— А я о рамках и не говорю, — он как-то странно посмотрел, — я имею в виду ступеньки.
Ступеньки? Какие ступеньки? Люся присела рядом. Оказывается, Натан был высоким. Он немного сутулился, и это сложно было заметить сразу. А ещё у него широкие плечи и длинные руки. Нет, руки она заметила сразу. Руки были слишком живые и нервные.
— Человек поднимается по лестнице, — говорил Натан, говорил медленно, немного с хрипом, — Человек преодолевает ступеньки. Раз ступенька, два... Иногда возвращается. Порой падает, — он остановился и замолчал на минутку, — бывает, что и перепрыгивает сразу несколько.
— А, я понимаю, о чём ты...
— Сколько там у него ступенек, он сам определяет, — продолжал он. — Главное, что каждая ступенька — это достижение. Где твоя писательская ступенька?
Люсе казалось, он просит: ну...пойми меня! Ну...пойми же меня!!
Она призналась, что понятия не имеет о ступеньках. Нет у меня писательской ступеньки. Я иду куда-то вверх без ступенек. Просто так, словно взбираюсь на холм.
Он долго молчал. Волосы упали на лицо, он не замечал их.
— Так нельзя, — произнёс наконец.
— Почему? — нахмурилась Люся.
— Смотри...
Вода внизу бурлила. Река жила.
— Ты никогда не заберёшься на такой крутой склон, — сказал Натан, — а если и удержишься на нём, то не сможешь определить, сколько уже прошла, а сколько осталось ещё...
Что он имеет ввиду? Ты...странные вещи говоришь...
— Долго ты живёшь здесь? — спросила.
— Несколько месяцев.
По правде — не помню...
Натан сел на траву и стал бросать мелкие камни со склона в реку. Та отвечала ему неудержимыми брызгами, но не могла достать. Слишком высоко. И слишком мастерски он кидал камни. Люся огляделась вокруг, заметила корову на поле, дом Сергея за холмом и небольшой дубовый лесок. Склон здорово нагрелся за день. А время уже близилось к вечеру. Река всё брызгалась, но безрезультатно.
— Ей не достать! — усмехнулась девушка.
Натан улыбнулся. Это была, пожалуй, грустная улыбка.
— Уже достала, — кивнул он. — Я там. Внизу.
— А я? — думала, что он смеётся.
Может, и правда смеялся?
— Не знаю, — он покачал головой. — Наверное, ты гораздо выше.
— Хорошо, а ты ко мне подниматься думаешь? — прищурилась.
— Пытаюсь...
Напротив окна рос огромный дуб, Сергей рассказывал, что постоянно торчал там, когда был маленьким. На дубе. Высоко, красиво и...оттуда всех видно.
Правда, несколько раз Серёжка падал, а однажды даже ногу сломал. Анюта спросила: зачем? Зачем ты туда лазил?
Ну-у...Сергей ответил, что чувствовал себя властителем мира, что мог всех видеть, мог обозревать такие площади! И главное — никто не достанет. Его. Обозревателя. Он неуязвим. Аня думает, Серёжка лазил туда только в глубоком детстве. Но он признался как-то, что дуб тянул к себе и потом...гораздо позже...лет так в шестнадцать.
"Хм, — Люся задумчиво подняла бровь, — не так давно это было, всего каких-то лет восемь назад". Сергей тогда не удержался на ветке и упал. Сломал ногу. Очень круто сломал, открытый перелом. И...никогда больше не лазил на это чёртово дерево, а отец хотел даже спилить дуб.
Как дереву удалось выжить?..
...— А почему ты пишешь? — спрашивал Натан далее.
Хм.
— Писатель всегда делает это только ради самого себя, — вздохнула она — тема была тяжёлой и обдумывалась не раз. — Я бы описала это так. Под различными внешними и внутренними воздействиями в нашем подсознании зарождается замысел. Он не оформлен, и его трудно описать словами. Проще и правильнее сравнить его с напряжением в сети. Оно постепенно нарастает и давит. Давит на сознание, заставляя писателя взять в руки перо. Ну, или там ручку, сесть за клавиатуру. Уж кому как удобнее. Писатель — не профессия, а склад ума. Даже не состояние души, душа здесь ни при чем. Напряжение должно разрядится, оно должно заземлиться на что-то...
Натан покосился.
— ...и единственный выход — это облечь всё в слова, — продолжала Люся. — Написать. Запечатлеть. Похоже ли это на Анины фотографии? Наверное. Только если ты не напишешь об этом, ты труп. Оно тебя изнутри съест, это напряжение. Ты перегоришь, как дешёвая лампочка.
Он рассмеялся...
Блин, бедный дедушка Фрейд!!..
Вернулись Сергей с Аней. Проявили. Запечатлели. Были почему-то страшно голодными и очень обрадовались, что чайник уже кипит. Маньяки.
— Ой, Люська, — Сергей расплылся в улыбке, — Ща я съем чё-нить и отвезу тебя домой.
Люся молча кивнула. Ага. Домой...
...— А я могу помочь тебе? — спросила она, и получилось как-то очень серьезно.
Даже мурашки побежали по спине. Склон обрызгала река. Могу ли я помочь тебе подняться?
— Не думаю, — пожал плечами Натан. — У нас разные склоны. Разные лестницы.
Это действительно походило на два разных мира. Люся подумала немного и снова спросила:
— А что я могу сделать в таком случае?
— Можешь просто быть, — ответил он, целясь в волну.
Стало грустно. Зачем же просто быть?
— Не грусти, — вдруг сказал он, но казалось, сам испугался этих слов.
Всё у него было как-то не так. Всё урывками и внезапно. Резко и...немного грубо. Почему это не мешало? Почему не отталкивало? Дорога домой показалась слишком короткой.
— Когда-нибудь, — сказал Натан, — я затащу Сержа на этот проклятый дуб и сброшу оттуда!
Люся вспомнила, что пора домой. Что последний автобус через двадцать минут уходит.
— Сергей бы отвез тебя завтра на машине, — сказал Натан, но он уже натягивал куртку. Такую же потертую и грязную, как он сам. "Такую же милую, как он сам" — улыбнулась Люся. Они пошли по тропинке к остановке, Натан оставил книгу на кухне. Люся ни с кем не прощалась — не хотелось. Попросила Натана попрощаться за неё, но он усмехнулся, сказал, что ни с кем и не здоровался. Высокомерный тон. Пофигизм. Волосы, падающие на лицо. Должно отталкивать, ан...нет.
На остановке — только пара пенсионеров. Старички сидели на короткой деревянной скамейке с сумками и рюкзаками. Мужчина держал длинную чуть изогнутую удочку.
Долго молчали. Автобус опаздывал, Люся начала замерзать, и Натан отдал ей свою куртку. Вокруг — сплошная тишина. Старички, наверное, наработались и устали за день. Одни почти спали на этой скамейке. Люся кивнула Натану.
— Присмотри за ними в автобусе, — улыбнулся он. — Они хорошие люди.
— Ты их знаешь?
— Нет, — мотнул головой.
Он...не попросит её телефон. Жаль. Почему-то нестерпимо жаль расставаться вот так. Но он попросил, и она поспешно написала на сигаретной пачке несколько корявых цифр. Натан засунул пачку в карман куртки. Куртки, которая была на ней.
Вдали показался автобус, точнее, его фары, и старички зашевелились. Они удивительно быстро подскочили и похватали свои вещи. Откуда только силы берутся? Люся в последний раз улыбнулась Натану, но его лицо вдруг побледнело, в глазах загорелся какой-то ненормальный огонёк...
— Что...что с тобой? — выдохнула испуганно девушка.
— Ч-чёрт! — Натан смотрел куда-то мимо неё, назад.
Люся оглянулась и сама невольно вздрогнула: позади стоял маленький мальчик. Он держал в руках машинку и длинную палку. Так тихо подошёл... "Так тихо мальчишки не ходят, обычно за километр слышно, что идёт вот такой мальчуган. Дети же очень шумные и энергичные. Бывает, правда, они тихие, как мышки, но это редко. Например, когда они задумают какую-нибудь пакость"... Но этот белобрысый ангел ничего не задумал. Он просто стоял и смотрел на них. Люся улыбнулась мальчику и не поняла, что так испугало Натана. Тогда Натан наклонился близко-близко и спросил. Спросил очень осторожно и тихо. "Чего он больше боялся, мальчика или моей реакции на его вопрос?"
Он спросил:
— Ты видишь его?
Люся нахмурилась и долго не могла понять, что же он имеет в виду. В чём дело?
У Натана серые глаза. Напряжённый взгляд. Скулы стали совсем острые, а на виске проступила синяя вена.
— Кого? Мальчика?
Кивнул осторожно.
— Конечно, — она пожала плечами.
И тут подошел автобус, пенсионеры позвали мальчика, это был, видимо, их внук. Малыш радостно запрыгал к автобусу, а потом ещё долго спорил с дедом, настаивал, что палка ему в автобусе жизненно необходима. Он так и говорил: "жизненно необходима". Люся смотрела на Натана. А он следил за малышом. Мальчик же никак не желал с палкой расставаться. А Люся — с Натаном. Прямо заколдованный круг какой-то...
Разразилась целая истерика по поводу палки, бабушка начала кричать, водитель тоже, он, видимо, страшно устал в эту субботу, и ему хотелось домой. Но проблема-то была. Действительно была проблема — палка не пролезала в двери автобуса. Никак. Мальчик почти что расплакался: палка ему жизненно необходима! И она нужна целой!
— Знаешь, чья лестница выше всех? — вдруг спросил Натан.
Люся поглядела вопросительно, и Натан кивнул на малыша.
— Вот его лестница.
Потом подошел к мальчишке, представился, сказал, где живёт, и пообещал хранить палку до возвращения владельца. "Не бойся, — сказал уверенно, — твоя жизненная необходимость будет в целости и сохранности". Мальчик посопел, покрутился, но, в конце концов, согласился. Удивительно. Но он строго-настрого сказал: приеду в следующую субботу. Именно за палкой. Чтоб она была в целости и сохранности!
Натан дал честное слово, и мальчишку усадили, наконец, в автобус. Ура.
— Иди к деду, горе ты луковое! — запихивала его бабушка.
А мальчишка кричал, что за палкой придет. Что она ему необходима. "Вижу ли я его? Господи, Натан, конечно вижу. Я вижу. Пожалуй, слишком хорошо. Порой мне хотелось бы видеть меньше или видеть хуже. Но я знаю, ты видишь больше меня. Или видел. Когда был там, на вершине склона. Прежде, чем упал и начал пить...валиум"...
Почему-то стало грустно. Люся отдала Натану куртку, они разошлись в разные стороны. Она — в автобус, а он, держа в одной руке куртку, а в другой — палку, пошел обратно домой. К Сергею домой. К другу домой. Или это не играет большой роли? "А может, ты стал видеть ещё больше? Не знаю. Знаю только, что вдруг испугалась — ты можешь выронить пачку сигарет в этой темноте. Не знаю, почему, но мне меньше всего на свете сейчас хотелось, чтобы ты выронил эту пачку..."...
Стало темнеть, подул холодный ветер. Аня закрыла окно и задёрнула шторы.
— Ну, — сказала она, — снимки получились офигенные!
Она всегда так говорила. Люся кивнула.
— Серёж, — сказала она, — а ты снова когда-нибудь заберёшься на тот дуб?
Но дуба за шторами не видно.
— Уж скорее я его срублю! — отмахнулся.
Домой. Навсегда. Одной... Писать книги...
Вдруг в окно постучали. Постучали не кулаком, чем-то другим. Анюта подпрыгнула на месте и отдернула шторку.
— Тьфу! Натан! Я ж чуть не поперхнулась! — Аня открыла окно. Кухня на первом этаже, совсем низко.
Натан облокотился на подоконник и посмотрел на Люсю. Он и не думал здороваться с кем-то. В руках у него была палка. Ей он и стучал в окно. Длинная такая палка, в целости и сохранности.
— Сегодня же суббота, — сказал, — я забыл совсем. Пошли отдавать жизненную необходимость.
ТЕЛЕВИЗОР
Уже около часа Леший валялся на диване и тупо смотрел в телевизор. Именно "в"... Уже около часа он с ненормальной решимостью переключал каналы, надеясь таки найти что-то интересное. Пиво закончилось где-то полтора отвратнейших фильма назад, которые он посмотрел только из садистских побуждений к самому себе: там кто-то кого-то истязал, убивал, причём самыми зверскими способами, и всё это было довольно щедро сдобрено особо отвратными постельными сценами окровавленных персонажей.
День с самого утра наполнился ожиданием не слишком приятных вещей. Ну... ты ведь сам выбираешь мир, в котором ты живёшь, а, значит... Эх... Это значит, что все ожидания превращаются в реальность. В итоге на педсовете все переругались, перекидывая проблемы с больных голов на здоровую, коей, почему-то, была признана лохматая башка Лешего. Что ж, порой даже самые светлые чувства приобретают весьма странное проявление.
Сейчас глава всех мартовских котов микрорайона мешком лежал на диване и пытался провести от сознания до мышц простую мысль: надо встать и сходить помыться. Реагировали только пальцы рук, в очередной раз нажимающие на кнопку пульта.
Мастер! Жизней!
Твои Небеса!
Мастер! Жизней!
Творит Чудеса!
В Небе!
В Небе!
А мы на земле...
Мастер...
Солнце во мгле!..
Леш с трудом повернул голову на звук: по местному ТВ-каналу шла трансляция рок-фестиваля. Длинный парень мощно рычал в микрофон, не забывая при этом исправно трясти густым чёрным хаером. С ним резко контрастировал невысокий рыжий гитарист, остервенело рвущий струны на ярком, в тон волос, "Fender`e". "Ему б дыхание правильно поставить, а то, вон как задыхается на переходах...да и верха подтянуть не мешало бы", — лениво подумал он про вокалиста и снова сфокусировал глаза на экране. Там было соло. На бас-гитаре.
Невысокая, мускулистая девушка лихо перебирала пальцами по струнам, периодически вздрагивая и напрягаясь, как будто занималась любовью, а не выступала перед полуторатысячной аудиторией. Лешак мучительно ухмыльнулся: ну и сравнения у тебя, брат! Не-ет, те пол-литра пива явно были лишними... И тут же стал оправдываться перед собой: ну что, если она бас держит, как... Ч-чёрт! Перегибаешь! Уйми фантазию!!!
Как назло, в пульте сели батарейки, а вставать было лень...и больно.
В этот момент девушка развернулась к камере боком, сильно прогнулась в талии, откинувшись назад, отчего длинные волосы мазнули по сцене, и заложила крутой пассаж, ловко обыгрывая что-то из "Deep Purple". Недоумённый взгляд гитариста показал, что это не планировалось, но парень не растерялся и подхватил тему.
Леш уже не отрывал взгляд от экрана.
Правая рука гитаристки была почти полностью скрыта татуировкой из переплетающихся острых линий, от плеча до пальцев бежали чёрные дорожки, складываясь в зловещую паутину. Лешу понравилось. Его всегда заводили татуировки на женском теле.
А к басистке присоединились остальные музыканты. Вместе они начали играть нечто зубодробительное и скоростное, отчего линии на руке ожили и повели свой собственный танец. Леший был словно загипнотизирован их волнообразными движениями, рождающимися, казалось, не от банальных сокращений мышц, а... Он не смог бы подобрать адекватного сравнения и в более трезвом виде, не то что сейчас.
Пиво попросилось выйти. Леший со стоном перекатился на бок, сел. Уже почти оторвался от дивана.
Пусть даже ехать долго.
Пусть долго уезжать.
Но я не вижу смысла оставаться...
А, оглянувшись, вижу лишь врагов.
Их — рать...
Возьми же в руки лук,
Нам надо отстреляться...
Упал обратно и замер. Девушка стояла у микрофона и, чуть хриплым, довольно низким голосом, пела. И музыка была другая, медленная. И от танца её татуировок ничего не осталось, так, дым. Невнятное воспоминание.
