Ичж. Минифик_Homm_(2)

— Остынь, Камар, — махнул рукой его отец. — Бессмертные пришли в этот мир, чтобы властвовать. Они основали новые королевства, оживили умирающие земли и подхватили огонь великой войны. Если сюда идут бессмертные, что хотят нас поработить, то они придут сюда и поработят. Не с первого удара, так со второго или третьего. Пусть они и бессмертны или могущесчтвены, но они такие же как и мы, простые жители этого мира — если человек рабовладелец, то он мерзок и злопамятен. Нас не оставят в покое.

— Тогда, Старшой, ты считаешь, что надо объединиться с другим бессмертным?

— Ох, Кабер! — тяжело вздохнул Калир и посмотрел на Кирова. — Это все твое плохое влияние Вождь! Ведь когда-то мой милый внук звал меня дедушкой, а теперь только так... Но ты прав, внук мой. Объединив разные силы, мы создадим очень могучий кулак. А уж что мы в него вложим... Цитадель привнесет нечто новое в нашу Степь. Я надеялся, что это будет мир. Жаль, что ее начало обречено быть встречено войной.

— Ради мира и спокойствия всегда приходится драться, Старшой, — покачал головой Киров. — Но если бой будет выигран, то и война окончится победой. Многим бессмертным не нравятся подобные рабовладельцы. И они не захотят остаться в одиночестве.

— Даже так... Что ж. Тогда и впрямь есть шанс. Осталось лишь найти место силы...

— Уже нашел, — прервал его Киров.— Оно в скалах Рухов. Совсем рядом с их главным жилищем.

— Тогда это и впрямь возможно. Рухи сильные птицы, но отнюдь не неодолимые. Быть по сему,— Калир встал. — За все свои заслуги перед нашим народом и Степью, по твоему праву Лорда, Свободный Кочевой народ готов присоединиться к тебе в Цитадели.

Следом поднялся Камар.

— Раз так говорит Старшой, то так говорит весь народ. А все несогласные должны по древнему обычаю оспорить это решение.

— Свободный народ Степи не терпит принуждения, — кивнул Киров. — Рабства в нашей памяти было предостаточно.

— Да, Киров, — оба кочевника сели. За ними сели и орки, что поднялись во время этой речи признания. — И, хотя для вас, бессмертных, это лишь история, которая отнюдь не поет вам мрачные песни из вашей крови, но ты доказал делом, что за тобой можно пойти. Кабер! Вели послать гонцов. Послезавтра мы будем у озера Гордыни. Туда должны прийти все Свободные Кочевники Степи. Пусть всякий несогласный скажет свое слово, а согласный начнет готовиться к дороге. Мы пойдем встречать наш новый дом. И начнем готовиться к битве с новым врагом. Вождь, нет, Лорд, расскажи о нем...

Вечером, вместо предполагаемой Кировым дороги, всем оркам выделили шатер рядом с центральным "домом". До заката, на ужин, в нем собрались все гости кочевников, кроме Вождя и Чани. Они находились за стенами. Сперва там оказалась Чани, расположившаяся под заходящим солнышком. В своей любимой позе, обхватив колени руками, она смотрела за последним в этом дне движением светила. Естественно, одна она не оставалась ни на миг: на небольшом отдалении всегда дежурил кто-нибудь из орков. Но ближе к заходу этого наблюдающего сменил Киров, отправив того ужинать. Сам он решил не оставаться на расстоянии, а сел рядом с девушкой.

— Я давно не смотрела вот так на закат, — внезапно завела разговор Чани. — В эти моменты Степь становится волшебной. Казалось бы высушенная трава блестит медью, а небо становится нежно-сиреневым. Становится уже можно смотреть на солнце. Оно не ослепительный белый диск в небе, а неяркий, подёрнутый рябью красно-оранжевый фонарь. Облака, если они есть, всегда играют невообразимыми красками... — девушка ненадолго замолчала. — Закат — это время чудес.

Вновь разлилось молчание. Никто ни о чем более не говорил. Лишь смотрели на плавно текущий к окончанию день. Неподалеку от солнца появились два месяца: третий пока прятался за горизонтом. Сейчас, еще при свете уходящего дня, они были неподвижными твердыми облаками, которые прикрепил какой-то великан шутки ради. Привычному глазу яркому свечению, что даровало пусть и едва различимое, но все равно спасавшее путников в ночи, еще только предстояло войти в свою власть ночью.

— Этот мир становится прекрасен, когда смотришь на него, — вновь заговорила девушка. — Но смотреть вот так, в тишине и спокойствии... Для меня это нечто схожее с чудом. Таким, как этот закат.

— Тогда ты должна наслаждаться этим чувством. Когда-нибудь оно может тебе приесться, — лег на спину Киров.

— Ты довольно жесток.

— С такими словами? Возможно, хотя я, признаться честно, ожидал слова про самонадеянность. Один мой друг меня ими постоянно награждает.

— Хх... — издала девушка непонятный звук, то ли улыбнувшись, то ли фыркнув. И вновь оба игрока замолчали. Но потом все-таки спросила. — И как часто он бывает прав?

— На моей памяти лишь дважды. Это было давно, еще в начале игры. И тогда я и впрямь был самонадеян. За что и поплатился, — губы вождя на недолгое мгновение вытянулись в тонкую струнку. — Но это было давно-о!

Словно прогоняя прочь свои воспоминания, Киров наигранно улыбнулся.

— А ты уже давно... — начала было девушка, но оборвала себя на полуслове.

— В срыве? Или в игре? Довольно. Года четыре, как я в игре, и немногим меньше в срыве. Давно это было, уже даже не помню...

Девушка удивленно обернулась. Ее собеседник смотрел на небо пустыми, ушедшими куда-то вглубь своей памяти, глазами. Зажатая в губах травинка медленно покачивалась на проносящемся волнами ветре.

— Врешь... — едва слышно сказала девушка, отвернувшись. Сквозь ее отрешение, словно пыталась пробиться обида, тщательно задавливаемая привычкой быть тише и ниже травы. Последние дни, когда с ней обращались как с равным, успели незаметно подточить кокн, безопасно отделявший ее от всего остального мира. Ее жажда отбросить его была все-таки сильна.

— Вру, — после паузы согласился Киров. — Не вся правда достойна произнесения.

— А свою я рассказала... — девушка удивляла даже сама себя. Она не хотела этого произносить, но слова, пусть и шепотом, но вырвались наружу.

— Да. Ты права. Но это не долгая и не особенно приятная история, — Киров резко сел. — Я был в бешенстве. С работы уволили по незаконному сокращению, а свое дело прогорело, наткнувшись на хапающих чинуш. С семьей так и не сложилось, а родители, вместе с двумя моими братьями давно уже жили на другом конце России. Я пытался бороться с мельницей нашего местного и государственного управления, но был подло кинут. Вот и вся история. Я просто сбежал в этот мир, не добившись успеха в том. Пообещал построить новое государство тут, а получилось лишь повзрослеть и понять, что мир гораздо сложнее. Даже этот, выдуманный, но так точно скопированный с нашего родного.

— Какая простая история, — в голосе Чани отчетливо пронеслись нотки иронии.

— Ну, конечно, в ней была еще куча мелких деталей, — махнул рукой полуорк. На лице его не осталось и следа от пронесшейся резкости. — Но суть они не поменяли. Я ведь только сейчас, столько лет спустя, стал правителем. Даже не полноправным пока!

— Это ты о власти над всей степью? — ирония звучала несколько уверенней. Слегка приподняв уголки давно не знавших улыбки губ.

— Не всей! Пока только двух! Третьи еще пока телятся-метелятся, — махнул рукой Киров. — Зуб даю, они мне еще с этим свинью какую-нибудь подложат!

— Телятся? — брови Чани полезли вверх, после чего к губам прижался кулачок, из-за которого донесся негромкий смешок.

— Ага! — подхватился Киров, вот только глаза его, в противовес остальному лицу, стали серьезными. Он не ожидал, что получится растормошить девушку так скоро. — А знаешь что у меня было с гоблинами! Это было просто невозможно! Я ведь пришел к ним с орками, а те гоблинов часто использовали, как очень большие мечи для футбола. Так целая деревня разом в подполы полезли! А те, что не успели, сами в клубки сворачивались и пятнами пошли! Ну настоящие мячи! Чтоб хоть одного выпрямить и поставить перед нами, потребовалось аж пять орков! И еще двое потом держали несчастного, пока он таки не сдал, где их староста! Это был юмор! А потом...

Историй про обитателей степи Киров за свое долгое освоение здесь набрал не мало, потому спустя какое-то время удалось вывести девушку не на еле видимую улыбку, а на настоящий, пусть и короткий, пусть и робкий, но смех. В какой-то момент стало ясно, что историй хватит. После очередной, он спокойно закруглил свои приукрашенные для веселья воспоминания, и между игроками вновь опустилась тишина. Вот только в этот раз она была другой. Она была тише и проще. Она была спокойной и умиротворенной. По небу летали птицы, громко крича на неизведанных языках. По небу продолжали свой волшебный хоровод яркие то персиковые, то серые, то красные облака. В траве их путь сопровождал бесконечный стрекот насекомых. А неподалеку стояло ржание лошадей, которых готовили ко сну свободные от вечерних забот кочевники. Вся эта какофония звуков и не яркого мягкого света убаюкивала и успокаивала, даруя утомленным головам бессмертных свободу от вечно присутствующих с ними воспоминаний.

И в очередной раз, как и прежде за этот вечер, молчание прервала Чани.

— Скажи, как у тебя получается так вести дипломатию с этими NPC? Высокая "дипломатия"?

— Средняя, — покачал головой Киров. — Особенно развить ее не удалось. Но все немного проще. Мы в срыве. Значит мы уже местные жители. А все эти неигровые персонажи изначально были здесь. Надо учиться воспринимать их как простых людей, а не как каких-то... — Киров защелкал пальцами, подбирая слово.

— Программ?

— Наверное. Не как "стулья", имеющие цель лишь услужить нашим задницам. Так вышло, что игра базируется на технологиях использования искусственного интеллекта. Весь мир, это, иначе говоря, плод неживого разума, имеющего, разве что, ограничения. Творчество, самосознание, что-то еще... Но при этом границами развития этого мира поставлен только наш разум. Игроки его оживляют и развивают, а эти ИскИны все это дело подхватывают и ведут. А значит все неигровые персонажи, даже скованные некоторой условностью своих игровых рамок, остаются подвластными настоящим неигровым взаимодействиям. Можно сказать, они способны и любить и ненавидеть, поскольку сами игроки в мире способны на это, а ИскИны это способны скопировать и немного переиначить. По крайне мере, это я так понимаю.

— Ммм... — с многозначительным видом промычала Чани. Она исподволь наблюдала за Кировым всю эту речь. В те минуты, что он рассказывал истории, она совсем забылась, погрузившись в чужие воспоминания и поддавшись веселью. Но в минуты тишины следы кокона напомнили о себе. Они требовали не расслабляться и быть всегда настороже. Все эти условности игры, никогда не интересовавшей ее с этой стороны, были встречены уже внимательным разумом. Только следил он не за словами, они уже давно слишком мало для нее значили, потеряв на долгое время любую свою положительную черту, а за самим говорившим. Его эмоции и мимика. С каменным лицом или легкой усмешкой, все последние дни именно так ведя свои переговоры, сейчас он словно открылся. Чани казалось, что он говорил с подлинным интересом и увлеченностью. Словно увлекшийся своим исследованием ученый.

— Да, это и впрямь сложно, я понимаю. Но раз мы живем здесь, то надо понимать то, что происходит. Особенно если в ранг простой программы или игры это не вписывается от слова совершенно. Очень многие местные не похожи на простые программы, почти как и мы! Они не циклятся в своих диалогах. Да и диалоги... Это полноценная речь со своими лингвистическими особенностями для каждого народа, места и племени. Они могут формировать у себя какую-то собственную позицию, так что среди двух братьев в одной семье могут появиться и стражник с вором, спевшимися в дуэт, и два торговца, на дух не выносящие друг друга. И все это зависит даже не от наших поступков, игроков. Нет! Мы можем что-то сказать одному человеку в другом городе, а он проездом бросит какую-нибудь фразу случайно достигшую ушей их родителя, который в пьяном виде в таверне решит ее ввернуть в разгоряченном споре с каким-нибудь надоевшим кумом из дальней деревеньки. И все! Это схемы очень сложных независимых взаимоотношений, возможные только при развитии определенной индивидуальности у каждого участника этого мира. Это сложнейшие в реализации задачи, о которых разработчики виртуальных реальностей и ИскИнов даже не задумывались!

— Как, впрочем, и о срыве, — среди всей этой вдохновенной речи, больше похожей на поток мыслей, девушка вникла в основном именно в последнюю фразу. "Разработчики даже не задумывались". Все то, что происходит в этом мире, это и впрямь далекие от возможной задумки простых людей вещи. Взять хотя бы тех мразей, что ее... — Скажи, — внезапно она сменила тему разговора. Так раскрывшись, что-то внутри уже не могло, просто и полностью, вернуть все как было. — А все эти переговоры и вправду помогут нам справиться с... Ними?

— Что? — Киров слегка увлекся, рассказывая свою теорию этого мира, что резкая смена тема была подобно ушату воды в жаркое пекло. — А... Да. Конечно. Просто поверь, те кто идут сюда, не совсем понимают, что их тут ждет. Наверняка они уже знают, что здесь обитают орки, что тебя приютили. Но это совсем не простой безумный народ степи. Это бронированный кулак. Я тебе не говорил, но в Альянсе Березовой Ветви именно моя бригада всегда была боевым кулаком, что уничтожала стены. Местные гильдии очень сильны. И кое-кто об этом знает весьма неплохо. А кому-то это лишь предстоит узнать.

— Но... Зачем тогда кочевники? Цитадель? — слегка опешила от такого представления девушка.

— Затем, что в этой степи нет низкоуровневых бойцов. А нам предстоит не бросок, под прикрытием артиллерии, а бой на своей территории и удержание осады по всем правилам войны, — очень криво ухмыльнулся полуорк. — Здесь может получиться свой Сталинград.

На следующий день караван кочевников выдвинулся в путь. Озеро Гордыни, у орков носящее название озера Упавшего Топора, оказалось тем самым озером, у которого, по легендам степи, войска старой Цитадели потерпели поражение перед магами дальних стран. Характерно, что именно весть о создании новой Цитадели, как и о приходе новых поработителей, прозвучит именно там. Группа Вождя двигалась по правую руку от главы кочевников. Старшой с Кировым неспешно переговаривались о предстоящих событиях, а орки и приближенные к главе кочевники, ненавязчиво оттерли всех от них, организовав своего рода кольцо пустоты между собой и двумя начальниками. Чани, как игрок, была допущена в этот круг и теперь, вновь прикрывшись своей отрешенностью и непричастностью, грела ушки на теплом месте. Все как и говорил в сумерках Киров: они говорили на равных, и общение выглядело и впрямь живым. Или же девушке оно начинало казаться таковым, в свете того простого факта, что ееп дальнейшая судьба серьезно зависела от этих "людей".

Когда солнце перевалило за свой полуденный пик, караван встал на короткий обед. А когда приблизилось к горизонту, они вышли на берег озера. Красные, от магии впитанной многие столетия назад, воды омывали стопы трем каменным титанам, что стояли здесь с тех же пор. Могучая магия шаманов, что превратила метавших не менее могучие молнии чудищ в памятники прямо во время броска, не могла быть снята никем, кроме магов, достигших самых вершин мастерства. Легенды говорят, что под их стопами укрылись обозы с самыми важными артефактами шаманов тех времен. Но проверить ее невозможно: вокруг камень, а стоит дотронуться до монстров, как по тебе проходит такой разряд током, что хорошо, если не отправишься в райские сады сразу. В сотне метров от их ног стоял круг камней, вытесанных по форме орочьих топоров, кочевых сабель и гоблинских шыпастых булав. Восемнадцать камней, по шесть от каждой из расы, превосходили размерами всадника на коне. Круг решений, где каждая из рас, в свой сезон, могла созвать совет всех племен. Киров, хотя и объединил под своей властью и орков, и гоблинов, бывал тут чуть ли не впервые. Главенство над орками он получал, "покоряя" малую Орду одну за другой. От племени к племени он зарабатывал авторитет и доверие, после чего получал признание и клятву верности. Гоблинов, тех кто сохранил свою культуру и некоторую часть ремесленности — кстати это только те, кто был в постоянном "контакте" (подчинении) со своими орочьими родственниками — он в основном возводил в степень полноценной нации. А тех, кто практически полностью превратился в пещерных монстров, просто выжег каленым железом. И вот теперь он добрался туда, где, в идее, должен был уже побывать дважды. Но игра условностей не терпит. Этот мир был все-таки весьма самобытен, отрешившись от жестко прописанных условностей: ведь одинаковых четких заданий ни для одного игрока не было. Даже повторяющиеся по потребностям задания были подвластны происходящему в мире.