| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Особенно удивило — болтали вовсю про 'Черную кошку'. Это которую Жеглов с Шараповым накрыли. Кино вот наизусть помню, а книгу никогда не читал. Каюсь. Я-то молчал все больше, да уважительно слушал — головой кивая в нужных местах. Оч-чнь непростое это умение — собеседника слушать. Чтоб интересно ему рассказывать было. Ахать восторженно, да удивляться. Я-то ведь 'оттуда' и реалий здешней мирной жизни не знаю. Мне разные местные 'страшилки' с удовольствием и рассказали...
Из той — прошлой жизни, я совершенно точно знал и был свято уверен, что 'пресловутая 'Черная кошка" — это сборище малолетних придурков подломивших пару ларьков. А наши менты, чтоб орденок лишний получить или там благодарность — дело искусственно раздули. А уж братья Вайнеры в угоду конъюнктуре и партактиву это дело красиво прописали. Прославились.
Да-а... оказалось все совсем и глубоко не так.
Все перипетии этого дела рассказал мне Алма-атинский милиционер — Виктор Палыч. Его в О. занесло в командировку и тут ему банально вырезали аппендицит. Вот он и рассказал... негромко шепотом и вполголоса. В парке — где два дерева.
Это когда я усомнился в доблести милиции.
— Да что ты можешь знать о нас, парень!? — естественно возмутился он. — У нас героизма не меньше вашего было. А страшного и побольше иногда. Боялись люди. Ох, как боялись. Да ещё слухи разные... — он примолк и испытующе посмотрел на меня. — Я-а... м-мо-гила! — заикаясь и пуча глаза я выразительно постучал себя в грудь. — Ра-а-зведка!
— Ладно, только никому...
Порассказал Палыч...
А 'Черная кошка' — действительно существовала и нифига никакой это не вымысел.
Она реально держала в страхе не только Москву, но и многие другие города тоже. Вот оно как. И свой след эта сволота оставила и в его Алма-Ате, и неподалеку от нас в Оренбурге. Только я пока не очень понимал, они что гастролеры? В общем, в столице Казахстана в лихие военные времена реально орудовала очень жестокая группировка, члены которой безжалостно убивали свидетелей. А в качестве метки они и оставляли нарисованную угольком кошачью фигурку. Одно упоминание этого уголовного "бренда" заставляло людей цепенеть от страха. Не то, что работали с большой выдумкой — жестокие очень были. Их Алма-атинское УгРо безуспешно охотились за "Черной кошкой" — пять лет.
— В сорок первом, — начал свой рассказ Палыч, когда оглянулся и убедился, что поблизости никого нет, — к нам каждый день прибывали эшелоны с эвакуированными. Десятки тысяч прибывали. Я видел. А там мужики — на них пахать можно! А он сука — со справкой! Эпилепсия у него или там туберкулез. На фронт бы его сволочь — немца бить. Ан нет — больной он. В "хлебные места" ему надо. Не придерешься — все документы в порядке. А когда там — в такой круговерти всех рази проверишь? Вот просочилось к нам ворье. Разных брали. Всякие у нас были — украинские, белорусские, молдавские, московские воры. Все — тут, мать их! — О-ох, ты! — я самым заинтересованным видом удивлялся я и очень внимательно слушал — рассказ очевидца из первых рук.
— Особенно тогда знаменит был вор по кличке 'Серый'. Гремел, можно сказать. Сколотил банду из местной шпаны и обучил ее всем "лучшим методам" своего 'ремесла', — он скривился, как будто хватанул уксуса. — И простых граждан грабили, и милиции тогда досталось.
— Э-это к-как?
— А вот так! Влезли в дом — да выкрали оружие и служебные удостоверения. И никакие их поиски результата не дали — как в воду канули. Я представил. Полгорода бы наизнанку вывернули, но доискались бы. Я кивнул. — Хотя представь, как искали. Они самые заинтересованные были — И-и ч-че-его?
— А ничего... — разжаловали и на фронт! А какие специалисты были, — он мечтательно закатил глаза. — Сыскари от бога. Я так думаю специально это они — чтоб так получилось. Богатств-то ни у кого из них не было — чего лезть? У нас-то — все на виду. Любимое место у воров это наш — Никольский рынок. Карточки, голодуха... а на рынке есть все — от сушеных яблок до черной икры. Ну и сам понимаешь, кроме наличности, ходило и золотишко, ювелирка и царские червончики. В начале-то войны кадров у нас катастрофически не хватало — все лучшие на фронт ушли. Спекулянты и распоясались. Никакие облавы не помогали. Ну вот... Поначалу-то 'Серый' бал правил. А потом уже и другие 'матерые волки' подтянулись. Посмотрели, как жируют на народном горе — отдельные личности. И стали они грабить этих самых — 'предприимчивых' граждан. — Со-со-образи-или... с-су-ки!
— Сообразили. Вот тогда и появилась эта 'Черная кошка'. По Алма-Ате и рядом — прокатилась волна грабежей с убийствами. Грабили дома спекулянтов, магазины, склады... И везде, где побывала банда — на самом видном месте красовалась нарисованная черная кошка. Долго они бесчинства свои творили. Война уже закончилась, а "Черной кошке" все неймется. Бандитский форс. До чего ведь дошло — люди стали бояться наступленья темноты. Чуть не каждый день — новый разбой или убийство. Пока мы над одним головы ломали — ограбили склад швейной фабрики. Пока это расследовали — они уже склад маслозавода взяли. Мы туда, а они хранилище с охраной вынесли... И охрана не помогла — положили её. О как! Вот тогда-то это дело и взяли на контроль, — он ещё понизил голос, хотя до этого чуть не шептал, — в НКВД. Те чикаться не стали. Войсковые операции даже проводили... — И-и ч-чего?
— И ничего!
— Д-да-а... д-де-ла-а!
— Да уж, а вот однажды повезло. Нам повезло. Оперативники наши барыгу одного взяли — Сафронова. И расколоть смогли. Этот и дал ниточку. Аж мы не оплошали. Вот в этом апреле всех последышей взяли к ногтю. Пролетарским кулаком этим гадам, хребет и сломали. А ты говоришь — 'героизма нет', да — 'не может быть'... Ещё как может!
Вот такие пироги с котятами. Совсем всё тут по-другому. Вот уж не думал — не гадал, что 'вживую' с кином столкнусь.
Иду по дороге ситуации разные кручу. Да вопросы всяческие сам себе задаю. У меня есть аттестат — вещевой и продуктовый. Большой такой лист газетной бумаги. Только вот как пользоваться им — я не очень. Вот так и сгорают разведчики. На незнании всем очевидных деталей. И ведь не спросишь ни у кого. А я — да. Чувствовал себя отчасти разведчиком. 'Штирлицем', черт побери! Во-о, обычный анекдот по-пьяни расскажешь или в разговоре его упомянешь — и все. Несколько настороженно я себя чувствовал. Запасливый парень — Серёга, мало того, что ножичек очень грамотный припрятал в вещмешке, так он ещё и пистолет там держал. Знаменитый 'Вальтер'. Walther P.38К. — со странным клеймом 'cyq'. Трофей с фронта надо думать. Только странный какой-то. Короткий. Как с обгрызенным дулом. Очень удобно под одеждой прятать. Магазин не на восемь, как обычно, а на тринадцать патронов. Два магазина. И патроны ТТ-шные. В них. Интересная машинка. Я не то что не видел, я никогда про такие и не слышал.
Интересно кого Серёга 'раскулачил'? Очень хорошая машинка. Явно какого-то чина. И не армейского. А может, сменял не глядя? Хотя вряд ли. Разведчик как-никак. И запасливый.
В 'сидоре' четыре банки консервов — настоящее богатство по нынешним временам. С простыми белыми этикетками и надписью 'Свиная тушонка'. Знаменитый 'Второй фронт'. Впервые вживую увидел. Кормят в больнице скверно, но держусь пока. Хотя есть охота. Постоянно. Галеты какие-то были. Съел. Хотя на вкус — как картон. Очень простого хлебушка хочется. Вволю. А нету.
Из больницы отправился я прямиком в райком ВКП(б). Пешочком, по утреннему холодку. По дороге иду. По сторонам поглядываю. Новым, молодым и здоровым телом — наслаждаюсь. Чувствую себя реально так разведчиком. Странное какое-то чувство. И походка у меня другая. Кошачья какая-то — мягкая. И голова по-другому вертится. Автоматически отмечаю возможные огневые точки. Да куда нырнуть и укрыться — в случае чего... Серегино наследство. Теперь уже мое. Наше. Вот это — уже вбито в подкорку. Полностью на рефлексах.
Иду. Речь свою будущую репетирую. Вслух. Тренироваться надо. Да думаю, как и чего кому соврать половчее. Про память. Контуженный я. Много тут, таких как я. За войну население города увеличилось в два раза. С шестидесяти до ста двадцати тысяч. Одних госпиталей здесь — шесть. Вот так-то. Эвакуированных полно и ворья соответственно тоже. И немцы пленные есть. Эти тоже строят. Ну а мне — как коммунисту, непременно на учет надо встать. Не был бы в партии и не знал бы про это. Вот на такой 'мелочи' моментально бы и спалился. Райком стоял на своем месте. Желтое здание с белыми колоннами. И памятник вождю присутствовал. И милиционер на входе. Все как положено. — Вы куда товарищ? — меня тут же остановил и спрашивает пожилой дядька-милиционер.
— В 'Отдел учета', товарищ, — отвечаю ему. И партбилет предъявляю. — Вот. В райкоме главный документ — партбилет, и неважно кто ты — министр или уборщица. Тут все равны. Некоторые по-умолчанию — равнее. Но тут это пока не так заметно.
Ни привычной рамки металлодетектора, ни тебе дебильной 'подозрительности'.
Только привычно-усталые глаза милиционера на входе. Меня не то, что не обыскали. У меня даже вещмешок не проверили. Во раздолье-то для террористов. Жаль они об этом не знают. Война ведь недавно кончилась. Бдеть должны вроде как в оба. А тут? Народ и власть выходит пока едины. Хотя мешок-то мой можно и проверить — нет там ничего. Перестраховался я.
Глава 6.
Стоило ли объявлять войну дворцам ради того, чтобы застроить мир хижинами?
Владимир Туровский.
'Учет' везде на первом этаже — рядом со входом. Наверно, чтобы лишний раз коммунисты по этажам не шлялись — не мешали плодотворной работе. Ну и чтобы соответственно не услышали и не увидели чего лишнего. Сейчас любой школьник знает про 'информацию правящую миром', а тогда или сейчас... Блин! С этим переносом точно 'крыша', если не уехала, то сильно накренилась... — путаю 'тогда' и 'сейчас'.
А... так вот, партаппарат интуитивно строился как частично более информированный, чем обычный уровень газета-радио-ТВ. Соответственно выше уровень — больше информации. Причастные к зачитыванию 'закрытых писем ЦК' — гордились собой, как в Москве 'абреки' 'травматиком'. Это давало ощущение сопричастности к властителям тайных знаний. Социальная метка своего времени. Помню, как я отцу на кухне их пересказывал, когда учился, и оба гордились — он мной, а я — собой.
Этих мыслей мне хватило как раз на дорогу по тканой дорожке до таблички 'Сектор учета' и обитой железом двери (аналог нынешних стальных).
Как и ожидалось, после вежливого стука раздалось:
— Заходите!
За дверью обитала средних лет 'дама'. Одетая и причесанная строго, но изящно. Вся такая манерная. Стопроцентно жена какого-нибудь ответработника среднего или высшего звена. По ней даже в позднесоветские времена можно было изучать психотип — 'дворянка'. Ещё про неё я 'уже' знал — наличие каллиграфического почерка. А как вы хотели? Партбилеты выписываются — не талоны на повидло. Бросив на неё взгляд, я отметил отсутствие на строгом темном костюме наград. Тайком выдохнул. Было опасение, что нарвусь на фронтовичку и начнется поиск пересечений.
Номера войсковой части, хоть и выученные наизусть — малоинформативны. Мне бы сейчас хоть с фронтами определится. Амнезия — амнезией, но для успешной акклиматизации — скудновато будет. Одна надежда — залезть через военкомат в личное дело, а там по чужим документам пробить нормальные наименования частей. Подразделения уже не так страшно. Главное — не нарваться на однополчан, а может и наоборот. Здесь уж как карта ляжет.
Молча, положил на стойку партбилет и сверху офицерскую книжку. Вот сейчас будет мне 'весело'. По правилам, учетная карточка будет идти спецсвязью по запросу. А куда делать запрос — город нужен. — Здравствуйте!
Вместо ответа отдаю честь и наклоняю голову. Ещё раз скользко. Манера поведения воспитанного офицера, а кто и как Сережа по жизни — хз. Ладно, вариантов нет, надеюсь в связи с тем, что меня здесь никто не знает и прокатит. Несколько озадаченная моим молчанием, учетчица взялась изучать партбилет. А я внезапно озаренный, полез в вещмешок — за выпиской со спасительным диагнозом:
'Временная амнезия'.
Да-а... на фронте было бы проще. Помню в незабвенные девяностые... в период огаживания всех и вся, меня неприятно поразили чьи-то воспоминания: 'На женских должностях в политотделах (машинистки, учетчицы) служили симпатичные девочки восемнадцати лет, которых регулярно отправляли в тыл на 'лечение'. Надо понимать, что с контрацепцией в это время было весьма и весьма хреново. С одной стороны обидно за ловко устроившихся партгадов, а с другой... — повезло сопливым девчонкам. Хоть и с дитем, но жить будут.
Так вот тем девочкам можно было навешать любой лапши на уши. Тут этот вариант не прокатит. 'Тетка', сидящая здесь — это 'монстр'! Монстр учета. Молодым не понять. Тут СЕЙЧАС чуть сфальшивишь... и махом ознакомишься с методами 'Смерша'. Блин! Вот ведь тоже вопрос, найти вывеску и прочитать — кто тут сейчас НКВД или МГБ. Разницы никакой, но — звоночек.
Дама тем временем изучила 'парт-офицерские книжки' и теперь с очень заинтересованным видом изучала 'Выписку'. Это как же вовремя меня осенило. — Говорить можете? — прозвучал довольно приятный голос и даже вроде как с нотками участия.
— П-п-ло-о-хо ! — озвучил я основную версию: 'Там — помню, здесь... — не помню!' — спасибо незабвенному Доценту Леонову.
— Ну как же это вы так? Привыкли в армии, что в тылу у вас все свои. Вот и не бережётесь!
'Ага, я значит и не первый! Уже что-то'.
Я принял виновато-покаянный вид и потупил глаза. Надо срочно в ней пробудить материнский инстинкт. Прокатит — обеспечу себе 'агента влияния' Эти дамы знают много по должности. А через мужей — друзей — знакомых... и ещё чуть-чуть. И если захотят 'пошефствовать' подскажут 'к кому, куда и как'. Мне таким шансом пренебрегать совсем нельзя.
— Запрос на учетную карточку в Шверин я отправлю сама.
Я еле справился со свалившимся счастьем. Нет со Счастьем — с большой буквы... Шверин!!! Север Германии. Какой же фронт там наступал? Конева или Жукова? Но это проще по разговорам фронтовиков выяснить и быстрее. Но какова дама... А?! Я ж говорю — 'монстр'! По номеру полевой почты — вычислить адрес политотдела?! — Вы о работе ещё не думали?
Я интенсивно покрутил головой. И опять принял виноватый вид. Типа — 'ну виноват... вот не подумал'.
— Да, понятно. Вы же сразу со школы в армию. Реальную жизнь не знаете... Знаете что... Идите-ка вы сразу в отдел кадров, к Юрию Николаевичу. Он тоже фронтовик. Родственная вам душа. Он поможет. Думаю и вы, будете ему нужны. С кадрами, несмотря на демобилизацию у нас пока сложно. Члены партии, да ещё фронтовики, — она кинула на меня весьма оценивающий взгляд, — чуть не вес золота.
Я принял понимающий и гордый её доверием вид.
Такие как я, нужны только для черновой тяжелой работы. На теплые места наверняка конкурс 'лап'. Хотя черт с ними, с лапами! Мне не светит. Да и вообще мне не по нутру вся эта гонка благополучия. В своем времени наелся. Противно, в общем.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
