Срыв

Её крик привлёк внимание проходившей мимо класса "биологички". Она вошла в класс и увидела Апарыша.

Апарыш продолжал попытки поцеловать девушку. Но та упорно не давала ему этого сделать, и так мотала головой, что случайно разбила Апарышу нос.

— Что такое? — еле слышно сказала "биологичка", но Апарыш её не видел.

Из его носа показалась кровь, а глаза заполнили слёзы. От дёрганий девушки и её криков Апарыш разозлился и харкнул в её лицо.

— Апаршиков! — закричала "биологичка" и направилась к нему большими шагами, тяжело дыша.

Девушка тем временем осела на пол, закрыла лицо руками и зарыдала.

— Ты... что делаешь, дрянь?! — задыхаясь кричала на Апарыша "биологичка".

Она подошла к нему и начала хлестать его ладонью по голове. Но Апарыш только немного смущенно лыбился, с лёгкостью защищаясь от её слабых ударов.

Поступок Апарыша шокировал всех, кто находился в тот момент в классе. Все молчали, наблюдая за "биологичкой" и Апарышем.

Осознав свою беспомощность перед Апарышем, "биологичка" сама заплакала.

— Пошёл вон! Ублюдок! — кричала он на удаляющегося Апарыша.

"Биологичка" подняла ревущую девушку и повела к выходу из кабинета.

Андрей случайно взглянул на одного из своих одноклассников. Тот был "правильным мальчиком", хорошо учился и постоянно за глаза оскорблял всех, кто учился лучше него. Андрей не имел с ним никаких отношений. По крайней мере, дружбы между ними не было, хотя они и учились вместе с пятого класса.

Андрей увидел, что он сидит и с довольной усмешкой смотрит на плачущую девушку. Андрей это настолько взбесило, что он, не стесняясь уходящей "биологички", зарычал на него:

— Э! Слышь!

Тот повернулся.

— Хули лыбишься, уёбок?! Отвернись на хуй, пока по еблу не получил!

После этого случая Андрей больше не играл.

— Андрей, будешь играть? — спрашивали его.

— Нет.

— А чё?!

— Слышь, Апарыш, — обращался он к Апарышу, — У тебя есть девушка?

— На хуй мне девушка, если есть бляди?!

— ...Так вот, если бы она была моей девушкой, то я бы порезал твой хер на мелкие кусочки и кормил бы ими тебя, пока ты бы не начал блевать, — говорил Андрей тихим голосом и с угрозой, — Я проучился с ней вместе десять лет!..

— Чё ты напрягаешься!? — отвечал Апарыш.

— Закрой рот, паскуда!

На следующий день Апарыша вызвала к себе директриса. "Биологичка" написала на него "докладную", в которой требовала его исключения из школы.

— Ну, чё? Залечил её? — спрашивали у него, когда он вернулся.

— Да овца она! Короче, говорит, либо извиняйся публично, либо выгонит из школы, ёбаны.

— А она не имеет права! А чё ты сказал ей?

— Да нагнал всякой шняги, типа, она мне случайно нос разбила, а я её просто попугать хотел кровью.

— И чё, она повелась?

— Ну, овца.

"Точно овца" — мысленно согласился с ним Андрей, — "Мало того, что её публично унизили, так теперь это надо ещё и всему классу показать, чтобы все узнали и увидели собственными глазами. Она должна будет стоять перед всем классом и выслушивать жалкие извинения Апарыша, в которых не будет никакой правды. А что она должна делать потом? Всенародно простить его? Может быть, на шею ему броситься? Или не простить и показать этим, что её действительно оскорбили очень сильно. Блядь, ну и овца же эта директриса! Может пойти и тоже плюнуть ей в рожу, а потом просто извиниться? Интересно, хватит ли ей моих извинений?"

Апарыш извинялся так, будто читал заученный им стишок и при этом едва заметно лыбился. Андрей смотрел на девушку и ему было её просто жалко. Она сидела, закрыв лицо руками, под взглядами всего класса. Пока Апарыш что-то ворчал под нос, она заплакала и выбежала из класса. Извинения Апарыша звучали как насмешка. Его глаза говорили: "Мне ничего не стоит плюнуть тебе в рожу ещё раз и унизить, а потом просто извиниться, сказав пару пустых слов".

Директриса при этом имела такой вид, будто свершила великое и справедливое правосудие.

"Корова ты толстожопая" — думал о ней Андрей.

— Слышь Апарыш, — сказал он после всего этого, — Давай стены в "Гестапо" распишем, типа, "Директриса — пизда кровавая".

Андрей надеялся на то, что Апарыш подумает, что он хочет отомстить директрисе за то, что Апарышу пришлось извиняться, и ему идея понравится. Но на самом деле Андрей просто хотел сказать директрисе то, что он о ней думал, и ему нужны были помощники.

— Как распишем?

— Из баллончика.

— О! Нихуя! Давай! Он у тебя есть?

— Купим.

Через пару дней достали баллончик с чёрной краской.

— Надо перекрыть все выходы, пока я писать буду, — сказал Андрей, — Апарыш, ты сторожи главный вход, Киря — коридор слева. Апарыш! Напряги Пашу, пусть он коридор слева пасёт.

— Слы, Паша, — говорил Паше Апарыш, — Мы хотим про корову директрису чё-нибудь написать. Надо человека для прикрытия.

— А чё писать-то?

— Ну, чё-нибудь типа "Директриса — пизда кровавая". Андрюха напишет.

— Да ну на хуй, — засомневался Паша, — Потом разборки начнутся, будут искать, кто писал. Ещё ментов позовут. Допросы, вся хуйня...

— Да каких ментов?! Прикинь мент заходит в школу, а на стене, бля, "Директриса — пизда", ёбана в рот! — Апарыш заржал.

Паша тоже заржал, а потом задумался.

— Так она ж на тебя подумает! Она ж тебя напрягала.

— Бля, точно, — согласился Апарыш, — Ну, ты будешь?

— Ну.

В конце концов, решили, что должно быть четыре человека из разных классов, чтобы никого не заподозрили. Киря решил ради такого дела вообще не ходить на уроки, чтобы подумали, что его не было целый день.

Вместо Апарыша взяли Малого из девятого класса.

— Смотри, ёбаны, кроме тебя никто не знает! Так что если нас вычислят, тебе пиздец, — объяснял ему Апарыш.

Дождавшись начала урока, все попросились выйти и заняли свои места в коридорах. Андрей достал баллончик. Вокруг никого не было — можно бы писать.

"Зачем я это делаю?" — мелькнула у Андрея мысль, — "Я, бля, рискую из школы вылететь... Да похуй! Извенюсь, если чё".

Потом он вспомнил мать. Он не хотел, чтобы его поймали за этим занятием и потом разбирались с родителями.

"Мама, прости" — подумал Андрей и взболтал баллончик.

Из него вырвалась шипящая струйка, оставляя след на стене. Как можно быстрее Андрей выводил большие буквы, оглядываясь по сторонам. Вокруг никого не было, пацаны молчали, вытягивая шеи во все стороны.

Андрей уже написал "Директриса — пизда кровава" и торопился закончить, как вдруг из-за угла кто-то вышел.

Андрей метнулся в противоположную сторону, пацаны в коридорах тоже.

"Блядь, про сортиры забыли!" — мелькнула у Андрея мысль, — "Всё пиздец!"

Он остановился и увидел, что из туалета вышел физрук с чайником. Мысли Андрея проносились одна за другой:

"Уебать ему? Пригрозить? Уговорить? Объяснить?"

Физрук подошёл к Андрею. Андрей молчал, держа в руках баллончик, и ожидал реакции физрука.

Физрук прочитал надпись и огляделся по сторонам. Из-за углов выглядывали рожи пацанов.

Физрук сжал кулак и вытянул большой палец вверх.

— Во! — шепнул он, — Допиши! — и указал на надпись.

Андрей усмехнулся и дописал в конце букву "я". Физрук удалился, что-то ворча себе под нос. После того случая, когда кто-то наложил кучу в раздевалке, в то время, как физрук сидел в своём кабинетике пьяный, директриса хотела его уволить и только в последний момент передумала, объявив ему строгий выговор.

После этого случая физрук стал "своим человеком".

Вопреки ожиданиям ни милиции, ни громких скандалов не было. Надпись закрасили в тот же вечер. Но каждого из пацанов вызывала директриса и допрашивала.

— Ты зачем отпрашивался выйти? — спрашивала она.

— В туалет, — отвечали все.

— Это ты написал?

— Что? — отвечали все, перегибая палку, ведь надпись видела вся школа.

— Надпись!

Когда она спросила это у Андрея, его так и подмывало сказать ей: "Какую надпись? "Директриса — пизда кровавая, которая о своей пизде печётся сильнее, чем об учениках?"

— Нет, не я, — отвечал он.

— А кто?! — кричала директриса.

— Не знаю, но я видел, как кто-то ходит по коридору школы.

— Кто ходит?

— Я его не знаю.

На этом всё и заканчивалось.

После этого директриса провела в школе ряд "родительских собраний" по поводу введения охраны в школе.

"Вот корова!" — думал о ней Андрей, — "Ни изнасилование, ни куча говна в раздевалке, ни наши игры дебильные, ни драки, ни грабежи учеников не заставили её подумать об охране в школе! А когда дело дошло до её пизды коровьей, так она, сука, зашевелилась!"

Начав перебирать в памяти все жестокие эпизоды своей школьной жизни, Андрей вспомнил и одно доведение до самоубийства.

Это произошло, когда он был в восьмом классе. В параллельном классе учился парень, который однажды узнал, что для своих родителей он приёмный. На следующий день он был в подавленном настроении. Его одноклассники и другая школьная шпана увидели это и решили над ним пошутить, развеселить. Они забрали у него шапку и кидали её друг другу, дразня его.

Побегав с минуту за своей шапкой, он пошёл домой без неё.

— Э! Ты чё, обиделся? — кричали ему во след и ржали.

На следующий день он повесился в подвале собственного дома.

Андрей не имел к этому случаю никакого отношения. Он даже узнал об этом от своих одноклассниц, а не от друзей, которые возможно имели к этому самое прямое отношение.

Тогда было не ясно, что именно послужило причиной самоубийства. Возможно, если бы не такое отношение в школе, то он остался бы жить. Тогда Андрей ещё не знал, что тот парень был приёмный, поэтому он думал, что причиной всему было только скотское отношение в школе.

В то время была поздняя осень. На улице было тускло, сыро и холодно. Землю покрывал тонкий слой снега с черными островками. Такая погода стала ассоциироваться у Андрея с самоубийством.

"Во и всё... вот и кончился солнечный бег... На манжеты ложится белой запонкой снег... превращаясь в бриллианты в ночном фонаре... Как богата ты осень... как добра ты ко мне...

Как ты правильна, смерть... как ты правильна, боль... Ты для каждого видишь... его главную роль... Ты как штемпель судьбы... на последнем конверте... С тобой очень приятно... думать... о смерти..."

На похороны Андрей не пошёл. Но видел из далека того пацана, лежащего в чёрном гробу, видел людей, шедших за ним, видел его мать. Ему было настолько жалко его самого и его родных, что он однажды даже плакал, думая о нём. Он думал о том, что на его месте мог бы быть он сам. Он думал об этом и шептал:

— Мама, прости.

К тому времени, как он узнал о том, что тот парень был приёмный, у Андрея уже сложилось особое мнение о приёмных детях и их поведении.

Очень часто он наблюдал по телевизору такие диалоги:

— Вы меня всю жизнь обманывали! Вы испортили мне всю жизнь! Что мне теперь делать?!

— Сынок, мы же тебя любили...

— Я вам не сынок!!! Я вас ненавижу!

— Мы хотели тебе сказать, но не знали, когда...

— Вы мне врали! Я уйду от вас! Я найду своих настоящих родителей!

— Иди ищи! — со злостью говорил Андрей в телевизор, — Мудак. Каждый выпердыш блядский почему-то думает, что его насильно оторвали от груди принцессы голубых кровей. Да паскуда ты, блядь! Жизнь тебе испортили, говнюк?! Теперь ты, мудак, будешь винить этих людей во всех своих неудачах и бедах, начиная от прыща на носу? Что, сука, нашёл повод всё свалить с больной головы на здоровую? Иди, падла, ищи свою мамочку. Наверное, она по тебе очень скучает, торгуя своей грязной пиздой на каком-нибудь вокзале. Наверное, она тебя вспоминает, выблядок, когда уёбывает твоих братишек и систрёнок очередным абортом! Наверное, она так мечтала о твоём появлении на этот свет, сука, когда раздвигала ноги под каким-нибудь уродом, стесняясь сказать "нет", потому что боялась, что над ней будут смеяться её одноклассницы, которые "уже это попробовали"!!! Иди ищи её, пусть она исправит твою испорченную жизнь, сука, сидишь пиздишь тут!

Эти люди — полная противоположность тебе, выблядку и твоей мамаше. Они взяли тебя, они специально взяли тебя, никому не нужный, маленький кусочек говна, чтобы любить тебя, суку. Они тебя любили, гнида, и любят. Ты думаешь, что они взяли тебя, чтобы сделать своим рабом? Чтобы испортить твою счастливую жизнь? Хуй на!!! Они любили тебя, тупой ты кусок говна. Это не они виноваты в твоих бедах. Это воняют твои гены! Они воняли всегда, но ты не знал почему. А теперь ты знаешь и обвиняешь тех, кто тебя любит, говна кусок.

Неожиданно для себя Андрей вспомнил глаза сестры своего друга.

Это было весной восьмого класса. Андрей и два его друга любили проводить время на крыше своего девятиэтажного дома. Там они курили и слушали музыку, иногда выпивали. Но самым любимым развлечением для них было дразнить девочек страхом за них. Они приглашали знакомых девочек на крышу и показывали им свою смелость, свешивая тело с крыши дома, держась руками за карниз.

Им было очень страшно, но этот страх исчезал, когда они видели ещё больший страх в глазах своих подружек. Им было приятно видеть, как они смотрят на них, как они за них боятся. Для пацанов это было подтверждением собственной значимости в своих глазах и в глазах девочек.

— Андрюша, не надо! — умоляли девочки Андрея, когда его тело свисало с крыши.

Андрею было приятно, что за него так беспокоятся. Девочки действительно за них боялись. Они боялись настолько, что были готовы признаться пацанам в любви, лишь бы те залезли обратно на крышу.

— Вы что делаете, идиоты! — слышался иногда крик снизу.

— Саша-а, залезай! — упрашивали девочки одного из пацанов.

Но тот только упивался их страхом. Остальные пацаны усмехались, наблюдая за девочками. Никто не ожидал, что на крышу поднимется старшая сестра Саши. Она появилась внезапно.

— Саша! — крикнула она, — Ну-ка быстро залазь!

В её глазах был страх.

Саша увидел её и заторопился подняться. Его сестра сделала несколько шагов к нему.

— Саша!

В его глазах тоже мелькнул страх, который мгновенно превратился в ужас.

То, что было потом, Андрей до сих пор не может вспоминать.

Вокруг вдруг стало очень тихо. Сестра Саши осела на пол и оглядывала широко открытыми глазами окружающих, не произнося ни звука.

Маленький Андрей упал на колени перед взрослой сестрой Саши и прижал её голову к своей груди, закрывая ей уши. Он чувствовал и слышал только собственное сердцебиение и ощущал что-то в своих руках. Он даже не осознавал, что делает и зачем.

— Это вы виноваты, — услышал Андрей, хотя никто не произнёс ни слова.

На похороны Андрей не пошёл. Он просто не мог быть там.