Боги и тени

Леси не ответила, вырвалась и помчалась к лесу, не оглядываясь.

— Стой, скоро смеркаться начнет! — крикнула вслед Вайспута, но та уже ничего не слышала. Старуха всплеснула руками и вошла в дом, где продолжали самозабвенно ругаться ее сын с невесткой.

Леси бежала столько, сколько хватало сил. Выдохшись, она оперлась о ствол высокой корабельной сосны, с трудом переводя дыхание. Сердце колотилось, как бешенная птица, больно отдаваясь во всем теле. По спине градом катился пот, по глазам текли безудержные слезы. "Все, все, хватит, успокойся", — повторяла она себе, но это не помогало.

Приложив все усилия, чтобы взять себя в руки, Леси, наконец, посмотрела по сторонам. Места были незнакомые — она никогда не заходила так глубоко в чащу. Зато на пригорке чуть поодаль от сосны, за которую она держалась, дробной нежно-голубой россыпью росли паладинники. Леси бросилась собирать их в букет, петляя между деревьями, то спускаясь, то поднимаясь из оврагов. Когда набрала полную охапку, вдруг остановилась, вспомнив, что похороны Рейка уже давно закончились. Она подняла голову и поняла, что окончательно заблудилась, хотя и находилась возле широкой нахоженной дороги. Солнце успело спрятаться за деревья, и землю укутали полупрозрачные сумерки.

Вдруг издали донеслось веселое пение. "Солнцеворот", — вдруг догадалась девочка. Женские голоса приближались, сливались вместе с птичьими трелями, приветствуя самую короткую, самую волшебную ночь в году. Леси юркнула в кусты и оттуда наблюдала, как из-за изгиба дороги медленно выплывала облаченная в белые свадебные одежды процессия девушек-землепашек. Они пели, но совсем не так, как Леси, не призывали ветер, не рассказывали о своих бедах и горестях, а просто веселились, вкладывая душу в музыку. Пусть голоса их были не такими чистыми и звонкими, но песня их трогала сердце и завораживала разум.

Таясь за кустами и деревьями, Леси двинулась следом за праздничной процессией. Шли они долго никуда не сворачивая, пока не оказались посреди огромной круглой поляны, в конце которой виднелась широкая непроглядно-черная яма. Девушки взялись за руки и повели вокруг нее хоровод. То и дело одна из них выходила в центр, доставала из-за пазухи камушек с руной и прыгала в яму. Тьма бесследно поглощала ее. За ней прыгала следующая, пока все не исчезли.

Только тогда Леси решилась выйти из укрытия, смутно припоминая рассказы матери о дивном празднике землепашцев, во время которого достигшие брачного возраста девушки отправлялись в Поземный город богов, чтобы получить от них благословение на долгую и счастливую жизнь. Должно быть, эта яма и есть вход в другой мир. Кто знает, может, Рейк сейчас там, на другой стороне, и если Леси последует за девушками, то встретит его снова и уже больше никуда не отпустит.

Леси медленно подошла к черному отверстию и просунула туда руку. Там она наткнулась на что-то твердое, барьер, преграждавший путь внутрь.

Быть может, чтобы преодолеть барьер, надо прыгать, как девушки. Не долго думая, Леси проверила свою догадку, полетев в зияющую пустоту с разбегу, но барьер никуда не делся. Девочка спружинила об него, отлетела в сторону, упала и покатилась по траве.

Раздался громкий стук копыт. Земля задрожала. Леси повернула голову в сторону дороги. Оттуда прямо на нее неслась четверка всадников, тех самых, за которыми Леси так любила наблюдать по вечерам. Они с неумолимой скоростью летели прямо на девочку. Ледяной ужас сковал ее, не позволяя двинуться, увернуться от мощных лошадиных копыт. Она подняла взгляд на ближнего к ней всадника. Их глаза встретились. Густые серые и губокие темно-синие. Сцепились между собой, прожигая и одновременно затапливая друг друга.

Через мгновение, которое показалось Леси вечностью, всадник разорвал сковавшую их взгляды невидимую цепь и резко ушел вбок, заставив своих товарищей потесниться и принять левее. Пролетев мимо девочки, лошади по очереди заскакивали в яму, легко преодолевая закрывавший ее барьер. Последний, тот самый, что отвернул остальных от Леси, обернулся и бросил заинтригованный взгляд на распластавшуюся на земле девочку и тоже исчез.

Леси поднялась, оттирая с себя грязь. Ноги сами двинулись по дороге, откуда пришли на поляну девушки. Колени и локти саднили от удара, но голова была легкой-легкой, будто в ней поселилась стая бабочек и порхала-порхала-порхала от мысли к мысли, не позволяя ни на чем надолго останавливаться. Кроме глаз. Темно-синих, как сгустившийся вокруг сумрак. Погруженная в этот странный морок, девочка и не заметила, как дошла до Ветревки.

Была уже поздняя ночь. Тонкорогий серп месяца висел высоко над стрехами срубов землепашцев. Окна горели только в красной хате. Леси вдруг вспомнила, как девушки на поляне доставали из-за пазухи камушки с рунами. Такие она видела именно там. С минуту попереминавшись у порога, Леси все-таки постучалась в дверь. Из хаты донеслись торопливые шаги. Дверь отворилась, и в залитом тусклым светом лучины проходе показался старик шаман.

— Что ты здесь делаешь? — недовольно спросил он. — Тебя родители уже обыскались. Небось, до сих пор по лесу рыскают. Скорей беги домой!

— Дедушка, в прошлый раз я не спросила, как вас зовут... и я не знала, ну, что вы мой дедушка, — запинаясь, начала девочка, догадавшись, что просить так сразу с порога не стоит.

— Угэне..., — замялся старик, не заметив как девочка просочилась внутрь и уселась на одной из лавок. — Жаром, зови меня просто Жаром.

— Я в лесу была. Видела девушек в свадебных платьях. Они пели, — сказала Леси, беззаботно покачивая торчащими из-под платья босыми ногами.

— Сегодня праздник самой короткой ночи. Обычно в этот день мы отправляем в Подземный город богов достигших шестнадцатилетия девушек, на которых выпал жребий.

— Камушек с руной, — девочка махнула в сторону стоявшего у алтаря ящика.

— Камушек с руной, — согласился старик и продолжил. — Тогда боги и серчать на нас не будут, и благоденствия в семьи принесут.

— А можно... — начала Леси и по тому, как засверкали ее глаза, Жаром вдруг догадался, чего она добивается. — Можно и мне жребий вытянуть. Ведь я тоже девочка.

— Это тебя Ольжана подучила? — седые кустистые брови старика сошлись над переносицей, от чего вид его сделался весьма свирепым, но девочка не дрогнула.

— Нет, я сама так решила. Са-ма, — четко и ясно ответила она. — Так вы дадите мне жребий?

— Нет, жребий должен тянуть твой отец.

— Но он никогда не станет этого делать, — Леси вдруг осунулась. — И заругает, если я вообще заикнусь об этом.

— Значит, так тому и быть, — девочка совсем повесила голову. Сердце Жарома защемило от тоски. — Послушай, я когда-то говорил это твоей матери, теперь повторю тебе. Руны — жребий землепашцев, у охотников другая жизнь, другая судьба. Все мы узники уготованной с рождения участи, и никто не в силах вырваться из ее сетей, как бы ему этого не хотелось. Смирись и иди домой. Твою семью постигло великое горе, не стоит расстраивать их еще больше.

Девочка спрыгнула с лавки и недовольно уставилась на старика.

— Я не смирюсь, — с мрачной уверенностью, которая появилась у нее впервые, сказал Леси. — Ни-ког-да.

И не обращая на пораженный взгляд старика никакого внимания, пошла домой.

Леси была уже у раскидистого дуба, что рос возле тропинки, ведущей к ее дому, как кто-то схватил ее за плечо и прижал к дереву.

— Где ты ходишь, паршивка?! — закричал Лейф, наматывая длинную косу сестры на кулак. — Родители от переживаний с ума сходят, а тебе и дела нет, глупая беспечная девчонка.

— Я нашла паладинники для Рейка и хотела отнести их на болото, — сказала девочка, протягивая брату букет нежно-голубых цветов, которые ночью источали дурманящий горьковатый запах.

— Похороны уже давно закончились. Твои цветы никому не нужны, — Лейф кинул букет на землю и растоптал его. Леси внутренне сжалась от испуга, глядя в светящиеся в темноте яростные глаза брата. — Думаешь, раз ты поющая, тебе можно доставлять всем столько беспокойства? У мамы жар начался! Отец орал на нее, как бешеный из-за твоей глупой выходки.

— Лейф, погоди, что ты делаешь?! — послышались тревожные голоса Бейка и Мейра, когда рука старшего брата сдавила горло девочки, позволяя ей делать лишь короткие болезненные вздохи.

— А что, вот придушу ее, как душат птенцов ящероптицы Мармыты в Коварных топях, и не будет у нас Поющей, — Лейф зловеще ухмыльнулся. — Не на кого будет возлагать надежды на восстановление былого величия рода Майери. Останемся только мы, никчемные и бессильные. Но знаете, им все же придется оценить нас и относиться не как к отребью, потому что лучше у них никого не будет.

— Лейф, остановись, — ужаснулся Бейк его словам.

— Ты не можешь говорить это всерьез. Я знаю, ты расстроен из-за смерти Рейка, мы все расстроены, но Леси тут не причем. Отпусти ее, — попытался увещевать старшего брата Мейр. Близнецы приближались к ним нарочито медленно, как бы боясь вспугнуть, но Лейф раскусил их намерение и сильнее сжал пальцы на горле сестры. В то же мгновение Бейк и Мейр повисли у него на плечах, стараясь освободить сестру. Леси улучила момент и со всех сил пнула Лейфа по промежности, и как только хватка на горле ослабла, змейкой вывернулась из его рук и помчалась прочь.

Лейф, старший и самый крупный из сыновей Дэйхена — не зря ведь первенец со священным именем — легко сбросил братьев с плеч и побежал вслед за девчонкой. Побывав в тисках стальной хватки Лейфа, горло Леси сильно саднило, не позволяло набрать полную грудь воздуха. Девочка задыхалась на бегу, а короткие ноги не позволяли двигаться достаточно быстро, чтобы спастись от привыкшего к стремительному преследованию во время охоты брата. Бесполезно, мелькнула в голове отчаянная мысль. Леси остановилась и резко развернулась. Один вдох, два — выровняв дыхание, насколько это было возможно, собрав в кулак остатки сил, она запела, звонко, громко, так громко, как только могла.

Разбуженный чудным голосом ветер тут же ответил ей шелестом листвы столетнего дуба, клацаньем незапертой калитки. Завыл, полнясь глухой яростью к тому, кто посмел обидеть его любимое чадо и неистово свистнув, рванулся в бой. Лейф был уже в пяти шагах от сестры, когда мощный порыв ветра сбил его с ног. От злости разум мальчишки затуманило настолько, что он даже не сообразил, что происходит, и, поднявшись, снова ринулся на Леси. На этот раз воздушный вихрь подхватил его, закрутил и швырнул в ствол столетнего дуба с такой силой, что дерево закачалось, и на землю полетели листья. Лейф согнулся пополам и харкнул кровью.

Хлопнула дверь сруба. Дэйхен перемахнул через порог и промчался туда, откуда доносилось пение и беснующийся вой ветра. За сыном быстрым шагом следовала старуха Вайспута. В лунном свете на лице ее читалось скрытое ликование. Сколько лет не слышал этот край истинной песни ветра? А ведь девчонке нет еще и десяти!

Выдохшись, Леси распласталась на земле, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Вовремя подоспевший Мейр подхватил ее на руки и понес к дому, несмотря на то, что ветер больно хлестал его по лицу, не разбирая уже, кто друг, а кто враг. Бейк остался со старшим братом. Из его рта тоненькой струйкой стекала кровь. Ею же была заляпана рубаха. В какой-то момент Лейф просто лишился чувств, уронив голову на руки брата. Добежав до них, Дэйхен бросил на своего первенца полный отвращения взгляд и пошел дальше, завидев впереди Мейра с девочкой на руках. Подоспевшая вскоре Вайспута удивленно вскинула бровь и склонилась над внуком, проверяя его состояние. Расстегнула рубаху, приложила ухо к груди, подержала руку у носа.

— Чего ты с ним возишься? — послышался недовольный голос Дэйхена. — Иди сюда, посмотри лучше, что с Леси. Она говорит, что у нее руки-ноги отнялись!

— Ничего страшного, перестаралась чуток, слишком много сил в песню вложила, вот теперь ей и тяжко. Поставьте ее на землю, да отойдите в сторонку — ветер сам ей поможет.

Мейр в нерешительности посмотрел на отца, тот пожал плечами и велел ему отпустить Леси и отойти на несколько шагов. Все еще слабые ноги подкосились, и девочка начала медленно, но неумолимо крениться вперед. Ветер, наконец, оставивший Мейра в покое, тут же подхватил ее, поставил обратно на ноги и нежно обернул тело своей силой. Тогда впервые Леси ощутила себя внутри него, частью бесконечного вихрящегося и ускользающего потока, мощного и непоколебимого. Она видела его, видела, как аморфные сгустки воздуха превращаются в полупрозрачную фигуру. Она становится все ярче и ярче, приобретает черты всадника, с которым Леси столкнулась на Священной поляне. Высокий, худощавый, с иссиня-черными волосами, стянутыми на затылке в тугой жгут, и яркими, как звезды в конце лета, синими глазами. На нем были высокие кожаные сапоги, черные штаны из какого-то плотного материала и рубаха из мягкого лебяжьего пуха. За плечами развивался голубой, будто сотканный из ясного неба, плащ. Всадник возложил руки на голову Леси и она почувствовала, как ее тело приобрело былую легкость, конечности вновь повиновались ей, даже дышать стало легче. Она подняла глаза на своего спасителя, но его взгляд был пуст, в нем не было жизни. "Он не настоящий. Это всего лишь мое воображение", — печально подумала девочка, и всадник тут же начал таять. — "Но тогда на поляне... он ведь был. Я так ясно его запомнила. Я... хочу увидеть его снова, хоть ненадолго, на один вздох... Я бы все за это отдала".

Ветер стих. На смену ему пришло тревожное безмолвие. Тишина звенела в ушах. Туман перед глазами Леси рассеялся и она, наконец, увидела замерших в томительном ожидании Дэйхена и Мейра. Чуть дальше у дерева Вайспута возилась с так и не пришедшим в себя Лейфом. Девочка вздрогнула, вспоминая, как сильно ветер ударил его об дерево. "Это все моя вина, но... я не хотела причинять ему вред. Этот дурацкий голос, как же я хочу, чтоб он исчез, пропал навсегда". Растирая рукавами слезы по лицу, Леси побежала к бабке.

— Он ведь не... — испуганно спросила она, разглядывая пятна крови на рубашке брата.

— Нет, очухается через пару дней с шишкой на полголовы, — успокоила ее Вайспута. — Зато в следующий раз будет думать, прежде чем нападать на слабых.

Однако Лейф пролежал в постели до конца лета. Из него еще долго выходила загустевшая черная кровь. Кажется, во время удара ветер что-то повредил глубоко внутри него, до чего старуха-целительница добраться не смогла. Осталось лишь отпаивать зельями, да ждать. Но к осени он все же пошел на поправку — видно, не зря Сумеречные покровительствовали ему во время рождения — оказался на удивление крепок и везуч. Когда облетела листва, Лейф уже мог самостоятельно гулять во дворе и даже недолго ехать верхом.

Но от всех пережитых горестей здоровье малохольной Ольжаны сильно подорвалось. К осени она наоборот начала чахнуть, впадать в беспамятство, спать сутками напролет. Вайспута говорила, что ее час близок, но Леси все не верилось, что мама может уйти так же, как Рейк.

Дэйхен с близнецами отправился на небольшую охоту — должны были вернуться через пару недель. Он просто не мог оставаться дома и наблюдать, как медленно угасает его единственная, хоть и несчастливая, любовь. Лейфу, которого, несмотря на возражения, пришлось оставить дома, строго настрого наказали слушать бабку, а если что пойдет не так — пригрозил отец — шкуру живьем спущу. Мальчишка повиновался. После того случая с сестрой и без того неразговорчивый, он окончательно ушел в себя, понимая, что навсегда потерял расположение родителей. Он вдруг осознал, что бы он ни делал, как бы ни старался, каким бы внешне сильным ни выглядел, с Поющей ему никогда не справиться и даже не сравниться.