Цена империи

Перехватив саблю, Аларик вновь кинулся в бой. Тилла снова воспользовался новым приёмом, явно желая удостовериться, насколько друг усвоил полученное знание. И Аларик был к этому готов. Сын вождя быстро учился. Отбив верхний удар так, чтобы сабля соскользнула по касательной, он плавным движением поднырнул под руку с кинжалом и оказался за спиной противника, слегка пощекотав концом своего оружия шею друга. Бой окончен. Тилла ухмыльнулся и бросил оружие.

Аларик выпустил друга из захвата и поклонился другу, благодаря за новое знание. Тилла припал перед юным вождём на одно колено и дотронулся до земли, выражая своё почтение и верность. Затем танцующий Лис подобрал оружие и занял своё место среди круга воинов. Вновь зазвучали барабаны, и в центре круга затанцевал сам вождь. Но следующий поединок был уже не таким интересным, как предыдущий. Аларик легко расправился с последующим противником, и так как оставаться в кругу не хотел, то передал Тилле своё лидерство в круге.

Приглянувшаяся ему склонная к обморокам разносчица вина ждала его возле импровизированного трона. Продолжать пьянствовать не хотелось. Наблюдать за танцем боя тоже не было желания, впрочем скрыться в палатке с девушкой тоже рановато. Вечер ещё только начинался. Да и Аларику почему-то захотелось побыть одному. Шепнув воину, чтобы девушку проводили в его шатёр, Аларик пошёл гулять.

Ночь дышала свежестью и прохладой, из рощи тянуло сыростью. Молодой вождь сам не понимал, почему ноги принесли его именно сюда. Сначала хотелось тишины и покоя, потом просто гулял, любуясь захваченным городом. Конечно, до осады и разрушения он был ещё прекрасней, но тогда вряд ли бы кто позволил ему вот так прогуливаться по священной роще. Здесь, вдали от стойбища, было тихо и спокойно. Шум праздника сливался в какой-то потусторонний гул и совершенно не мешал царящему спокойствию. В ночном небе сверкали блики костров, но здесь царили темнота. Казалось, роща поглощала свет и шум празднеств, не позволяя ему осквернять это тихое место.

Юного вождя так и тянуло войти внутрь. Аларик задумался. С одной стороны Тилла обещал составить ему компанию в этом исследовании, но с другой стороны сейчас он, вероятно, очень занят. Танцующий Лис любил праздники и женщин, и вряд ли бы обрадовался, предложению заменить все это лесной прогулкой.

Не то, чтобы молодой лан боялся входить в рощу в одиночестве. Нет. Но он обещал Лису, что они удовлетворят своё любопытство вдвоём. Хотя что помешает Хватке прийти сюда с Тиллой снова? Ничего. Вряд ли за каких-то несколько часов он успеет разгадать все тайны рощи. Верно? Хватит и на долю друга. И с этими мыслями, Аларик сделал решительный шаг в заросли.

В лесу было на удивление спокойно. По мере продвижения внутрь все посторонние звуки казались постепенно затухающим гулом. Странно, но юного вождя не покидало ощущение, будто за ним кто-то следит. Пару раз лан резко оборачивался, но никого за спиной либо сбоку не было.

Впереди между деревьев замаячил просвет, и Аларих вышел на небольшую полянку, в центре которой стояла изящная беседка из белого мрамора. Перед строением разлилось небольшое озерцо, в котором отражалась полная луна. Стальная Хватка вошел в беседку и присел на каменную скамеечку. Только теперь он заметил какие-то странные белые цветы, от которых исходил терпкий и немного пряный аромат. "Ночная лилия" вспомнилось ему название данного цветка, вычитанное из книг. Цветёт ночью в полнолуние. По поверьям приносит счастье и любовь. "Только этого мне ещё не хватало!" — фыркнул по себя Аларих, но, поддавшись настроению сел неподалеку, обдумывая очередное пришедшее в голову стихотворение.

Запах цветов (а может быть, и выпитое вино) дурманил голову, и постепенно Хватку стало клонить в сон. Вдруг он почувствовал, как кто-то попытался вытащить у него из ножен кинжал. Удивленно обернувшись, — до сих пор, в каком бы состоянии он ни был, еще никому не удавалось подкрасться к нему сзади, и досадуя на себя, опытный воин немедленно обернулся, перехватывая в борцовский залом протянутую к его оружию шаловливую ручку.

На удивление, схваченный с поличным воришка, даже не попытался сопротивляться. Да и рука его казалась слишком уж тонкой... и рост маловат... Очнувшийся от своих мыслей воин, удивлённо осмотрел нечаянную добычу.

Девушка, даже, наверно, скорее девочка, едва-едва вступила в пору юности. Острые плечи, только начавшая проявляться грудь, узкие, еще детские бедра. Лицо в ночной темноте было видно плохо, в свете звезд лишь ярко блестели большие, темные и веселые глаза, в глубине которых таилась легкая хитринка, и совершенно не было вполне естественного в подобной ситуации испуга.

На мгновение Аларих опешил, не зная, что предпринять с так нежданно попавшей к нему в руки добычей. Будь она постарше... Но тут девчонка, не дожидаясь его решения, как-то хитро изогнувшись, словно в её теле и вовсе не было костей, второй, свободной от захвата рукой влепила ему довольно сильный, почти безболезненный, но невероятно обидный щелбан прямо в кончик носа.

От неожиданности, выпустив юную нахалку, Аларих совершенно рефлекторно прикрыл пострадавший орган рукой. Попытайся она ударить его ножом, или просто рукой, вырваться или еще как-либо сражаться, — он, несомненно, смог бы отреагировать надлежащим образом. Вколоченные на сотнях и тысячах тренировок рефлексы не позволили бы ему пропустить опасный удар. Но... этот щелчок по носу, был столь же безопасен, сколь и обиден, и боевые рефлексы просто не сработали!

Девчонка же, воспользовавшись его растерянностью, немедленно бросилась наутек, не забыв перед этим, правда, продемонстрировать опешившему юноше язык.

Взревев, оскорбленный воин немедленно бросился в погоню. Сейчас сомнений в том, что следует сделать с девчонкой, у него не было никаких. Догнать, задрать юбку и выдрать до синяков на заднице! А потом — отпустить. Аларих умел уважать чужую отвагу, и потому, произведшей на него впечатление своей неумеренной наглостью юной воришке ничего, кроме хорошей порки в случае поимки теперь не угрожало. — Но вот порка ей достанется знатная! — на бегу размышлял Аларик, поглядывая на мелькающее впереди белое пятно.

— Ох, как я её выпорю! Если смогу догнать, — подумалось ему несколькими минутами позже. Аларих был очень хорошим бегуном. В воинстве ланов вообще не было бойцов, которые не могли бы быстро и долго бегать. Одним из испытаний на право назвать себя воином племени, как раз и было — догнать и повалить на землю испуганного молодого жеребца. И испытание это Аларих в свое время прошел с честью. Но эта девка, похоже, имела основания для своей наглости. Она бежала быстрее, чем жеребец!

* * *

— А еще она и в темноте видит, как кошка! А посему, похоже, трепка отменяется. — Грустно размышлял Стальная Хватка, пытаясь соорудить из подобранной кривоватой палки некоторое подобие костыля.

Бег в темноте по лесу — как оказалось — отнюдь не то же самое, что бег ясным днем по ровной как стол степи. В лесу имеется множество невидимых в ночной темноте бугров, ямок, и что самое неприятное — упавших деревьев. И падают они, к сожалению, иногда по двое. И если, во время стремительного бега, нога попадает между двумя такими упавшими деревьями, то это чревато неприятностями. Большими неприятностями!!! — Скрипя зубами, думал Аларих, отбрасывая окровавленный клочок ткани, оторванный от рубахи и печально разглядывая выглядывающий из разорванной кожи острый, белесый обломок кости.

Открытый перелом костей голени. Опытный воин, он мог блокировать накатывающиеся на разум волны нестерпимой боли, но это ненамного улучшало его положение. Шансы с подобной травмой выбраться из леса самостоятельно он трезво оценивал как минимальные, и только непоколебимое упрямство, не позволяло ему сдаться, и расслабившись отдаться накатывающим на него волнам сонливости, вызванной шоком и кровопотерей. Усыпанная прелыми листьями земля казалась такой мягкой и желанной, в ушах раздавался все более слабеющий и затихающий стук собственного сердца, и мысль о том, что надо передохнуть, чуть полежать и поспать, а потом продолжить кажущийся бесконечным путь назад, в лагерь, казалась такой привлекательной...

Но Стальная Хватка упорно продолжал ползти, прекрасно понимая, что стоит ему остановиться, как сон может стать вечным. Сознание затуманилось. Перед ним стояла цель — добраться до своих. И он полз, ведомый внутренним чувством, не обращая внимания на царапающие его ветки кустов и впивающиеся в руки занозы. Непреодолимые в его нынешнем состоянии препятствия вроде стволов деревьев и крупных камней он огибал, поэтому очередную возникшую перед ним преграду, несмотря на еe несколько необычный вид, он попробовал преодолеть по уже выработавшемуся алгоритму. Странные звуки, доносящиеся сверху, он не счел важными для выживания, а потому проигнорировал.

Кап... Кап... Странно, но это бывает. Затуманенный страданием мозг воина, не обращая внимания на многое, очень многое, — практически все, что не имело отношения к продолжению движения, отметил падение на руку двух капель воды. Впрочем, может, это произошло потому, что это были не обычные капли?

Боль, на мгновение отступила, и Аларих почувствовал прилив сил. Вернулась способность мыслить здраво. А вместе с тем, — и осознание того, чем может являться этот прилив. Подобное нередко бывало у тяжелораненых бойцов, — короткий всплеск сил и энергии, когда умирающий организм сжигал последние ресурсы в отчаянной попытке сохранить жизнь — и следующая за этим быстрая смерть. Агония — вот как называли подобное ромейские медики, чье умение признавали даже ланы, отправляя пленных врачей прямиком в собственный обоз, и заставляя их — когда силой, а когда уговорами и посулами лечить раненых и учить тех из ланов, кто решался посвятить себя не науке боя, а прямо противоположному искусству.

Хватка вздрогнул. Умереть вот так, в какой-то задрипанной роще, не в жарком бою, от меча более сильного противника, а от полученного по глупости перелома, что может быть хуже?

— Ну, вообще-то, много чего, — Раздался звонкий голос прямо у него над головой. — Но успокойся, ты не умираешь, и прилив сил, который ты ощутил — вовсе не агония. Я тут, чуть не разревелась, как полная дура, а он обзывается! За "задрипанную рощу" ты мне еще ответишь! Это, между прочим — священный лес. И помирать тут — строго воспрещается!!! Даже таким варварам как ты! Вот!

С немалым усилием, подняв взгляд, Аларих только сейчас осознал, что преградившим ему путь препятствием является не очередное дерево, а две босые, измазанные травяным соком стройные ноги, принадлежавшие той самой малолетней воришке, что пыталась украсть его кинжал.

— Ничего не поделаешь, — он взглянул на широкую кровавую полосу, отмечавшую преодоленный им путь, и криво усмехнулся. — И рад бы соблюсти ваши правила, да боюсь, не получится.

— Вот еще! — девчонка сердито притопнула ногой, и с её щеки сорвалась слезинка, упавшая на руку Алариха. Странно, но в этот же миг он вновь ощутил себя значительно лучше.

— Сказано нельзя — значит нельзя, — Все тем же сердитым тоном, совершенно не соответствующим сморщенному в страдальчески-сожалеющей гримасске лицу продолжила она.

— Тебя бы генералом в мою армию, — хмыкнул Аларих и потерял сознание.

Очнулся он от ощущения чьей-то прохладной ладошки на своей щеке. Открыв глаза, Аларих успел заметить, что девчонка успела усесться на землю и переложить его голову себе на колени.

— Ну что же ты! — укоризненно прошептала она, перебирая свободной рукой его волосы. — Я тут тебя лечу-лечу, а ты сознание теряешь!

Потерять сознание не на поле боя да ещё перед слабой женщиной! Всё нутро Алариха просто взбунтовалось даже от одной такой мысли. Позор-то какой!

— Я не терял сознания! — соврал он, пытаясь замять сей позорный факт собственной биографии.

— Ну да, конечно! — хмыкнула девчонка. — А что же это такое было?

— Это был тактический отдых!

— Ага-ага, — фыркнула она. — Будем считать, что я тебе поверила.

Аларих скрипнул зубами, но упорствовать не решился. Главное, что она его позора дальше не разнесёт. Сказала же, что якобы поверила.

— Вот это правильные мысли! — обрадовалась девочка. — Если ты уже задумался о будущем, значит, скоро пойдёшь на поправку. А то помирать тут он собрался. Мою рощу кровью поганить!

— Поганая кровь? — яростно возмутился Аларих, резко привставая. В ноге немедленно запульсировала боль, напоминая о нежелательности подобных действий. — Я сын вождя, лучший в племени!

— Ну надо же, как мне повезло! — иронично склонила голову девочка, и от этого простого движения возникло странное ощущение, как будто она на самом деле намного старше Хватки. — Ты пока не дергайся лучше, я только-только кость сращивать начала, а будешь елозить, — так и калекой остаться можешь! — серьезно добавила богиня, оценивающе взглянув на поврежденную ногу воина.

— Калекой? — как не старался Аларих сдержаться, но в голосе его при этом слове невольно прозвучали нотки испуга.

— Если будешь дергаться, — насмешливый тон целительницы не оставлял сомнений в том, что она заметила испуг Алариха.

Вздохнув, Хватка замер, не отвечая на насмешку и стараясь не шевелиться. Становиться хромцом из-за глупой гордости ему не хотелось.

— Чего замолчал-то? — заметила его напряжение девушка. — Тебе шевелиться нельзя, а говорить, — можно, и даже нужно! А то уснешь еще, а это сейчас как раз нежелательно! Да и мне не так скучно тебя лечить будет.

— О чем говорить-то? — Нехотя протянул воин. — Ишь ты, кровь у меня для неё поганая... — не сдержал он свою обиду.

— Да не конкретно у тебя, — вздохнула та, — а вообще. Эта роща — центр моей силы, мое сердце, моя обитель. И любая кровь, что проливается здесь, ослабляет мое могущество и причиняет мне боль. Была бы я богиней не исцеления, а к примеру войны, то подобное меня только обрадовало бы. А так... ничего не поделать, противоположная энергетика. Вот и приходится исцелять всяких невоспитанных варваров.

— Я не варвар! Я — лан! Аларих Стальная Хватка, сын покорителя мира Сельмана Кровавого, вождь командующий туменами отважнейших воинов степи, завоевавших великую империю ромеев и сын великого вождя, покорившего полмира! — возмущенно отозвался воин.

— Очень приятно, — вновь совершенно по взрослому усмехнулась девочка. — Верлерадия Милосердная, богиня. Просто богиня. Аларих отчаянно засопел носом. Памятуя о предупреждении девушки, резких движений он больше не делал, хотя и очень хотелось. Уж слишком её представление походило на какую-то изысканную насмешку. Подобное просто нельзя было оставлять без ответа!

Да и её внешний вид, находился в совершеннейшем несоответствии с присвоенным ею званием. Какая же это богиня, босиком, с исцарапанными ногами, в обтрепанной и перемазанной травяным соком тунике? Богини должны быть прекрасными, и нарядными. Да и её женские стати...

Вот у них, в степи, богини, так богини. Ему припомнился идол Великой Матери, который, на день весеннего равноденствия выносили жрецы. Вот то — богиня так богиня! Облаченная в одеяния из саремшанского шелка, украшенная множеством драгоценных камней, и с такими женскими достоинствами, что просто ух!!!! На одну грудь положит, а другой и пришибет насмерть! Да и бедра, побольше его размаха рук будут! А тут что? — он смерил свою спасительницу скептическим взглядом. Ни груди, ни попы... и только кости торчат. Пигалица какая-то, а не богиня.