Проклятье багровых снов

— Я и в самом деле не такая, — обижено буркнула Катька. — Готы они пропагандируют культ смерти, а я жизнь люблю. Мне неприятно, когда меня причисляют к этим....

— Да какая разница, Кать? — орал Гошка. По имени он девушку называл, только когда очень сильно злился. — Это неважно, меня интересует, что этот-то, — обличительный жест в сторону друга, — полез на глазах у всех бить твоим обидчикам морду. Значит, три года он мог решать эту проблему миром, а сейчас вдруг обозлился!

Ник недовольно потряс намоченным носовым платком, охлаждая его, и снова приложил к ноющему подбородку. Он и сам не мог объяснить, что это такое на него нашло, поэтому предпочитал сидеть и молчать, игнорируя Гошины вопросы.

— Никит, что-то случилось? — обеспокоенная Катька осторожно тронула за рукав, мигом забыв о своих проблемах. Она всегда прикасалась так — едва заметно, будто боялась испачкаться. Ник дернулся сбрасывая руку девушки, собственные мысли раздражали, и вообще хотелось уйти, но нельзя. Пропускать оставшиеся на сегодня две пары не стоит. А вся группа уже знает о его подвигах. И Златка, самое поганое, тоже знает. Хотя... Он же вел себя вполне ничего, геройски, прямо скажем, мачо. В конечном счете, набить морду этим наглым "юристам" хотелось давно. И перед Катькой он герой — вон как она на него смотрит. И Златка при геройстве присутствовала, а значит все не зря.

— Ник, посмотри, пожалуйста, на меня? — попросила Катька, присаживаясь на лавочку рядом с парнем. Ее холодная рука скользнула по щеке.

— Катён, ну, ты прям как вампир, — попытался за шуткой скрыть смущение Ник. — Бледная и руки ледяные. Да и с утра из дома выходишь редко, разве что в универ.

Девушка шутку не оценила, даже никак не отреагировала, и Никита надулся. Холодная Катькина рука упрямо развернула за подбородок лицо парня и девушка пристально уставилась в глаза.

— Ты себя как чувствуешь? — поинтересовалась Катя. — Ничего странного с тобой не произошло?

— Да, нет, Катён! Ты что, какие странности, все нормально! — "Ну уж нет, — думал Ник, фиг он при Гошке сознается, что после ночевки в пещере творится какая-то чертовщина. К тому же, все равно, это — лишь глупые совпадения".

— Точно, все хорошо? — не желала униматься настырная Катька. — Ты выглядишь... — девушка хотела добавить еще что-то, но осеклась, задумалась и фразу заканчивать не стала.

— Говорю же, все нормально, — еще раз закивал Никита. — Ну, разве что, простыл немного ночью и все. Но это — мелочи.

— А... — облегченно протянула девушка, — простыл... Тогда пойдемте на пару, а то звонок уже был, Боров и так ругаться будет. — Боровом звали Василия Степановича Доброва, который своей фамилии совершенно не соответствовал, а вот на борова был вполне похож.

Впрочем, на занятия опаздывали не они одни. С трудом удерживая равновесие на высоченных шпильках, по коридору семенила Злата. Она пыталась одновременно стащить с себя короткий розовый плащик, размотать легкий шифоновый шарф и запихнуть в сумку мобильный. В результате шарф полетел на пол, Златка кинулась его поднимать и уронила бы обязательно сумку, если бы подбежавший Никита не успел подхватить.

— Что ты как не аккуратно, солнце? — глупо улыбаясь, поинтересовался он.

— Опаздываю, — в щедро накрашенных златкиных глазах застыла паника. — Ребят, можно я с вами зайду, а? Я боюсь Василия Степановича, даже больше, чем пауков.

— Пойдем! — хохотнула Катька. Она иногда искренне хотела ненавидеть Златку, особенно, когда замечала щенячий восторг на лице Ника, но не могла. Злату не зря звали "солнцем", она такая и была веселая, светлая и добрая, только очень красивая. Последнее Катёну раздражало, но ведь сама-то Златка не виновата, что все парни, едва ее завидев, готовы были носить на руках.

— Бежим быстрее, — Злата отдышалась, забрала у Ника свою сумку и спряталась Гошке за спину, интуитивно догадавшись, что за его яркой, запоминающейся внешностью есть шанс остаться незамеченной. Катёна хмыкнула, к красоте и доброте Солнце была по-простому, по-житейски, умна, что доказывала сейчас, вцепившись в рукав олимпийки Игоря. И ведь не стала за Ника прятаться, даром, что тот почти на голову выше друга и готов прикрыть своим телом девушку от всех напастей. Впрочем, тут был еще один тонкий расчет. Златка не любила обнадеживать однокурсников. Она целенаправленно искала себе богатого мужа, и никто не сомневался, что обязательно найдет, а значит ни у Ника, ни у остальных мальчишек из группы шансов не было. Может именно поэтому, Катька не могла относиться к Златке плохо, она на Ника не претендовала. Пожалуй, одна из немногих, остальным парень нравился — высокий, спортивный, веселый...

— Катён? — голос "мальчика из мечты" звучал обижено. — Ну, ты что ушла в себя, всю пару так простоять собираешься? Пойдем уж!

Василий Степанович пообещал очень насыщенную сессию всей опоздавшей на первую лекцию компании и неприятным скрипучим голосом выплюнул четыре заковыристые темы для докладов каждому из "шибко умных". Как назло, у Ника несколько раз за пару звонил мобильник — это матушка соскучилась по любимому чаду. Один раз Никита сбросил, в другой — пришлось спешить в коридор под язвительные замечания Борова. Потом позвонила Светка — бывшая, отвечать, понятное дело, Ник не стал, но терпение Доброва закончилось, он все же разорался и как раз выдал темы этих злосчастных докладов.

Хотя, во всем этом был один существенный плюс — удалось набиться провожать Златку до общаги. Конечно, провожать — это громко сказано. Ник низко наврал, что ему нужно наведаться в главный корпус в библиотеку за материалом для доклада, и поэтому им по дороге. Это, безусловно, чушь полнейшая. Главным по докладам был гений интернета — Гошка. Он умудрялся за короткое время нарыть столько интересного материала, что все были довольны. И преподаватели, получавшие качественную работу, и Ник с Катеной, которым все это богатство досталось даром. Но Златка поверила без вопросов, и довольный, как слон, Никита даже уговорил девушку не ехать в душном автобусе, а пройтись пешком. Получилась вполне романтическая прогулка минут на сорок.

Но радоваться Ник начал рано, почти у самой общаги произошло сразу несколько событий, которые окончательно испортили парню настроение. Дорогу перед главным корпусом сделали недавно — буквально, в прошлом году и тут же по весне стали менять водопровод в общаге, разворотив весь новый асфальт. Теперь перед университетом всегда было грязно, и лужи после дождя держались дольше, чем где бы то ни было. Златка вырвалась немного вперед и заспешила по пешеходному переходу на другую сторону дороги. Темно-синяя гнилая восьмерка нарисовалась неожиданно и, с ног до головы обдав девушку и подоспевшего Ника грязью из лужи, так же неожиданно скрылась.

— Вот ведь! — Златка едва не плакала, в ее грустных голубых глазах застыло отчаяние. Девушка несколько раз вздохнула, стараясь не заплакать — такое количество туши слез точно не выдержит — хныкнула, — Мой плащ!

Розовый короткий плащик совсем потерял товарный вид. Грязная вода из лужи некрасивыми пятнами покрыла весь подол и веселыми крапинками отпечаталась на рукавах и воротнике. Ник сочувствующе уставился на девушку. Себя тоже было жалко. Чистые джинсы и олимпийка, одетые дома выглядели не лучшим образом. После всех этих приключений гардероб значительно поредел. Еще остались какие-то чистые штаны, но они были старыми и последними. Злость была такой сильной, что Никите пришлось сжать кулаки и несколько раз глубоко вздохнуть. Стоило неимоверных усилий удержаться и не кинуться с проклятиями вслед удаляющейся машине. Хорош бы он был в глазах Златки, если бы бросился догонять гнилую восьмерку, потрясая кулаками и матюгаясь на всю улицу.

— Ну вот, а я собиралась сходить с тобой в библиотеку, мне же тоже доклад писать, — удрученно выдохнула девушка, пытаясь отскоблить грязь от подола длинным ярко-розовым ногтем.

— Ну, ты иди переоденься, я подожду, — попытался Ник поймать за хвост стремительно ускользающую удачу, но Златка отрицательно покачала головой.

— Не, Никит! Какая теперь библиотека, мне плащ спасать нужно, если сейчас не застирать, то все! — девушка махнула рукой. — А я, знаешь, сколько денжищь за него отдала! У-у-у, сколько! Но ты иди, хотя.... — Златка покосилась на грязные Никитины штаны. — И ты лучше не ходи. Куда ты такой чумазый в библиотеку попрешься? Уж найдет вам чего-нибудь Гошка в интернете. А я ближе к вечеру сбегаю.

Златка упорхнула, а Ник, выругавшись, потащился на автобусную остановку, твердо решив ехать домой и до завтра никуда больше не выходить. Раз день не задался, лучше ничего и не предпринимать. Нужно тихо забиться в свою норку и переждать неожиданно нахлынувшую невезуху.

Хорошо хоть в центр города, где жил Ник, можно было добраться на любом автобусе. Парень мог поспорить, что в ином случае при сегодняшнем патологическом невезении нужного автобуса пришлось бы ждать до вечера. А так парень забился на свободное сидение к окну и довольно закрыл глаза. Ехать, конечно, недалеко, минут 15-20, но почему бы не воспользоваться случаем и не вздремнуть? Не в окно же таращиться? За три года учебы, все красоты маленького города, молодой человек успел изучить.

Сон моментально затянул в знакомый тоннель с мягкими стенками. На этот раз полет продолжался недолго. Буквально через несколько мгновений Никиту ослепила вспышка яркого света. Перед глазами заплясали искры, которые как детали пазла сложились в пламя костра. В ноздри пробрался аромат дыма, смешавшийся с запахом луговых трав и конского пота. Видимая картинка ограничивалась небольшим, освещенным костром пространством, а вокруг вился, закручиваясь в замысловатые спирали багровый дым. Люди, сидящие у костра, казались плывущими на маленьком плотике по бескрайнему кроваво-серому океану. Двоих он узнал сразу: высокий старик, опираясь на посох, угрюмо смотрел на огонь, а молодой воин, который так буйно вел себя в утреннем сне, сидел рядом и сосредоточенно протирал тряпкой небольшой странный топорик, лезвие которого украшенное замысловатым орнаментом, отражало сполохи костра. "Тенгир" — вспомнил Ник имя воина. Ничего угрожающего в этом сне не было, но парня охватило неприятное ощущение. Липкий страх прополз по позвоночнику, как в самых страшных кошмарах, когда ноги становятся ватными, а руки холодеют и дрожат. Сердце ледяным комком застряло в горле, когда Никита почувствовал, что его, как рыбу на леске, неудержимо тянет к Тенгиру. "Опять! Что за сон такой странный!" Накатившая, было, паника сменилась любопытством, неудержимо захотелось снова увидеть мир глазами средневекового воина. Ник перестал сопротивляться, и через секунду его охватило знакомое неприятное чувство прикосновения к мертвецу, которое, впрочем, быстро удалось загнать куда-то вглубь.

Мир сразу стал ярче и сочнее, как будто неведомый художник добавил красок в свою палитру. Багровый туман исчез, растворившись в бархатной темноте ночи. Несколько весело потрескивающих костров напоминали оранжево-желтые тюльпаны, цветущие в бескрайнем черном пространстве. Золотые искры взлетали в небо и превращались в звезды. Никита никогда не видел таких блестящих и крупных, похожих на пуговицы, звезд.

Потрескивали горящие в костре ветки, тихо всхрапывали невидимые в темноте кони, а от соседнего костра доносились звуки струн незнакомого музыкального инструмента и приглушенная песня. Слов слышно не было, но по взрывам хохота становилось ясно, что поют что-то веселое. "Опять Зарип новую песню сочинил", — мелькнуло в голове. Захотелось пойти, послушать, но не годится вождю и хану сидеть за одним костром с простыми воинами. Ник с удивлением понял, что мысль эта не его, а Тенгира, в душе которого уже не было той обиды и ярости, что запомнились с прошлого сна, спокойствия, впрочем, тоже не было. Какое уж тут спокойствие, если в одночасье оставлено все, что было родным и привычным, если теперь на его плечи легла ответственность за судьбы доверившихся ему воинов, а каждая свершенная ошибка будет его ошибкой. И нет рядом старшего брата, за спину которого можно привычно спрятаться. Тревожно. Будущее одновременно манит и страшит, оно туманно и неясно, а Мерген вместо того, чтобы, как и положено провидцу, вопрошать богов, что-то бормочет о перекрестке путей и выборе.

— Тенгир, ты дырку протрешь на своем топоре. Или ты решил его отполировать для того, чтобы смотреться в него как модницы в бронзовые пластинки. Так здесь не перед кем красоту наводить. Все девки в Биляре остались. — Седоусый воин, сидевший напротив, лукаво прищурил левый глаз. Правый, закрытый черной повязкой, он потерял еще совсем молодым в схватке с хазарами. Ник почувствовал теплую волну даже не симпатии, а какой-то нежности, охватившую Тенгира. Крок, так звали воина, был его наставником, тем, кто не только учил владеть мечом и луком, но и лечил разбитые коленки, рассказывал страшные и смешные истории, которых знал великое множество. Такой человек роднее отца, ближе брата, вернее жены.

Никита прислушался к своим ощущениям. Ведь это он сидит сейчас у костра! Он чувствовал и тепло, и прохладный шелк металлического лезвия под рукой, и даже мелкий камушек в левом сапоге, который надо бы вытряхнуть, но — лень. И это с его губ сорвались слова:

— Ты же всегда учил меня ухаживать за своим оружием, Крок. Говорил, что воин, должен с оружием быть нежнее, чем с женщиной.

Только вот чувствовал себя при этом Никита даже не безвольной куклой, а призраком случайно попавшим в тело другого человека. Странно и жутковато.

— А сестра моя плакала, когда узнала, что ты уезжаешь. — Подал голос сидящий по другую сторону костра молодой парень. Его светлые с рыжим оттенком волосы, торчащие во все стороны как солома в растрепанной ветром скирде, выдавали северянина. В ответ на эти слова в голове Тенгира возник образ такой же светловолосой, сероглазой красавицы, веселой Ирмы. И брат, и сестра пошли в мать-мерянку и лицом, и добродушным характером. Сердце сжала боль разлуки и нехорошее предчувствие. Тенгир сердито отложил топорик, вытер руки о расшитые голенища мягких кожаных сапог и хмуро бросил:

— На то и баба, чтобы плакать. Поплачет и перестанет. Зачем такой девушке неудачник без имени. Я не хочу, чтобы она стыдилась меня, которого все зовут "брат хана". Я не хочу быть чьим-то братом, я хочу быть настоящим ханом. Вот стану им, тогда и вернусь за ней.

— Эх, зря ты так, — горестно вздохнул рыжий. — Она тебя не за имя любит.

— Ну, хватит ныть. Пусть бабы плачут, а мы — воины. Новоиспеченный хан, явно злился на себя за мелькнувшую в его душе тень сожаления. — Нечего тут вздыхать, да охать! Тебя, Сур, никто на аркане за мной не тащил!

Парень обиженно засопел и укоризненно заметил:

— Ты мне друг, разве мог я оставить тебя... Да и не о себе я говорю, а о сестре...

Воины замолчали, собираясь, видимо, спать. Тенгир поднял выпавшую из костра ветку и поворошил ей угли, сноп искр вырвался в ночное небо, костер недовольно затрещал и заплевался мелкими угольками. Один из них, сердито щелкнув, отскочил на руку хана. Ник мгновенно почувствовал боль, обожгло так, что захотелось потрясти рукой и попрыгать на одной ноге, дуя на обожженное место, но воин спокойно стряхнул посеревший уголек. "Супермен нашелся! Больно же. Рука-то у нас общая!" — возмутился Никита. Тенгир отстегнул от украшенного металлическими бляхами пояса загнутый меч в потертых ножнах и лег, положив под голову седло, чем вызвал у Ника новую волну возмущения: от седла непереносимо разило конским потом и сыромятной кожей. "Ну и саше! Как можно спать на такой "благоухающей" подушке, да еще жесткой как булыжник?" Узнать это парню так и не удалось, потому что молодой хан, похоже, спать раздумал и обратился к старику-жрецу: