Ролевик: Ловчий (общий файл)

Умывшись ледяной водой, эльфийка с видимым удовольствием распустила тугую шнуровку сандалий и с пробирающим до самых низменных глубин сущности сладострастным стоном опустила ноги в ручей.

— Странный у тебя наряд, хуманс, — остроухая кивнула на мою юбку. — Не припомню, чтобы твой народ когда-либо отказывался от штанов.

— В чистом теле — здоровый дух, — я назидательно поднял палец вверх. — Да и какой мой народ? Тот, который меня породил, тот, который воспитал, или тот, на благо которого я служил?

— Любой, — лаконично отрезала девушка, но, видя мой невысказанный вопрос, всё же смилостивилась: — Хумансовы мужчины лучше сгниют заживо, чем добровольно напялят на себя подобное.

— Значит, я не совсем хумансовый мужчина, — пожал я плечами. — И вообще, как пелось в одной песенке, — "Шотландские воины носят юбки, под которыми нет трусов..."

Выгнутая вопросительно бровка.

С широкой, искренней улыбкой раздвигаю листья, успевая заметить, как вспыхнули алым ушки эльфийки. А под листьями укороченные панталоны. Или семейники? Фиг поймёшь, как правильно назвать эту отрыжку дизайнерско-пошивного гения. Просто, неудобно, грубо. К тому же, с какими-то невнятными рюшечками. На фоне тончайшей работы эльфийского ципао — просто привет из каменного века.

— Не бойтесь, великолепная леди, я не шотландский воин, да и шотландцев стоит бояться только английским псам, — по-клоунски отвесив поклон, всё же удосужился поинтересоваться: — У меня с памятью наблюдаются небольшие проблемы, и я очень рассчитываю на твою помощь.

Девушка с подозрением посмотрела на меня:

— После Великого слияния — и небольшие проблемы? Хуманс, ты или издеваешься, или больной на всю голову.

— Честно, не имею ни малейшего понятия об этом самом Великом слиянии, — признался я, — да и издеваться даже в мыслях не было, тем более над столь очаровательной дочерью Звёзд.

Ну да, комплименты мои грубы и прямолинейны, но иное в голову всё равно не идёт, а доброе слово и остроухой приятно — вон как слегка смягчился строгий взгляд голубых, неестественно ярких глаз.

— В этом есть зерно здравого смысла, — после недолгого молчания вынесла вердикт эльфа. — После Великого слияния память твоя должна представлять собой лоскутное одеяло, хуманс. Ты сейчас даже не должен двигаться — только пускать слюни, пузырить сопли и ходить под себя. По крайней мере, моих сил на большую стабилизацию и не хватило. В тебе сейчас уживаются, как минимум, две дополнительных сущности. И у меня нет никаких иных версий, кроме непосредственного божественного вмешательства. Какому богу ты служишь?

Какому, нахрен, богу? Я вообще, как говорят отбитые на всю голову тотальной необразованностью типа глубокорелигиозные хумансы, аметист. Нет у меня никаких богов, не было и не будет. Даже Ктулху и ЛММ — хоть они и вправду забавные.

— Вариант "атеист" не принимается?

— Это что за религия? Никогда не слышала о таких служителях.

Я невольно улыбнулся:

— Атеист — если попроще, значит — верящий в торжество разума и науки. И богам в этой связке места нет.

Готов поклясться, что по тёмному колечку вокруг радужки эльфийки вспыхнула на короткий миг череда каких-то не то символов, не то рунообразных плетений, не то вообще клинопись. А после этого взгляд девушки потеплел. Реально потеплел.

— Ты не лжёшь, — констатировала она. И открыто улыбнулась: — Не ожидала встретить среди хумансов каолэ'ньер.

— Эм... А перевод у этого слова есть?

Девушка кивнула:

— Я не настолько хорошо знаю языки хумансов, чтобы дословно и точно перевести, слишком разнится понятийно-смысловой аппарат. Но приблизительно — идущие Путём разума.

Спохватившись, обеспокоенно спросил эльфу:

— Леди, ноги не простудите?

— Ой, и вправду, — мило смутившись, остроухая красавица перебралась на сухое место. После этого принюхалась к порыву ветра, пришедшего из глубин острова и тут же попыталась вскочить на ноги. Видимо, это только на меня вода так ободряюще подействовала, эльфийка же, ойкнув, взмахнула руками и едва не упала — успел подхватить в самый последний момент.

— Что случилось?

— Я не знаю, каким образом ты расположил к себе богов, но они сегодня явно на твоей стороне, каолэ'ньер. Мы на острове Магнилак, именно здесь корабль должен был сделать остановку на несколько дней.

При этих словах в памяти развернулся новый цветок знания: и вправду, тот, чьё тело я занимаю, был в курсе о планируемых остановках на пути следования. И не придал этому никакого внимания — время не поджимало, торопиться некуда, да и просто интересно, как и чем живут в других странах.

— Может, всё-таки отпустишь меня?

А вот не хочется отпускать её. Пахнет, несмотря на отчётливые нотки пота, морской соли и водорослей, чертовски приятно. Тёплая, сильная — под тканью ципао перекатываются великолепные мускулы. Но — надо. А то фиг этих эльфов поймёшь, может, ещё обидится на ровном месте.

Осмотревшись, усадил жрицу в тенёк от каменного языка — немножко, но посвежее, чем на солнцепёке.

— Скажи, а ты тоже из каоленьеров?

Девушка прыснула в кулачок, в глазах заплясало веселье:

— Хумансы, — сотрясаясь от смеха, выдала она. — Лучше уж называй идущими Путём разума. Или атеистами.

— М? Не так сказал?

— То, что ты чудовищно коверкаешь ланна-хэльнари, это полбеды. Вторая половина — в ударениях и акцентах.

— Так что же я сказал-то такого смешного?

Эльфийку вновь разобрал смех. Наконец, успокоившись и вытирая подступившие слёзы, девушка пояснила:

— Бегущие без ума — вот что ты сказал.

Да я, батенька, просто лингвист-самородок!

Ладно, замнём для ясности. А вот кое-что уточнить надо.

— Так всё же — ты тоже из идущих Путём разума?

— А по мне незаметно?

Я развёл руками:

— Мой опыт общения с детьми Звёзд равен нулю. Как-то раньше совершенно не доводилось пересекаться с твоим народом столь близко.

Эльфа почесала кончик носа:

— Да. Я из каолэ'ньер.

— А жреческая одежда?

— Не жреческая — храмовническая, — поправила меня эльфийка. — Храм Разума. Так сложилось, что разница в одеяниях жрецов и храмовников не столь уж и велика. Но на будущее всё же запомни: хиэль но-тарр, печать Пути, — эльфа указала на едва заметную вышивку на ципао, — у жрецов полностью покрывает традиционную одежду, у служителей Храмов — лишь малую часть. Чем ярче и больше перья павлина, тем больше ему оказывают внимания.

Последнюю фразу девушка произнесла с плохо скрываемым презрением, и я не преминул воспользоваться предоставленным шансом и уронить на вроде бы благодатную почву зерно взаиморасположения:

— Павлин — та же курица, и рано или поздно его путь закончится в пасти хищника или на кухне.

Эльфийка, окинув меня не выражающим ничего взглядом, вдруг хитро и чертовски располагающе улыбнулась:

— Сработаемся, хуманс, — после чего протянула мне раскрытую левую руку. — Сеяшантерианайя хел'Навианас алмо-ни'Тхэй-и-Шатогалл.

Протянул свою руку навстречу, ожидая рукопожатия ладонь в ладонь, но — нет. Девушка ухватила меня за предплечье, качнув корпусом так, что её предплечье легло в мою ладонь. Приветствие из Средневековья Земли, только руки левые. Помнится, Пашка звал такой хват славянским — от сердца к сердцу.

— Бронеслав, — видя немой вопрос, дополнил, приплетя квэнту последней игры: — но больше известен как Никас Иеронна Аулюс. Можно просто — Ник по прозвищу Потёмкин.

— Ну и имена у вас, хумансов, язык сломаешь, — посетовала эльфийка.

— Взаимно, — вернул ей шпильку. — А могу я тебя называть Шантери или Сея?

— Нет, — мило улыбнулась девушка. — Принимая во внимание твоё неведение, так и быть, сатисфакции требовать не буду, и разрешаю впредь называть меня Сеяшантери.

Я пошкрябал пятернёй в затылке.

— Я что-то не то сказал?

— Считай, на волосок разминулся с оскорблением чести. Но кто знает, как сплетутся нити Судьбы? Может, когда-нибудь ты заслужишь право так обращаться ко мне.

Приплыли. У девочки какой-то лютый пунктик на краткие имена. Хотя... Не зная эльфийского, что я могу сделать? Может, сокращение слишком грубо, или излишне запанибратское, или вообще — имеет дико негативное значение, навроде как от старого имени Прасковья — ныне абсолютно однозначное — Параша?

— Виноват, исправлюсь, — придурковато козырнув, вспомнил о рюкзаке. — Может, позавтракаем?

Глава 2. Муха — это маленькая птичка

А капитан-смертник оказался-таки прав: шмотки у меня с сюрпризами. Вытаскивая саблю из ножен, на автомате чуть довернул, вдавив, неприметное окольцовье под гардой — если хватануть оружие без отключения ловушки, четыре подпружиненных выкидных лезвия гарантированно оставят тебе вместо руки сильно нашинкованную культяпку. Карманы и куртки, и штанов столь же богаты на неприятности: скрытые крючки, иголки, гибкие лезвия — богатая фантазия у бывшего владельца тела была.

Рюкзак так вообще — шедевр оборонительной паранойи: петли из практически невидимой сверхтонкой лески, способные, по новой памяти, с лёгкостью резать и плоть, и кости, те же лезвия, заточенные и смазанные какой-то отравляющей гадостью пуговицы и элементы молний, иглы, иголки и булавки с аналогичной начинкой — всевозможных ядов на них хватит, чтобы отправить на тот свет небольшую армию.

Впрочем, рефлексы и навыки прежнего хозяина остались со мной, а потому в теперь уже своих вещах копался без опаски.

Содержимое вещмешка, кстати, ввело в ступор: вещи вроде как мои большей частью — те, земные, но — как будто талантливо зареплицированны под старину. Швейцарский нож пластик рукояти сменил на шершавое, нескользкое дерево, подрос в толщину и обзавёлся дополнительной мелкозубой пилой и ещё одним клинком — длинным и узким шипообразным. Газовая реплика зиппо трансформировалась в толстую зажигалку на основе жидкостного топлива, по запаху, правда, так и не определил, что же именно это — керосин или его производные.

Двойная смена белья, четыре портянки из тонкой, но от того не менее эффективной в работе ткани, фляга — та самая, с секретом, пенал в ладонь размером и толщиной чуть меньше сантиметра — там, помимо ножниц, опасной бритвы и кусачек для ногтей в отдельной секции лежал набор отвёрток, ключей, бит и мелких болтиков. Как понимаю, ремкомплект для протеза.

На дне покоился увесистый свёрток странной бумаги. Только благодаря новой памяти опознал в нём неприкосновенный запас армейской еды. Дрянь галимая, конечно, но для одного человека протянуть на таком пайке неделю вполне реально. Потом, конечно, сомнительная радость организму в виде лютого запора обеспечена. Но мне главное — в данный момент восполнить запас своих сил и накормить эльфийку. А там что-нибудь, да придумаю.

Совершенно неожиданно нашёл на самом дне, под фальшивой подкладкой, две пачки тонких ментоловых сигарет в заводской упаковке. Или тот, кто меня сюда забросил, проморгал иномирный артефакт, или же осознанно позволил ему попасть сюда вместе со мной.

В любом случае, тонкие я принципиально не курю — слишком слабые, а без фильтра — лучше уж самосада затянуть. Ну а сейчас вообще есть мешочек с трубкой и кисетом, полным рубленными сухими листьями ароматного табакоподобного растения.

Там же, в недрах рюкзака, нашлось маленькое круглое зеркало, коим я не преминул воспользоваться.

М-да... А не так уж и сильно изменился. Лицо чуть пошире, скулы немного более чётко выделяются, под левым глазом россыпь мелких длинных шрамов, старых, почти рассосавшихся. Аккуратная бородка с россыпью свежей щетины вокруг. Глаза только значительно изменились — вместо невыразительных зеленовато-серых приобрели некую фиалковость, с трудноуловимым серебристым блеском где-то внутри. У людей таких не встречал. По крайней мере, на Земле.

Остальная мелочь интереса не вызвала, да и не особо по карманам шарил.

Вытащив НЗ, вскрыл упаковку. Галеты, плоские кругляши консервов, бумажные пакетики с сушёными, растёртыми в пыль фруктами: лимон, яблоко, некий акайан и прочие неведомые новому мне дары природы, — добавь воды, и получишь, в зависимости от её концентрации, сок или пюре. Так же в наличии оказались семь суточных порций уже готовых каш. Так же добавить воды в специальный клапан, защёлкнуть его, и оставить на углях или в золе.

Насобирав сушняка, выкопал в песке ямку, укрепив её стены собранными поблизости камнями, и организовал костёр. Жаль, нет ни котелка, ни кружки, но и эту проблему решили: эльфийка нашла плоскую гальку эпических размеров, главным достоинством которой было наличие внушительного углубления по центру. Прошоркав каменюку водой с песком, очистив, насколько это возможно, от фрагментов водорослей и прочих останков, залили в полость воду и присобачили на трёх камнях над огнём.

Вскоре вода прогрелась достаточно, чтобы можно было её использовать для каши и сока, чем я и занялся. Вместо кружек и тарелок идеально подошли сухие скорлупки пальмовых плодов, отдалённо похожих на кокосы.

От галет отказались: более безвкусной и твёрдой дряни мне ещё не доводилось пробовать. Сеяшантери вообще долго отплёвывалась, порывалась промыть рот с песком и клялась всеми знаниями, что более мерзкой пытки пищей не придумали даже жрецы бога наказаний.

В принципе, именно галеты, в основном, и обеспечивали проблемы с животом. Так что лучше отложить их на самый крайний случай.

А вот консервы оказались очень даже недурны. Крупные кусочки мяса под лёгким слоем желе, с обязательным крупным комком животного жира. Эльфийка от своей половины комка отказалась, удовольствовавшись исключительно мясом, и я бухнул в свою порцию каши все, что осталось в банке.

Весьма съедобно!

Покончив с завтраком и закидав костёр, мы двинулись вглубь острова. Эльфийка поначалу порывалась приспособить в качестве посоха какую-нибудь корягу, но достойных, увы, не нашлось — или рассыпались от малейшей нагрузки, или ломались от самого несерьёзного напряжения. Так что пришлось ей в качестве опоры использовать мою руку. А я что? Я очень даже не против.

В качестве точки ПМЖ выбрали трещину в скале: природный козырёк вполне мог спасти от дождя, а глубина образовавшейся пещерки позволяла без проблем соорудить две лежанки и организовать столешницу из более-менее плоских камней. В сотне метров от разлома бодренько шумел невысокий водопад. Чаша под ним, полная мелкого белого песка, превращала это место в удивительно красивый душ: вокруг зелень, густые высокие кусты, а сама вода неожиданно тёплая — вероятно, выше по течению имеется неглубокое озерцо или заводь.Если двигаться вдоль скального образования дальше, можно найти удобные для подъёма и спуска места. В противоположной от пещеры стороны скала росла, плавно перетекая в нависающий над берегом обрыв. Подняться негде, ничего полезного не наблюдается, зато изломанная линия каменного обреза великолепно играет роль стенок, создавая вереницу естественных перегородок.

Пока Сеяшантери обустраивалась в трещине, я, вооружившись плоским камнем и саблей, нарубил жердей и листьев, из волокон коры получив довльно неплохую лозу. Вклинить деревяшки между перегородками да набросать сверху листьев — совсем не проблема. Вколотив в вязкий песок пару жердей подлиннее и скрепив их распоркой из ещё одного бруска, получил дверной проём. Дверку сделал из тонких прутьев и листьев, в качестве петель использовал ту же самую лозу.