| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Давайте, посуду помою, — предложила Аня.
— Да ладно, — отмахнулась Валентина. — Посиди лучше на кухне. Представляешь, мне вдруг сегодня так не по себе стало. Уже вечером, только темнеть начало. Как будто предчувствие, что ли? Ну, я свет включила, музыку поставила, вроде прошло. А страшно. Не представляю, как люди одинокие живут — бабушки там, дедушки, в наше-то время... Хотя привыкли, наверно, ко всему люди привыкают.
— Ничего, главное, чтобы всё было в порядке, — внутренне сжавшись, вспоминая кошмарную дорогу домой, ляпнула Аня, что первое пришло в голову. Но Валентина не заметила очевидной несвязанности фразы с ее собственными словами — наверно, из-за того, что слова слишком обыденные, затертые и потому сами по себе успокоительные.
— Ну, я и говорю, теперь всё в порядке. А потом ты пришла, мне сразу веселее стало. А посуду я сама вымою. Иди, почитай.
— А вы? — зачем-то переспросила Аня.
— А я сейчас тоже приду. Лягу сегодня пораньше. Завтра на работу, в семь подниматься... — вдруг поскучнела Валентина. — Ох, чтоб ее, опять на целую неделю...
— Ничего... вот, у нас зарплата скоро, — Аня знала, как подсластить пилюлю и развеять неприятные мысли о завтрашнем трудовом дне. И точно, мачеха оживилась:
— А премию вам в декабре не обещали?
Аня могла бы поручиться, что уж про премию-то она не забыла рассказать, тем более, что дело было позавчера. Но она каким-то шестым чувством ощутила, что Вале просто захотелось еще раз услышать приятную новость — будто от пересказа эта новость сделается надежнее.
— Обещали, к Новому году, — подтвердила она.
— Вот и слава Богу, — удовлетворенно кивнула Валентина. Аня с трепетом ждала возмущенного: "Уж если зарплата — курам на смех, так хоть премии давайте почаще..." — но Валя, ловко орудуя полотенцем, вытерла последнее блюдце, с чувством выполненного долга поставила его в сушку и направилась в зал. Аня, как хвостик, поспешила за ней.
— Я лягу, а ты читай, если хочешь, — благодушно разрешила Валентина. — Мне твой светильник не мешает.
Аня ловко вынула из шкафа белье, пробралась к себе за штору и начала стелиться. "Как же хорошо, — расслабленно думала она. — Прийти домой, ни от кого не таиться, спокойно поговорить... Да, мы с Валентиной живем в разных измерениях, но я уже давно поняла одну вещь: не требуй от человека, чтобы он тебя понимал. Пусть лучше любит... ну, или просто хорошо относится. Понимание — это слишком большая роскошь". Шорохи в зале, казавшиеся вчера такими омерзительными, сегодня почти не воспринимались, шли ненавязчивым фоном почти мимо сознания.
Пару недель назад Аня задалась целью прочитать "Сагу о Форсайтах" — чем и занималась по вечерам — если, конечно, была такая возможность. Первую книгу она "в обязательном порядке" проштудировала в институте на зарубежной литературе, однако внутренняя неудовлетворенность осталась, и теперь Аня с каждым днем увлеченно приближалась к финалу, но позволяла себе читать только по вечерам. Утешительный, так сказать, приз за бездарно прожитый день. Иллюзорная полнота жизни... Аня ловила себя на мысли, что лучше искать пятый угол из-за реальных драм, чем из-за осточертевшей тоски.
Дочитав главу до конца, достала ручные часики — пол-одиннадцатого. Валентина уже давно мирно посапывала, и какое-то внутреннее чувство времени подсказывало Ане, что надо прямо сейчас ложиться спать, иначе завтра будешь, как сонная муха. Но Аня, ругая себя за слабохарактерность, начала следующую главу.
Внезапно в теплую уютную комнатку диковинным зверем вползла уже знакомая паника, ощущение ненавязчивой, но ощутимой слежки. Аня не могла бы сказать, откуда взялось это чувство: только что его не было — и возникло в воздухе из ниоткуда. "Да что ж это такое?! Бред! — храбрясь, одернула себя Аня, но вдруг с ужасом подумала, — а если и правда бред? Говорят, кто осознает свое сумасшествие — не сумасшедший, но кто скажет наверняка?"
А чувство тревоги все нарастало. Аня, с трудом переборов себя, выглянула за занавеску. Нет, ничего там сверхъестественного: на разложенном диване спокойно спит Валька, свет Аниного светильничка слабо пробивается за штору, мягко освещает зал и часть коридора. Собравшись с духом, Аня вышла в коридор — тишина, только в ванной медленно капает вода. Аня заглянула и туда, покрепче закрутила кран. Пусто. Оставив свет в ванной зажженным — при свете не так страшно — Аня на цыпочках прошла в кухню. На кухне тоже, разумеется, не обнаружилось никаких представителей иностранной разведки. "Ну ты и трусиха," — почти успокоено попеняла себе Аня и, решительно шлепая домашними тапочками, прошагала в зал, уверенно отдернула штору...
... и зажала обеими руками рот. Хотела закричать, но из горла вырвалось невнятное сипение, ноги подкосились... Аня из последних сил попятилась назад.
Он сидел на диване, тактично сдвинув простыню, и перелистывал брошенную рядом "Сагу о Форсайтах"...
Глава 4
На нем были темно-коричневые бархатные штаны и — привидится же такое! — черная, крупными складками, мантия... Лицо рассмотреть не удалось (да Аня особенно и не жаждала): он отвернулся, задумчиво листая пухлый том Голсуорси, — виден был только рукав белой, с серебристым отливом, рубашки.
Услышав Анин сдавленный не то вздох, не то всхлип, незваный гость встал, оправил простыню, как ни в чем не бывало улыбнулся Ане и негромко произнес:
— Добрый вечер.
Аня с несказанным удивлением узнала в нем сегодняшнего знакомого — интеллигентного дядечку, который так искренне признавал за Аниным зеркальцем высший разум. Хотя выглядел он сейчас не в пример лучше: очков в дурацкой оправе не было; не было и потертой шляпы, наползавшей на лоб, а главное — кошмарного старомодного пальто. Темные, с легкой сединой волосы зачесаны назад благородными волнами, такие яркие без очков золотисто-карие глаза смотрят серьезно, но не сурово, а эта уверенная, четкая линия рта... Сейчас, когда он стоял, занимая почти все пространство в Аниной "спальне", Аня машинально отметила высокий рост, статную фигуру — и совершенно странную, хотя, безусловно, красивую и дорогую одежду, которая сему незнакомцу оказалась очень к лицу.
И все-таки это был он, загадочный незнакомец из библиотечного скверика. Поэтому, увидев знакомое и совсем не страшное лицо — по крайней мере человеческое, а не какого-нибудь мифического чудовища! — Аня отмерла и изо всех сил, стараясь заглушить уже вполне реальный ужас — вор? маньяк? в ее собственной квартире?! — закричала:
— Как вы сюда вошли?! Уходите! Я милицию вызову!
Показалось ли ей? — неизвестный чуть улыбнулся и сказал приветливо, но твердо:
— Успокойтесь, пожалуйста. Присядьте.
От этого уверенного голоса стало еще страшнее, и Аня дернулась, чтобы бежать к телефону в коридоре. Да что ж Валька-то спит?! Не слышит, что ли? Да от Аниного вопля не то что Валька, небось, все соседи пробудились!
— Телефон всё равно не работает, — спокойно сообщил незнакомец.
Поразительное нахальство!.. Ужас внезапно кончился, а на смену ему пришла нерассуждающая злость. Куда подевались ее обычные робость и застенчивость в разговорах с незнакомыми людьми?! Пришло другое: пропадать, так с музыкой! И она с вызовом спросила:
— Это еще почему?!
— Потому же, почему ваша мачеха нас не слышит и слышать не может. Если хотите, убедитесь: она спокойно спит.
Аня судорожно дернула штору. Валентина всё так же спала на спине, тихо посапывая, и даже губы ее приоткрылись в неуловимой полуулыбке.
— Ну что, вы успокоились? Теперь присядьте, прошу вас, и мы спокойно поговорим, — настойчиво повторил незнакомец.
Но Аня, казалось, не слышала: вид спокойно спящей, несмотря на крики над ухом, Валентины Ивановны потряс ее больше, чем если бы она обнаружила, скажем, розового крокодила.
— Вы ее усыпили... отравили... — гневно вскрикнула она и, уже не соображая, кинулась с кулаками на незнакомца.
Незнакомый господин с неожиданной для его лет силой перехватил обе ее руки и грустно покачал головой: мол, ну и упрямство!
— Вы же взрослая, разумная девушка. Когда и как я мог отравить вашу мачеху?
— А как вы вообще сюда попали? И откуда вы знаете, что она мне мачеха? — не сдавалась Аня.
Таинственный собеседник отпустил Аню, выпрямился, пристально посмотрел на девушку и совсем другим тоном, твердо и властно приказал:
— Сядьте. Вот так. За то, что не потеряли присутствие духа — хвалю. За сопротивление — тоже. И особенно — за беспокойство о мачехе. А вот за глупость похвалить не могу. Впрочем, вы просто растерялись, это извинительно. Наш разговор никто не слышит. Если ваша мачеха проснется, она меня просто не увидит. Поэтому успокойтесь, сидите и слушайте.
"Он говорит совсем не так!" — испуганно подумала Аня. Действительно, легкий налет вычурности в его речи куда-то исчез, фразы стали короткими и отрывистыми, да и держался он по-другому: как хозяин в этой квартире, а не как робкий парковый знакомец.
— Итак, что мы имеем. Вы, Кононова Анна Сергеевна, родились 5 апреля 1979 года, по зодиакальному гороскопу Овен. Ваш папа, Кононов Сергей Владимирович, прожил с вашей мамой, Кононовой, в девичестве Петровой, Людмилой Александровной, почти четыре года, после чего она умерла в клинике для душевнобольных. Сергей Владимирович буквально через три месяца женился во второй раз, на Валентине Ивановне Тепличкиной-Кононовой, но вскоре развелся, оставив ей на воспитание трехлетнюю дочку Анечку, то есть вас. Все правильно?
Аня автоматически кивнула.
— Если позволите, я продолжу. Анечка долгое время, до четырнадцати лет, считает Валентину Ивановну мамой. Девочка учится в школе на четверки и пятерки, ведет дневник, зачитывается классикой, пишет роман в стиле "Джейн Эйр", кстати, по-моему, так и не дописала, верно? С одноклассниками отношения не складываются, девочка чувствует себя чужой, неловкой, ненужной... А напрасно. Совершенно неоправданно занижая свои способности, она поступает на факультет, где нет никакого конкурса. Добросовестно учится на одни пятерки, просиживает часами в библиотеке, друзей и подруг по-прежнему нет. Впрочем, с Еленой Старцевой, в замужестве Алдониной, поддерживает приятельские отношения, однако подругой не считает...
В семнадцать лет впервые влюбляется... ох, даже если б и захотела, худшего выбора нарочно бы не сделала... Только прошел год, прежде чем она сама это поняла. Итак, очарование разбивается, Аня пытается покончить с собой, но Валентина Ивановна...
— Послушайте, — тихо сказала Аня, — я понимаю, при желании всю эту информацию можно достать... я не знаю, как, но можно... но кто вам дал право лезть мне в душу?
— Безрадостная учеба в институте, — словно не слыша, продолжал незнакомец, — постоянные попытки хоть как-то самоутвердиться с помощью пятерок, и — книги, книги, книги... Вымышленные миры, намного привлекательнее того, который ее окружает. Вымышленные герои, которых она считает друзьями, с которыми про себя ведет долгие беседы... И — вот странность! — эти герои оказываются Ане намного ближе реальных людей. После окончания института Аня устроилась в филиал городской библиотеки. Нудная работа изо дня в день, не приносящая ни радости, ни денег, ни элементарного морального удовлетворения, ни перспективных знакомств. Единственная отрада — книги... в книгохранилище ей уютнее, чем дома. А тут еще Валентина Ивановна, почувствовав приближение рокового возраста, вдруг начинает наверстывать упущенные возможности. И наверстывает их, между прочим, уже года три... именно тогда, должно быть, и появилась эта унизительная шторка, разгораживающая комнату...
Аня едва заметно вздохнула.
— Стареющая мачеха, мечтающая устроить личную жизнь, которой ну очень мешает взрослая падчерица. Нет, конечно, она не гонит девушку на улицу, элементарная порядочность Валентине Ивановне не чужда. К тому же квартира до сих пор принадлежит Сергею Владимировичу, молодец, подстраховался. Но отношения между мачехой и падчерицей складываются отнюдь не лучшим образом. Валентина Ивановна была бы искренне рада пристроить падчерицу замуж, понимая, что уж с мужем-то девушка в однокомнатную квартиру не вернется. А мужа на горизонте не видно: выходить лишь бы выйти — нет, Аня слишком горда, а встретить родственную душу она давно уже не мечтает. И, скажем прямо, никаких шансов, что ситуация изменится в лучшую сторону. Дом, работа, Валентина Ивановна со свиданиями за шторкой, удручающая боязнь выходных, редкие, не приносящие радости, походы в гости к Лене Алдониной...
А еще девушка Аня почему-то удивляется случайным встречам с людьми, о которых недавно подумала, притягивает нужные телефонные звонки, иногда угадывает чужие мысли, видит странные сны о каком-то городе, который неведомо почему называется Трамором, и размышляет над реальностью примет... — таинственный гость сделал внушительную паузу и вдруг заговорил резко и горячо.
— А теперь главное. Неужели вы не задумывались, почему вам так тяжело здесь? Почему вы чувствуете себя чужой и никчемной?
Потому что этот мир — не ваш. Потому что есть другой мир, или, если хотите, другое измерение этого, где вы — своя. Где родилась ваша мама, откуда приходят к вам странные сны — словно затушеванная память, слабые отголоски того, что поколения ваших предков когда-то видели и переживали... Вы должны быть там. Там ваше место, ваше призвание и ваша судьба.
Возвращайтесь туда, Аня. Вы — наша, вы займете там подобающее вам место... впрочем, я знаю, не это для вас главное. Там вы найдете себя. Возвращайтесь. Взвесьте сами и поймите: вам нечего терять. Перед вами выбор — остаться здесь и — дальше все ясно: дом, работа, любовные увлечения вашей мачехи и одиночество, которое не кончится, да и не сможет кончиться — оно заложено в вашей природе. А в том мире вы носите древнюю фамилию. Королевскую фамилию.
— Постойте, — в отчаянье перебила Аня, схватившись руками за голову. — Нет, я всё понимаю, у меня плохая наследственность... да вы и сами знаете про маму. У меня тоже шизофрения, да? Но я ведь ясно понимаю, это же бред: другой мир, королевская фамилия...
— Реакция вполне естественная, и ни о какой шизофрении в вашем случае и речи быть не может, — твердо сказал гость. — Кстати, и на маму зря не грешите. Она была вполне нормальным человеком. Ее забрали в ваш мир лет примерно в шесть, естественно, ей было сложнее привыкнуть. В этом возрасте ребенок уже отчетливо понимает и запоминает, что с ним происходит. Конечно, с ней предварительно поработали, но... остаточная память, странные сны, воспоминания — тут мы бессильны. Может, в других условиях Элина и выросла бы уверенным, жизнерадостным человеком, но кому было дело до маленькой детдомовки? Никакой шизофрении у нее не было, просто здешние врачи поставили такой диагноз... а что им оставалось делать?.. Ведь вы не считаете психическим отклонением, если днем вдруг вспомните свой сон?
— По-моему, такое со всеми случается, — осторожно ответила Аня.
— По-моему, тоже.
— Простите... Так, допустим, я какая-то важная персона в том, вашем мире. А вы кто? Кем вы работаете? — съязвила Аня, усиленно пытаясь проникнуться логикой незнакомца.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
