магия искусства, часть 1

Воспоминания об оскорблении, которое ночью нанес ее Касс, нахлынули на Гедиону, и она тут же вспыхнула красной краской на щеках. Ее глаза заблестели и впились прямо в Онею, словно пытались прожечь ее насквозь.

— Да как ты смеешь! Я и не пыталась к вам попасть! Ты видимо, вчера перепила с этим своим родственником! Теперь ясно, в кого ты у нас такая.

— Такая умная? Да, это у нас родственное. А вот тебе видимо досталось по генам самое худшее, не повезло, жаль... — Онея печально покачала головой.

— Как бы там не было, его теперь исключат, и ему уже ничто не поможет. Мой отец не допустит, чтобы он оставался здесь. Все кончено, не успев начаться, чтобы ты не сказала.

Гедиона развернулась и прошла мимо Онеи, гордо подняв голову. Онея бросила ей вслед быстрый взгляд. Она не могла позволить ей так просто уйти. В следующий момент она сделала едва заметный жест рукой. Дальше последовала цепь событий, которой Онея никак не ожидала, произнося заклинание.

Гедиона не успела сделать и пяти шагов, как неожиданно ее длинная юбка, украшенная несколькими подборками, задралось наверх, словно снизу на нее подул сильный ветер и покавзав детские трусы с фотографией известного поп-певца. Это тут же вызвало взрыв эмоций у публики, которая еще не успела разойтись.

Онея рассчитывала, что на этом все закончится, но все оказалось не так. Громкий смех сбил Гедиону с толку. Юбка оказалась настолько длинной, что закрыла ее глаза, и она уже не видела, куда идет. В этот момент с лестницы, ведущей в подвальные помещения, вышла пожилая массивная преподавательница с очень строгим, презрительным взглядом, который мгновенно изменился, когда она увидела, что на нее несется какая-то девушка, задрав юбку.

Изо рта преподавательницы должен был сорваться вскрик недоумения, но она не успела сделать даже этого. Гедиона сбила ее с ног, они обе заскользили на мраморных ступенях, и в следующий момент понеслись вниз. Грохот стоял страшный и закончился он длительным стоном Гедионы.

Все, кто наблюдал эту картину, тут же бросились к лестнице, чтобы узнать, не пострадал ли кто. Первое, что они увидели, была преподавательница, которая пыталась подняться на ноги. Сразу стало ясно, что она ничуть не пострадала. К ней тут же подошла два студента, и они вместе подняли ее на ноги. Она же бросила полный ненависти взгляд на то, что было под ней.

Именно тогда перед зрителями предстала Гедиона, распластавшаяся по грязному полу. Она вся была в пыли и прочем строительном мусоре, так как в тех комнатах велся ремонт. Ее лицо было скрыто под юбкой, которая все еще была задрана наверх.

Наконец освободившись из-под тела преподавательницы, Гедона медленно поднялась на ноги и издала жуткий, дикий вопль.

— Ну вот... — протянула Онея, — теперь еще полгода вопить будет.

— Полгода... — усмехнулась Риза, — остаток жизни. И все же нам лучше идти на живопись.

— Угу, Аврелия Еноргун будет рада сейчас провести у нас пару после того, как Гедиона устроила ей полет.

— Кому-то будет очень тяжко... — произнесла Риза, — и все же посмотрим, как они разберутся с этим.

— Вообще неплохо было бы их обеих еще и каким-нибудь роялем накрыть.

— Это уже совсем перебор, — покачала головой Риза.

— Думаешь? Ну посмотрим... — задумчиво произнесла Онея.

Тут они подошли к мастерской, в которой у них должна была проходить живопись. Там уже собирались студенты. У всех были мрачные серые лица, и девушки прекрасно знали, чем это вызвано. Аврелия Еноргун была не самым приятным человеком. Многие считали, что из-за одиночества, другие предполагали, что она просто человек, которого нельзя описать цензурными словами, и такой всегда была, и все же факт оставался фактом — для всех студентов занятия у художницы Еноргун означали адские мучения. Она могла уничтожить своей критикой любую работу любого студента.

Даже те, кто действительно смог добиться успехов, не выдерживали поток ее откровенных высказываний о том, что она думает по поводу их работ. Три человека едва не бросили рисование лишь один раз встретившись с ней.

Единственным спасением для студентов было то, что занятия вместе с ней вел еще один художник, Ронес Акривикус. Это был девяностолетний, полу-глухой, очень забывчивый, и все же добрейший человек, великий мастер своего дела. А так же он был единственным художником, которого Еноргун уважала и почитала. Она пресмыкалась перед ним, постоянно льстила ему. Конечно, это было вызвано больше тем, что Акривикус регулярно забывал не только то, что она говорит, но и вообще, кто она такая. Причина такого явления была проста. Акривикус был одним из трех величайших художников, который хотя бы частично смог овладеть заклинанием образа. Оно позволяло магу, который был действительно талантливым и одаренным художником, создавать картины всего лишь одним жестом, собирая весь его талант, и буквально выплескивая его на полотно. Это заклинание состояло из трех аспектов, и Акривикус смог овладеть одним из трех, что позволяло творить ему самые невероятные картины. В каждоми поколении был художник, которому предстояло хранить это заклинание и передать его дальше, чтобы однажды оно снова вернулось к своему источнику.

Акривикус сидел в самом дальнем от студентов углу и мрачно наблюдал за ними своими потухшими серыми глазами. В них в то утро чувствовалась какая-то тоска, которой раньше никто никогда в нем не замечал.

Онея и Риза разложили мольберты и достали все необходимое для живописи. Натюрморты, состоящие минимум из пяти предметов, уже ждали студентов. Они знали, что вступительное слово будет только от Еноргул, но его обычно никто не слушал, поэтому все сразу начинали работать, так как время было сильно ограничено.

Неожиданно Акривикус встал со своего места и начал обходить студентов, заглядывая каждому в лицо. Обойдя всех и каждого, неожиданно он спросил:

— Есть ли сегодня среди вас новенькие.

— Должен быть один, — печально произнесла Онея, но она не успела закончить свою фразу.

— Но он не появится, — прервала ее Еноргун, которая в этот момент вошла в мастерскую. Гедиона, которой все еще приходилось придерживать свою юбку, чтобы она снова не вздумала взмыть к верху, стояла рядом с ней, — молодой человек, про которого нам говорили, судя по всему, уже исключен, так что вам не о чем беспокоиться.

— Но как же так? — растерянно произнес Акривикус, — этого нельзя допустить!

— Не переживайте вы так, — добродушно и сердечно произнесла Еноргун, — он все равно был не достоин и вряд ли бы подошел. Так что давайте продолжим наше занятие.

Тут ее взгляд стал более жестоким и прошелся по ученикам. Как Онея и ожидала, он остановился на ней.

— Что ж, сегодня всем придется как следует поработать. Раз все уже на месте, то приступим.

Но она не успел закончить свою фразу. Дверь в коридор, рядом с которой она стояла, неожиданно распахнулась, сбив ее с ног. Все изумленно посмотрели на вошедшего. Гедиона же вся посинела от ненависти, лишь увидев этого мага...

Глава шестая. Бездонный Эл.

Касс шел за Залоей Пиренус, не сводя с нее глаз. Она же не обращала на него никакого внимания, сохраняя свой хладнокровный и спокойный вид. Казалось, что ее ничто не может поколебать, словно она сделана из камня или льда.

Она провела его через коридоры общежития на улицу, после чего они направились прямиком к главному зданию института. Солнце только поднималось, и его яркие лучи создавали контрастные тени, от чего лицо Залои стало еще более жестче, и в то же время прекраснее.

— А вы всегда такая? — неожиданно спросил Касс, с трудом выговаривая некоторые слова, так как действие ликера все еще до конца не прошло.

Залоя бросила на него строгий взгляд, после чего спросила:

— Какая, такая?

— Неприступная. То есть, я конечно понимаю, — тут же продолжил Касс, — вы так молоды, многие студенты вам, наверное, даже ровесники. Видимо, ты закончила институт года на три раньше остальных и теперь...

— Мы не переходили на ты, — прервала его Залоя.

— Да? — удивился Касс, — так самое время это сделать.

— Это почему же? — во взгляде Залои промелькнуло легкое удивление.

— Ну, если я правильно понял ситуацию, ты ведешь меня к ректору, что уже означает что-то не хорошее, ведь так?

— Да, особенно после того, что ты устроил ночью в общежитии, — холодно бросила Залоя.

— Ну, значит ты тот самый человек, который сопровождает меня к концу моего короткого обучения в этом институте.

— Именно, и что?

— Сходишь сегодня вечером со мной куда-нибудь?

Залоя остановилась, резко развернулась к Кассу лицом и пристально посмотрела в его глаза. Он же никак на это не отреагировал, выдержав эту небольшую психологическую атаку. Тогда на Лице Залои появилась легкая улыбка.

— Жаль... я бы пошла, но к концу дня ты уже покинешь этот институт, и, скорее всего, город.

— Давай так, — обрадовавшись произнес Касс, — если я останусь тут учиться после разговора с ректором, то ты идешь вечером со мной на свидание.

— А если нет, что я получу тогда? — спросила Залоя, хитро улыбнувшись.

— Разве тебе будет мало того, что меня с позором выгонят из этого заведения? — спросил Касс, — ты сможешь весь остаток дня надсмехаться надо мной, а как я понял, ты любишь злорадствовать.

— Ты слишком хорошо все понимаешь, — усмехнулась Залоя.

— О, ты меня еще не знаешь, — на лице Касса появилась самоуверенная улыбка, — я могу еще и не так удивить, дай мне только шанс.

— Останешься здесь, дам, так уж и быть, но только это маловероятно.

— Ловлю на слове, — и с этим словами Касс пошел в сторону здания института впереди Залои, хотя понятия не умел, где расположен кабинет ректора.

Залоя покачала головой и пошла за ним, а на ее лице снова появилась ее ледяная маска.

Через несколько минут они уже миновали два этажа института и прошли по трем коридорам, и в итоге оказались в большом холе, стены которого было отделаны дорогим деревом, а на полу красовался украшенный узорами паркет. Поверх дорогого дерева на стенах висели отличные картины великих мастеров, которые когда то обучались в этом институте, когда он только еще был создан.

— Тебя уже ждут, — холодно произнесла Залоя, — а я готова злорадствовать.

Касс усмехнулся, после чего открыл одну из дверей и вошел в кабинет ректора. По оформлению он ничем не отличался от приемной, в которой только что находился Касс. Было очевидно, что их оформлял один и тот же человек.

Касс оказался в большом помещении, пол которого был покрыт толстым синим ковром, по которому узоры сплетали невероятно-красивую картину. Возле стен стояло несколько книжных стеллажей, полностью забитыми книгами и папками, в которых, как предположил Касс, хранились дела студентов. Прямо возле входа в кабинет стоял небольшой журнальный столик, к которому были приставлены глубокие кресла, в которых можно было утонуть и хорошо выспаться, особенно после бурной ночи.

У самой дальней стены, там, где было большое окно, выходящее во внутренний двор института, стоял большой массивный стол, на котором царил полнейший порядок. Каждый листик, каждая скрепка лежали на своем месте. Поверхность стола отражала солнечные лучи, блистая бликами.

За этим столом сидел среднего роста человек лет пятидесяти. У него было узкое немного сухое лицо, которое уже начало покрываться морщинами. Волосы отливали серебряной сединой, хотя казалось, что их обладатель специально привел их в такой вид, чтобы выглядеть солиднее. Его голубые глаза все еще светились силой, которая присуще молодым людям, готовым на любые подвиги и безумства. И эти глаза тут же уставились на Касса, как только он оказался в кабинете.

Ректор Элериус Нернийский славился в обществе как человек очень рассудительный и умный. Его уважали в высших кругах общества и деятелей искусства. Когда то и он сам оканчивал институт, в котором теперь был ректором, однако его художественная жизнь сложилась не так удачно, как карьера в министерстве образования, после чего он получил этот высокий и очень уважаемы пост.

— Подойди! — строго крикнул Нернийский, так как иначе Касс не смог бы услышать его голос, кабинет был слишком велик.

Касс без промедления направился к его столу слегка шатающейся походкой. Он даже не пытался скрыть своего состояния, а по его лицу было видно, что ему абсолютно все равно, что с ним сейчас будут делать.

— Вы прислали за мной свою помощницу, — сказал Касс, дойдя наконец до Нернийского, — что-то случилось?

— И ты еще спрашиваешь? — еще более нахмурившись сказал ректор.

— Ну да... я вроде тут всего лишь два дня, даже этого нет, а я уже что-то натворил. Это конечно в моем духе, вы же читали мое дело, но все же я не на столько хорош.

— Как оказалось, настолько, — ответил ректор, — я знаю, что вчера ночью вы устроили настоящую алкогольную вакханалию, которая продолжалась почти до утра.

— Да что вы, просто скромно посидел с новыми друзьями, познакомился со всеми поближе...

— Вот значит что? С ректором еще не пообщался, который его лично пригласил, а со студентами уже пьешь?

Вид ректора стал совсем грозным. Он приподнялся со стула, нависнув над столом и максимально приблизившись к Кассу.

— Если проставлялся по поводу прибытия, то почему меня не позвал, а?

На лице Касса не дрогнул ни один мускул. Он остался стоять так же спокойно. Лишь его правая рука спряталась за его спину и сделала совсем незаметный жест.

— А вы проверяли вечером свою почту? — спросил невозмутимо Касс, — я уверен, что отправил вам письменное приглашение, мы вас ждали, упорно ждали, но вы так и не появились. Мы решили, что вы заняты...

— Ты думаешь, я бы не заметил такого письма? — усмехнулся Нернийский.

— Может оно затерялось? — предположил Касс.

— Хочешь, чтобы я проверил?

— Было бы неплохо, нужно же исчерпать это недоразумение.

Ректор опустился обратно в свое огромное кресло и открыл один из ящиков стола. Из него он извлек кипу аккуратно сложенных бумаг, из который лишь один лист выбивался из общего порядка. Ректор сразу обратил на него внимание. Он взял его двумя пальцами и осторожно извлек, чтобы не разрушить всю систему. После этого его глаза быстро начали изучать сей документ.

Через минуту Ректор посмотрел строго на Кассса, после чего громко рассмеялся, развалившись в своем кресле.

— Попытка засчитывается! — объявил он, — ловко ты руку спрятал, я прям сразу и не заметил!

— Стараюсь, — усмехнулся Касс.

— Что ж... на сей раз прощаю, но чтоб в следующий раз обязательно позвал.

— Разумеется, буду иметь ввиду.

— Что ж... давно я такого не видел, с тех пор, как сам был студентом в этих стенах. Присаживайся, — ректор сделал жест рукой, и позади Касса появилось точно такое же удобное кресло, какое было у ректора. Касс рад был наконец-то где-то разместить свою задницу поудобнее, так как ноги его все еще не очень хорошо реагировали на команды мозга и постоянно пытались подкоситься.

Ректор же открыл еще один ящик и извлек из него бутылку Шаденской настойки особой крепости и два стеклянных стакана. В следующее мгновение стаканы были уже наполнены и Нернийский протянул один из них Кассу.