и взял его за руку:

— Спасибо тебе, кто бы ты ни был, — проговорил бек. — Ты — второй отец сыну моему, и, стало быть, мой брат.

Гулпери загляделась на чужака. Некрасивые, почти бесцветные волосы слиплись от крови, но на бледном лице выделялись черные усы. Внезапно чужой человек приоткрыл мутные от боли глаза и что-то пробормотал...

— Ты еще здесь? — голос Аздо хлестнул, точно плеть. — Беги! Беги так, словно за тобой гонится дэв!..

...Шатер знахарки стоял на самом краю селения. И когда Гулпери вернулась вместе с семенящей и тяжело отдувающейся Фирузе, о том, что случилось с Ордие и кто этот незнакомец, во всем клане Бенгер не знали только они. Старуху с почетом проводили в шатер бека, а девушка накинулась с расспросами на своего брата. Ордие честно поведал о том, как он испугался рыжеволосого незнакомца, а потом с гордостью показал ей кинжал, которым чужак заколол ирбиса 'быстрого, как молния, сильного, как ураган, и страшного, как горный дэв'! Выслушав длинную историю, Гулпери решила расспросить еще и двоюродных братьев, которые, выйдя из отцовского шатра, уселись в теньке и раскурили наргиле с банжем .

— Это — храбрый воин, — сказал в ответ на вопрос Гулпери Махмуд. — С одним коротким русским пистолетом и кинжалом пойти на ирбиса осмелится не каждый.

— Хотя можно было взять барса и легче, — заявил Осман. — Нужно было не прыгать вперед на него, а в сторону, и бить кинжалом не в грудь, а в бок.

— Ха! Можно подумать, что ты в своей жизни убил сотню ирбисов, что судишь так уверенно, — дернул себя за ус Махмуд. — Я убил шесть барсов, но ни одного — кинжалом. Один раз я бил его шашкой, и скажу тебе честно, дочь моего дяди, что мне — как отец: этот чужак отважен, силен и умел!

Он с усмешкой посмотрел на Османа и продолжал:

— Я охотился, когда ты еще играл в тряпичный мячик возле шатра нашей матери, и вот что я скажу тебе, брат мой: когда зверь убит, легко рассуждать о том, что можно было не так сильно попортить шкуру. Но когда зверь прыгает на тебя, то даже найти курок винтовки — не самое простое в этой жизни...

Осман нехотя согласился и, было, нахмурился. Но он был самым веселым из трех братьев и не умел долго сердиться или обижаться. Что с того, что старший брат одернул его при двоюродной сестре? И он принялся рассказывать смешную историю, как однажды ночью принял камень за волка, что подбирается к отаре...

Гулпери слушала Османа, смеялась, когда смеялся он сам, но мысли ее были в отцовском шатре. Она вспоминала глаза чужака — орехово-карие, затуманенные страданием... и неожиданно красивые! И в душе ее от этих воспоминаний что-то замирало и сладко сжималось.