Ролевик: Рыцарь

— И вам здравствовать! — густым басом ответил староста, с прищуром вглядываясь в их лица. — Кем будете? Откуда и куда странствуете? Тебя, добрый человек, я никогда прежде в наших краях не видал, а вот лик мальца — вроде, мне знаком...

— А то нет, — ответил Лукаш. — Сколько раз на мельницу заезжал, столько раз и виделись, господин староста.

— Вот те на, — изумился тот. — Лукаш, мельничук? И вправду похож. Прости, что сразу не признал. Ты завсегда мукой с ног до головы выбелен, а тут — умылся, приоделся... Каким ветром к нам занесло? Деда что ж одного оставил? Али беда какая-то приключилась?

— Да нет, хвала Создателю, господин Броун, все у нас хорошо. Деда здравствует, чего и вам желает. Упросил я его отпустить меня на пару седмиц, мир повидать...

— Дело доброе, — согласился староста. — Когда ж, как не в твои годы, на мир глядеть? А то совсем носа с мельницы не кажешь. Небось, и девку-то живую, за подол еще не держал... У вас же, окромя русалок в запруде, да наяд в лесу, длиннокосых и вовсе не водиться.

— Это завсегда успеется, штука не хитрая, — отмахнулся паренек.

— Тоже, верно... — староста заметил, что Лукашу не слишком пришлась по сердцу его шутка, и поспешил увести разговор в сторону. — А ты, добрый молодец, прости не пойму какого сословия будешь, кем парнишке и старому Мышате приходишься? — обратился ко мне.

— Игорь, наш давний знакомый, — поспешил ответить мельничук. — Гостил на мельнице. Теперь в путь собрался, и деда отпустил меня сопроводить его. Путешествовать вдвоем гораздо веселее.

— Да, приятный разговор заметно укорачивает дорогу, — охотно подтвердил староста. — Заночуете в деревне или торопитесь?

— Заночуем, заночуем, — засмеялся разбитной Лукаш, заметил разочарование на лице старосты и прибавил. — Деда особо просил меня поглядеть, сколько ж пирогов вы за один присест съедаете. А то, говорит, в селе пара домишек, а зерно опупенцы, на помол, почитай каждую седмицу несколькими телегами везут. Куда только мука девается?

От произнесенных хлопцем, как бы в шутку, слов староста скривился так, словно гнилое яблоко надкусил. Но ответил степенно и вполне искренне.

— За ужином и поглядите. А пока, прошу ко мне в сад. Там прохладнее будет... Передохнёте с дороги, умоетесь... Слегка перекусите. Разносолов не обещаю — гостей не ждали, жена с дочерьми в огороде весь день... Но, краюха хлеба и кусок буженины найдется. А там — и женщины вернутся, вареники затеют. Пить захотите — взвар есть. Воду из колодца лучше не берите, а то животами с непривычки маяться станете. Чтоб с ней свыкнуться — не меньше месяца у нас пожить надо. Да и то — не каждому... Иной страдалец так изведется, что смотреть больно. Ну, да тебе, Лукаш, сие ведомо и, если что, товарищу подскажешь... Прошу, за мной... — указал он рукой на утоптанную стежку, ведущую вокруг дома на задворки. — Утолите только мое любопытство в одном вопросе, если можно?

— Спрашивай.

— Отчего, Игорь, ты саблю поцепил, по обычаям скоморохов? Или в Кара-Кермене теперь так принято?

— От того и поцепил, — ответил я быстрее, чем Лукаш собрался с мыслями. — Что я скоморох и есть. Вернее — кулачный боец. А кунтуш харцызкий, это мой последний выигрыш. У хозяина денег не было, а поверить, что я его искуснее, воин не хотел. Вот и поставил в заклад свои вещи. Глупо было бы отказываться, верно? Одежка справная, долго послужит и стоит недешево.

— Угу, угу, — кивнул староста, в знак согласия, украдкой поглядывая на мои костяшки пальцев. — Вполне может быть. Харцызы, они такие... Если втемяшат себе что в голову, то идут до конца, даже если заведомо знают, что проиграют. Гордый и бесшабашный народ. При этом они свято уверены, что сильнее любого. И — хитрее.

Лукаш открыл рот, собираясь что-то сказать, но я ловко ткнул его локтем в бок, давая понять, что не стоит разочаровывать хозяина. Пускай себе думает, что он о чем-то догадался. Лишь бы не лез с дальнейшими расспросами и оставил их в покое.

Восприняв молчание гостей, как растерянность перед собственной проницательностью, и уверовав, что сумел прикоснуться к большой и важной харцызкой тайне, староста и в самом деле поутих, всячески демонстрируя загадочному незнакомцу, что умеет молчать и не совать нос в чужие секреты.

Но, уйти в сад им так и не удалось, — раздался топот лошадиных копыт и на деревенский майдан вынесся небольшой отряд легковооруженных королевских стражников. Старшой осадил коня прямо перед старостой и весело произнес:

— Вот и попались, птички! Как говориться: 'носил волк овец, понесли и волка!' Хо-хо-хо! Нам — награда, вам — батоги! Не ожидал от тебя, Броун!.. Не ожидал... А как божился, что даже в глаза живого харцыза не видывал.

— Окстись, Нечай, — не растерялся староста. — Где ты харцызов увидал? Лишку хватил, аль на солнцепеке перегрелся?

Услыхав столь дерзкую отповедь, десятник немного поубавил в тоне, но продолжил, поигрывая кутасами на гарде короткого кавалерийского меча:

— А вот эти два молодца, тогда кто такие? Они не из вашей деревни! И пришли не со стороны замка... Ну, изворачивайся, плут, если сможешь...

Староста подбоченился, собираясь рассмеяться стражнику в лицо, но потом сообразил, что не стоит наживать себе смертельного врага. А десятник, осмеянный перед всем отрядом, легко мог именно в такого превратиться. Поэтому, сбавил спесь и ответил степенно, даже чуть заискивающе.

— Совершенно верно, Нечай. Эти добрые люди не из нашего рода. Меньшой — внук мельника Мышаты, а второй — балаганный боец...

Уверенный голос старосты, был убедительнее любых слов, но вот так сразу признаться, что засада в очередной раз закончилась неудачей, десятник не мог.

— Угу, — фыркнул насмешливо. — А я — хранитель равновесия...

— Малец и в самом деле с лесной мельницы, десятник... — отозвался кто-то из стражников. — Не раз приходилось его там видеть. Всего, с ног до головы в муке... Когда с замка зерно на помол возили.

Несколько голосов вразнобой подтвердили слова своего товарища.

— А здоровяка этого тоже видали? — вскинулся Нечай. — Вот и молчите. Слышишь, ты, как тебя там?! Чем народ развлекаешь? Каково твое умение?

— Родители нарекли Игорем, — слегка поклонился я. — Я кулачный боец. Доказать?

— А то!.. — Нечай спрыгнул с коня, в предвкушении потехи, оживленно потирая руки. — Не каждый день такое развлечение найдешь. И дорого возьмешь за представление?

— Сколько у нас денег, Лукаш?

— Если выскрести все, то на большую серебряную наберется...

— Слышал, десятник? Вот такой заклад. Мой шеляг против твоего. Кто кого отдыхать уложит, того и серебро. Идет?

— Идет! — хлопнул ладонями Нечай.

— Вот и ладно, вот и славно, — засуетился опупенский староста, довольный, что досадное недоразумение разрешилось более-менее мирно. Все ж, неровен час, этот скоморох мог и в самом деле оказаться харцызким лазутчиком. А барон скор на расправу. Всей деревне батогов отсчитает и не поморщится. И тем, кому порты снимать, и тем — кому подол заворачивать... Ну, а уж о том, что для провинившейся деревушки оброк бы увеличил, это и к провидцу ходить не надо... — Вечерком и затеем представление. Когда все с поля воротятся. Пусть люди потешаться. А теперь — прошу всех в сад, откушать, чем Создатель благословил.

— Ох, и хитер же ты, господин Броун, — уже не так сурово промолвил десятник. — Норовишь за кусок хлеба бесплатное представление для всего Опупения устроить? Не на того напал... Добавишь бойцам от общества призовой кругляш, смотрите в свое удовольствие, а нет — так нечего рот разевать!

— Создатель с тобой, — вздохнул украдкой староста, который и в самом деле решил воспользоваться случаем. — И в мыслях ничего подобного не было. Конечно, победителю от деревни приз полагается. Вот только денег совсем нет, — сокрушенно развел руками. — Урожай еще в поле, скотинка мясо не нагуляла... Может, едой возьмете?

— Ладно, уговорил, горемыка ты наш, возьмем... — промолвил Нечай так уверенно, будто его противник уже валялся в пыли.

Но ссориться преждевременно нужды не было, поэтому я только скривил губы в снисходительной ухмылке и неторопливо зашагал в сад.

* * *

Детвора разнесла известие о представлении со скоростью достойной почтовых голубей, и еще задолго до сумерек деревня стала оживать. С полей и огородов в одиночку и целыми семьями потянулись люди. Даже пастухи перегнали стада на ближние пастбища и, оставив скот под присмотром собак, поспешили в деревню. Просторное поселение вдруг оказалось тесным и шумным. А невнятный гомон и гул с каждой минутой все увереннее превращался в стоголосый ор, усиливаемый всеми иными, обычными звуками сельской жизни...

Возбуждение, охватившее опупенцев, передалось и старосте. Доселе чинный и степенный староста постоянно потирал руки и не мог найти себе места. Он то подсаживался ко мне и, посидев немного молча, уходил к расположившимся чуть в сторонке королевским стражникам, но и с ними не решался заговорить.

— Не суетись, Броун, — насмешливо промолвил Нечай, после сытной еды впавший в некое добродушие, когда нервозность старосты стала уж слишком заметна. — Если считаешь, что пора начинать, то так и говори. Нашему поединщику все едино, когда скомороху скулу своротить. Верно, Давила?

Молодой стражник, крепкого телосложения и чуть живодерского вида, который его лицу придавала свороченная набок переносица и глубокий шрам на подбородке, лишь невнятно хмыкнул и пожал плечами.

— Нам тоже не досуг у вас засиживаться. Почитай целую седмицу в замке не были, выслеживая, перелетных птиц. Ха-ха-ха... Тем более, не с пустыми руками...

— Ты все еще думаешь, что Игорь харцызкий лазутчик? — удивился Броун.

— Скажу тебе по секрету, староста, — засмеялся Нечай. — Я, в отличие от тебя, в Академии Оплота не обучался, поэтому думать мне не по чину, а главное — без надобности. Для этого есть барон. Вот доставим скомороха в замок, а там пущай Владивой сам решает: кто харцыз, а кто — нет... Тем более, парни и сами в Дубров собирались. А по нынешним временам, путешествовать под охраной, куда надежнее. Верно, говорю?

— Где ж еще заработать, как не в городе? — пожал плечами я, все больше свыкаясь со своим новым, придуманным Мышатой, обличием.

— То-то же, — продолжил убежденный в своей правоте десятник. — Если сейчас достойно сумеешь показать свое умение, то в Дуброве от желающих померяться силой у тебя отбоя не будет. У барона, почитай, три сотни в отряде, да в ремесленной слободе тьма не ученого жизнью молодняка найдется. И каждый второй считает себя непревзойденным силачом и бойцом. Важно лишь достойную награду победителю объявить. Чтоб отсеять скучающих по дармовым развлечениям но, в то же время, не отпугнуть не слишком зажиточных. Думаю, если малый дукат на кон поставишь — не прогадаешь.

— Благодарю за совет, десятник... — ответил я вполне искренне. — Так и сделаю. А что, господин Броун, не пора ли и в самом деле начинать? Вечереет...

Так и не осмелившись задать, в присутствии Нечая, ни мне, ни Лукашу самого важного для себя вопроса, староста махнул рукой и промолвил.

— В сам раз. Жители уже собрались. Будет с чего вам дополнительный приз выделить. Можете начинать и... храни вас Спаситель.

— Да ты чего, Броун? — удивился десятник. — Забыл, что потешные бои запрещают душегубство? Тут не столько сила, как ловкость и умение важны. Да и мы ротозейничать не станем: вмиг бойцов разведем, если забудутся. Давай, иди на площадь, собирай деньги... Мы — следом. И раз уж наш гостеприимный староста так обеспокоился, напоминаю парни: любые удары, причиняющие увечья, будут считаться нарушением правил и соответственно наказываться! Во-первых, я тут же остановлю поединок и засчитаю победу пострадавшему, а во-вторых, провинившемуся прикажу отвесить полдюжины канчуков! Понятно? Повторять не надо?! Особенно это касается тебя, Давила! Проиграть мастеру не зазорно, но опозорить честь королевского стражника и потерять мои деньги из-за несдержанности — совсем иное... Мне это не понравится...

— Не ярись, десятник, все будет красиво... — прогудел Давила, неспешно снимая легкий тегиляй. — Я, небось, тоже не лыком шитый... Не впервой в потешном бою сходиться. И сам бит бывал, и другим спуску не давал.

Молодой ратник был хорошо развит физически и явно гордился своими грудными мышцами, поэтому, хоть правила того и не требовали, разделся до пояса целиком. Я решил последовать его примеру. Стыдиться собственного тела у меня тоже не было причины.

— Ну, что вольный ветер? — подмигнул заговорщицки Давила, уважительно взглянув на широкие плечи и мускулистые руки противника. — Пойдем, потешим честной народ брызгами слюны и соплей...

Вообще, стоило ответить на подначку, словесный поединок поощрялся, но мне вдруг стало скучно и как-то уныло. Словно взрослому, вынужденному принимать участие в детских забавах. Очевидно, не удалось утаить этого от наблюдательного взгляда Лукаша, потому что он сильно дернул меня за рукав и настойчиво зашептал:

— Слышь, Игорь!.. Я не знаю, какой из тебя боец, но если хороший, не вздумай победить стражника слишком явно!.. Осрамишь его — лишнего недруга наживешь, это раз... Опозоришь королевскую стражу — разозлишь десятника, а он и так на тебя коситься, это два... А самое главное: имей в виду: за короткий бой опупенцы не заплатят ни гроша. Этим людям не так часто удается поглазеть на что-либо более интересное, чем перебранка между соседками, и они хотят насладиться зрелищем сполна. Ты меня слышишь?!

— Да, — я сбросил с себя наваждение и широко улыбнулся парнишке. — Не волнуйся, Лукаш... Как заметил Давила — не впервой. Зрители останутся довольны.

* * *

Как только они показались на улице, непрерывно галдевшие бабы и детвора, вмиг примолкли, и от наступившей внезапно тишины, даже псы поджали хвосты и настороженно прижались к изгородям. Воспользовавшись моментом, староста громко провозгласил:

— В кулачной потехе сойдутся скоморох Игорь Ночной Ужас и королевский стражник Давила! Ночной Ужас в красных шароварах, Давила — в коричневых штанах. Следить за соблюдением правил будет десятник Нечай. Пока бойцы разминаются, кто желает поддержать скомороха, бросайте медяки в шапку... А те, кто за стражника — в шлем... И не жадничайте. Потеха, потехой, а увечья случаются. Так пусть бойцы знают, что не зря рискуют, а потому — покажут нам все свое умение. Главный приз победителю — два серебряных шеляга заклада и на шеляг серебром провизии от Опупения!

Если я и сомневался в том, что умею драться, то все колебания развеялись, как только я шагнул, вслед за старостой, десятником и Давилой, в образованный празднично разодетой толпой круг. Все это было мне знакомо: и утоптанная сапогами земля, и восторженные вопли зрителей, и восхищенные взгляды ребятни. Манящие улыбки девушек, чьи сочные губы обещали победителю сладкую награду, а проигравшему — утеху и забвение. Наверное, в прошлой жизни мне приходилось часто выходить на арену, если ее звуки и запахи, запомнились четче, нежели многое иное. Я скользнул взглядом по раскрасневшемуся личику молодой девушки, потом немного полюбовался ее задорно выступающей грудью и улыбнулся в ответ. Девица чуть растерялась, потом прыснула смехом и закрылась по брови, расцвеченным вышитыми лилиями, шелковым платком.