Темные сестры. Опасный выход.

Словно дожидаясь в засаде именно этого момента, на меня навалилась страшная дурнота. Мозг полетел в Сайгон, и я следом за ним, но только обратно до подушки. В таком состоянии не было сил, чтобы бояться кого бы то ни было. Мне стало совершенно все равно, будь это даже клубень-людоед, я не сдвинусь с места. Вот такая я бываю смелая по утрам.

Насладиться подвигами мне помешало любопытство, возникшее при временном отступлении слабости. Надо же проверить, собирается меня кто-то есть или как? Снова открыв глаза, обнаружила перед носом миску с чем-то вкусно пахнущим. Та-ак, а это уже заявка на победу!

Сесть я не решилась, а только немного приподняла голову, одновременно принимая керамическую плошку из маленьких узловатых рук и стараясь разглядеть их хозяина.

При внимательном рассмотрении им оказался странного вида сморщенный маленький старичок, абсолютно лысый, не считая редких жестких волос, то тут, то там торчащих из морщинистой головенки. Все его тело и лицо были похожи на сросшееся семейство картофельных клубней побольше и поменьше. Или топинамбура, почему-то подумалось мне. Видок у деда, конечно, странноватый, но, по крайней мере, он явно не желал мне зла — глаза у старичка были добрые-добрые, как у сказочного персонажа, обычно помогающего главному герою в сказках. Лучики морщин солнышками разбегались от уголков на удивление ясных блестящих глаз, придавая взгляду несколько лукавое выражение. О! Уж не родственник ли он бабки Аксиньи, живущей по соседству с домом, снятым для нашей братии администрацией училища? Той, которая нам молоко носила... Больно похож. Надо будет спросить...потом...

Одет он был в рубище без рукавов, свисавшее до самых лодыжек, по фактуре похожее на многослойную паутину синего цвета. Подпоясан толстым куском веревки — весьма удобно. Узловатые запястья, наподобие наручей были обернуты такой же синей материей.

Я осторожно прихлебнула из плошки и довольно причмокнула. Это был густой картофельный суп-пюре с ярким пряным ароматом, не обжигающе горячий, но сильно теплый — как раз то, что нужно для моего исстрадавшегося желудка. После первого глотка мне показалось, что я могу выпить десять таких порций, но, дойдя до половины миски, поняла, что организму не справиться. Понадобится время, чтобы привыкнуть к нормальной человеческой пище.

Краем глаза я видела, как старичок внимательно с интересом и одобрением следит за мной. Было очень неудобно отдавать недоеденную еду, с детства учили оставлять тарелку пустой, но дедок не обиделся, а только покивал и тару у меня забрал.

— Могу я спросить у вас, где я ... — начала было я.

Но старик мягко похлопал меня по плечу, что-то промычал и вышел в невообразимого вида дверь, очертаниями повторяющую трещину в каменной стене пещерки.

Дремота медленно обволакивала сознание, но любопытство снова одержало победу над сопротивляющимся разумом, и я вяло огляделась. Помещение было совсем маленьким, без окон, со светло-серыми каменными стенами, плавно переходящими в потолок и пол, из чего я заключила, что все еще нахожусь под землей. Во всех стенах были небольшие углубления и ниши разной формы и размеров. Создавалось некоторое ощущение, что я лежу в кладовке. Видимо, меня решили заготовить. На зиму. Какое-никакое, а мясцо — на холодец должно хватить. Хотя после моего многодневного голодного турне в темноте блюдо будет совсем ненаваристым.

В массе своей ниши были пустые, но в некоторых стояли светящиеся голубые камни, свет от них исходил живой, пульсирующий, как будто внутри был заключен голубой огонек от свечи. Я лежала на странном ложе из пористого материала. Из такого же была сделана дверь. Напротив, рядом с проемом, находилось небольшое кресло, а у изголовья высился столик, на котором стояла железная кружка. С водой — проверила я. Когда дошла очередь до постельного белья, сон почти сморил меня, я только подумала, что закутана во что-то тонко-нежное и в то же время очень мягкое и теплое. Завернувшись до самого кончика носа в воздушное серебристое одеяло, легкое как паутина и теплое как кусок овечьей шкуры, я с наслаждением провалилась в сон.

Я просыпалась и снова засыпала. И с новым пробуждением чувствовала, как силы постепенно возвращаются, а раны, промытые и перевязанные в период моего беспамятства, заживают и начинают жестоко чесаться. Каждый раз, открывая глаза, я видела тарелку супа на столике и удалявшегося старика, уносящего старые повязки. А лицо и израненные конечности приятно холодила какая-то белесая мазь. Откуда он узнавал, что я пришла в себя, да еще успевал к этому времени подогреть еду, понятия не имею. На все мои вопросы только тепло улыбался, качал головой и что-то мычал. Про себя я прозвала его "дед-Герасим".

Оказывается, я была недалека от истины — на мои особенно настойчивые расспросы он жестами дал понять, что глухонемой.

Как-то раз мне показалось, что я пришла в себя, когда старичок сидел на краешке кровати и какой-то палочкой водил у меня перед носом, при этом от палочки ко мне тянулись длинные разноцветные светящиеся нити. Я была так удивлена не столько этой его палочкой — тоже мне, волшебник выискался, сколько многоцветием этих нитей. Расширив в восхищении глаза, я рукой потянула за одну из них, дед Герасим при этом озадаченно охнул, а в голове у меня расцвел огненный цветок, и я провалилась в забытье. Конечно, проснувшись, рассудила, что мне все привиделось; правда, дедок стал на меня странно поглядывать украдкой, думая, что я не вижу.

Свой рюкзак и, как ни странно, этюдник, я обнаружила под ложем, когда попыталась встать. Меня немного шатало, но голова уже не кружилась от каждого резкого движения. Все вещи в рюкзаке были сухими, будто кто-то их вытащил и тщательно просушил перед тем как убрать и задвинуть под кровать. Даже листы в блокноте были относительно ровными, не подумала бы, что плавали. Телефон, правда, включаться категорически отказывался. Ну и фиг с тобой, все равно никакого толку. Этюдник немного рассохся, но в целом был в порядке, все краски белели пластиковыми колпачками на своих местах, а кисти и разбавители в футлярах — им вода нипочем. На кресле лежала чистая сухая рубашка и носки, рядом стояли кроссовки. Он бы еще шнурки погладил, подумала я с легким недовольством и благодарностью. Очень хотелось снять с себя грязную, хоть и высохшую майку и сменить ее на рубашку. Штанов на смену джинсам у меня, увы, не было. Но мне было ужасно жалко надевать чистую вещь на давно немытое тело.

В таких расхристанных чувствах меня застал мой спаситель. Снова прекрасный суп, совершенно не надоевший, и яркие бусины глаз пронизывающе уставились на меня. Что-то промычав себе под нос, дед Герасим забрал у меня тарелку и поманил за собой. Это что-то новое, я просунула ноги в кроссовки и приготовилась двинуться за стариком. Он замешкался у двери и, обернувшись, указал на одеяло, рубашку и носки.

— Что? Взять с собой? — удивилась я.

Дедок торопливо покивал. Я сгребла вещи и, завернувшись предварительно в одеяло, немного неуверенно вышла в проем. За ним оказалась другая пещера намного больше моей. В центре в круглом углублении между двумя каменными плитами, напоминающими столы, в полу горел большой костер, причем топливом ему служили изломанных очертаний черные ветки. Во всех стенах были ниши, частью заставленные какими-то вещами — склянками, глиняной посудой, котелками. Кое-где их освещали пульсирующие камни. В правой и левой стене было несколько знакомых странной формы дверей, прямо чернел зев проема. Мы двинулись к нему. Попутно старичок ловко кинул миску в углубление возле стены. Раздался звонкий плеск. Так это раковина!

Но мы быстро прошли мимо, пересекая пещеру, и нырнули в черный провал. Низкий коридор привел нас в маленькую круглую совершенно пустую комнату, если не считать углубления со светящимся голубым камнем. Я вопросительно посмотрела на деда. Но он, не обращая на меня никакого внимания, подошел к стене и, что-то мыча себе под нос, принялся водить руками. Обалдеть! Попала к подземному шаману! Но тут, к моему, великому изумлению, он нашарил рычаг и дернул — стена отъехала в сторону, открывая за собой очередной коридор. Старикашка нырнул в него, прихватив светящийся камень, и я, собрав удобнее вещи, последовала за ним. Куда ведет-то? Переселить решил? Сначала с вещами на выход, а дальше? Коридор имел явно природное происхождение. Я видела подобные в книжках про вулканы, когда раскаленная лава оставляет в породе причудливые ходы. Периодически приходилось так сильно пригибаться, что, казалось, вот-вот нужно будет вставать на четвереньки, но потолок постепенно повышался, давая отдых моим ослабшим мышцам и суставам. Деду-то хорошо, он лишь чуть голову наклонял — низенького росточка, он был мне где-то по грудь, хотя держался всегда прямо и не горбился. Идти пришлось долго, несколько раз мы останавливались передохнуть, но, судя по виду деда Герасима, он скорее жалел меня, чем сам отдыхал.

Наконец мы вышли в большую пещеру, дальний край которой терялся в темноте, и даже яркий свет голубого камня не мог достичь его. Пройдя несколько шагов, мы повернули и пошли вдоль стены. И тут стало заметно светлее. Сияние нашего камня отразилось в неподвижной глади подземного озера, и в глазах заиграли веселые блики. Оказалось, что по стене прямо до края озера бесшумно стекает вода, образуя гладкую зеркальную поверхность. Создавалось впечатление, что два озера встречаются под углом в девяносто градусов. На берегу кое-где высились каменные глыбы. Дед, жестом предложив мне идти купаться, влез на одну такую лицом к озеру, и замер, глядя вдаль.

Вещи были положены на ближайший валун, а их хозяйка поковыляла к воде, зябко поеживаясь. И как я так долго продержалась в таком холоде? Погрузив ладони в воду, я радостно засмеялась, вода была удивительно теплая, как парное молоко.

— Ээй! — крикнула я старикану, собираясь скинуть одежду. — Отворачиваться не собираетесь?

Но дед Герасим только на мгновение скосил на меня глаз и снова обратил взор в темноту.

— Ну и ладно! — проворчала я. — Не людоед, так извращенец.

Раздевшись, дрожа от холода, попрыгала к берегу. Ах! Как хорошо! Вода приняла меня в свои дружеские объятья, унося остатки усталости и болезни. Я подплыла к зеркальной стене и, встав на дно, вгляделась в свое отражение. Мда-а. Бывало и лучше. На меня из-под спутанной челки пыльно-серого цвета глядело осунувшееся существо неопределенного пола с впалыми исцарапанными щеками, резко выпирающими скулами и лихорадочно блестящими зелеными глазищами в глубоких темных провалах. С правой стороны лба, рассекая бровь, белел шрам, придавая взгляду несколько надменное выражение. Вот уж действительно, девочка, которая выжила!

Поплескавшись немного, я подплыла к берегу и, найдя подходящий камень, принялась нещадно себя тереть. Жалко, конечно, что мыла нет, но пока и так сойдет. Оказавшись на воздухе, натертая до красноты кожа оказалась беспомощной перед толпами мурашек, парадом прошедшими от макушки до самых пяток.

Я насухо вытерлась и, углом одеяла стараясь просушить волосы, заметила сверток на камне рядом со своими вещами.

— Это для меня? — обратилась я к застывшей фигуре, казавшейся статуей Будды на пьедестале.

Никакого ответа. Пожав плечами, я развернула насыщенно-синюю ткань из многослойной паутины. Похожа по структуре на нетканый материал, но, в отличие от него, приятная на ощупь. Может быть, она из коконов шелкопрядов? В такое же одеяние был одет мой спаситель — длинный футляр с тремя отверстиями для головы и рук. Отлично! А то я боялась, что придется облачаться в грязные джинсы. Нежная ткань приятно щекотала кожу, только по оставшимся голыми рукам все еще маршировали толпы настырных бугорков, поэтому я натянула поверх хламиды, доходящей мне до лодыжек, чистую рубашку, а подпоясалась вытянутым из джинсов ремнем. Сделав шаг вперед, обнаружила разрезы по бокам — ходить могу в своей любимой манере, быстро и размашисто.

Так, теперь стирка — я побултыхала грязные вещи в воде, нещадно теребя ими о камни. Что поделать — мыла-то нет. Хорошенько все отжав, разложила вещи на ближайшей глыбе и с удовольствием потянулась. Вот теперь я чувствую себя значительно лучше. Пальцами расчесав мокрые пряди, придала им некую форму и пошла проведать деда Герасима. Его поза ничуть не изменилась, я обошла камень, чтобы видеть его лицо. Оно было сейчас на уровне моего, и я могла хорошо рассмотреть его: все узловатые складочки и морщины вокруг плотно закрытых глаз. Но сейчас оно было абсолютно безмятежно и, тем не менее, излучало какую-то скрытую силу. Несмотря на то, что его хозяин был ростом чуть выше ребенка и явно погрузился в медитацию, я чувствовала необъяснимое беспокойство, этот старичок явно очень опасен.

Внезапно в глазах у меня потемнело, а в голове раздался скрипучий, но тонкий голос.

— Не надо бояться старого Кёдльфёрля, дитя. Он не желает тебе зла.

Я резко обернулась — сзади никого не было. Покосившись по сторонам и не заметив в засаде среди камней притаившихся немецких шпионов, я с подозрением уставилась на старичка.

— Да, да! Именно этот старикашка с тобой и разговаривает, бестолочь! — я подскочила от наглого голоса, снова раздавшегося у меня в голове. Зрение опять поплыло, поэтому мне спешно пришлось сесть на камень от навалившейся дурноты.

— Слушай меня внимательно, дитя. Этот способ общения тяжело дается нам обоим, поэтому вопросы, если они у тебя останутся, ты задашь после того, как я договорю.

Я согласно закивала, одновременно пытаясь избавиться от головокружения. Мне это удалось, только когда я замерла с закрытыми глазами, склонив голову набок, вцепившись обеими ладонями в острые края камня, на котором устроилась.

— Мы очень глубоко под землей...

Это уж я и так поняла.

— Не перебивай старших!

Молчу, молчу, согласилась я и поняла, что не произнесла ни звука.

— Поверь мне, девочка, мы очень далеко от других людей, и тебе отсюда не выбраться.

Я заскрипела зубами, сдерживая старающиеся вырваться слова и чувствуя почему-то всем своим существом, что голос в голове говорит только правду, и при таком способе общения не может лгать.

— Но при должной подготовке, возможно, тебе это удастся. У меня очень давно не было учеников, и я не предполагал, что будут. Как видно, я ошибся. Предвосхищая часть вопросов, хочу показать тебе следующее.

И тут перед моими зажмуренными глазами начали проноситься картинки. Бесконечные толщи камня, длинные нескончаемые тоннели и проходы, подземные пропасти, проломы и провалы, и следом за ними — бурный подземный поток, оканчивающийся гигантским водопадом, низвергающимся из щели в стене пещеры под самым потолком. Я поняла, что это и есть тот единственный выход, по которому я попала сюда.

— И что же... я смогу выбраться, если стану вашей ученицей? — я чувствовала, как утекает моя надежда вместе со слезами, капающими мне на колени.

— Не могу утверждать точно, многое зависит от тебя, но так у тебя будет больше шансов.