Рысь

Вечером Ритка приготовила мне потрясающий ужин. Мы ели при свечах, пили шампанское и с нетерпением ждали когда сольемся в экстазе. После второй бутылки сил сдерживать себя больше не оставалось, и мы бросились друг на друга как прожорливые голодные сойки. Бешеные потные движения, Риткины визги и судороги на пике страсти, влага рекой между ее ног, хлюпанье и мокрые удары тела. Потом огоньки наших сигарет в темноте, Ритка лежит у меня на плече и что-то нежно щебечет. Я смотрю в потолок. В отраженье огней с улицы на старой маминой люстре. Я выпускаю колечки дыма. И внутри у меня огромная черная дыра. Пустота.

Едва ненасытная Ритка задремала, я выбрался из-под ее чужого потного тела и пошел на кухню, по пути собрав использованные презервативы.

Как последний идиот, зная, что не усну после этого, принялся хлебать кофе. Впрочем, я бы и без кофе не уснул. Мне не хотелось возвращаться в постель, все мне там казалось скользким и неприятным. Даже сам я казался себе каким-то грязным. Как странно все вышло — оказалось, мне не нужно в постели теплое тело. Мне нужно теплое тело Рики.

Повинуясь внезапному дурному порыву, я взял мобильник и в первый раз в жизни набрал ее номер. С замиранием сердца, проклиная себя за это малодушие, слушал я длинные гулки. Мне казалось, что сейчас Рика стоит и непонимающе смотрит на высвечивающееся мое имя на своем телефоне. Потом она приняла вызов.

— Денис?

— Где ты? Я хочу приехать, — охрипшим голосом выдавил я.

— Сейчас? — Она растерялась. — Что-то случилось? Что с тобой? — Мне показалось, или в ее голосе послышалось участие? Не может быть, должно быть, я ошибся номером.

— Я прошу тебя! Мне просто надо тебя видеть...

Она долго молчала.

— Я не могу. Я приеду в понедельник.

— Нет! Рика, ты нужна мне! Сейчас, понимаешь?!

— Ты пьян? Денис, что случилось?

— Рика...

— Милый, я не могу..., — Милый?! Она сказала мне это?! У меня бешено заколотилось сердце. Хотя, казалось бы, бешеней уже и некуда было. Первое ласковое слово, которое я услышал от нее за эти три месяца! Надо же, как мало мне нужно, чтобы я был счастлив... Просто одуренно счастлив!

— Хорошо, я понимаю, прости, — задыхаясь, пробормотал я. — Но до понедельника я не могу ждать, слышишь? Завтра, Рика, я тебя увижу завтра?

Она снова помолчала.

— Завтра. — Наконец, будто на что-то решившись, сказала она. — Хорошо, я приеду вечером. Ненадолго. Я не смогу остаться, мама очень расстроится. Только ненадолго, ладно?

— Хорошо. — Обрадовался я. — Мне бы просто тебя увидеть.

Связь разорвалась и я поймал себя на том, что едва не сказал на прощанье "Я люблю тебя".

Следующие два дня в подвале я запомнил смутно. Меня заставили выпить стакан водки там, на допросе, должно быть, они подлили какую-то гадость туда, потому что мне все время хотелось спать. Я помню, что Рику тоже уводили, на удивление она вела себя покладисто. Впрочем, мне было наплевать на нее, на себя — на все. Наркотик совершенно парализовал мою волю. Я даже не заметил когда Рику вернули. Она не подходила ко мне и ничего не говорила. Сидела в своем углу все время и, кажется, дремала. Раза три за два дня нам приносили еду — какие-то лепешки и сыр. У меня не было аппетита, я пил только воду и снова проваливался в тяжелое забытье. На третий день я пришел в себя, почти уже мог соображать и жадно набросился на еду, которую нашел возле себя. Водой из пластиковой бутылки попытался умыться, но только размазал грязь.

Рики в подвале не было. На этот раз, очнувшийся окончательно от дурмана, я по-настоящему запаниковал. Что с ней могло произойти за то время пока я валялся тут?! Да что угодно! Я забрался по ступенькам к выходу и что есть силы начал колотить об крышку подвала. Минут через двадцать, когда я разодрал в кровь костяшки пальцев, крышка откинулась и меня за шиворот выволокли на свет божий. Я зажмурился, непривычный к яркому свету, а когда пришел в себя, увидел знакомого уже молодого горца с собакой.

— Шевелись, козел! — Рявкнул он и, рывком заставив меня подняться, застегнул на моих руках наручники. За цепочку от наручников потащил меня куда-то. Я едва перебирал ногами. Подвел к деревянному строению и затолкал внутрь. На голову мне из темноты полилась холодная вода.

— Мойся! — Приказал мой конвоир. — У тебя есть пять минут.

В помещении было не так уж темно, сквозь окошко под потолком пробивалось достаточно света. Я нашел кусок хозяйственного мыла на полке, стянул с себя грязную одежду и начал намыливаться. Зубы стучали как от озноба, но думаю, дело было не в холодной воде, а в остаточном действии наркотика. Пожалуй, эти гады собираются посадить меня на наркоту и это, должно быть, лучшее, что может со мной здесь произойти.

Через некоторое время горец вернулся и сунул мне в руку что-то вроде полотенца и ворох сухой одежды. Старые джинсы, рваную рубашку. Но они, по крайней мере, были чистые. Я оделся и вышел.

Горец снова потащил меня куда-то за цепочку. Собака, недобро поглядывая на меня, шагала рядом.

— Где моя жена? — Спросил я.

— Будешь без фокусов себя вести, ей будет хорошо. А будешь дурить — ее убью. Ясно?

— Где она?

И тут я увидел. Ее, Рику. Она сидела под яблоней, в деревянном шезлонге, таком, какие в советское время выдавали на пляже, на ней была соломенная шляпка незнакомое цветастое платье. Она читала книгу. До того, как появился я. Теперь же книга лежала перевернутой у нее на коленях, а сама Рика, свежая и вполне, кажется, довольная жизнью, холодным взглядом смотрела на меня. Я замер, как в ступоре, и моему конвоиру пришлось хорошенько меня дернуть, прежде я пошел за ним. Я еще долго оборачивался, надеясь, что Рика сделает мне какой-нибудь знак, но это была Рика. Ее взгляд был пустой и равнодушный.

— Эта женщина не для тебя. — Сказал парень, когда подвел меня к подвалу. — Она теперь моя женщина и будет моей. Но если ты будешь героя корчить, я ее убью, моя рука не дрогнет убить русскую суку. Пока ты будешь сидеть внизу там тихо и ждать когда тебя выкупят, я сделаю, чтобы ей было хорошо и у нее все было. Все от тебя зависит, понял?

— Я могу с ней поговорить? — Только и смог выдохнуть я.

— Это как я решу. Пока не знаю. Тебе с ней не о чем говорить. Не о чем говорить с моей женщиной, ясно?!

В воскресенье, вопреки своему обычаю, моя Рика приехала ко мне. Мне было немного стыдно за свой вчерашний порыв и тот сумбурный телефонный разговор, но пришло время объясниться и я решил сделать это во что бы то ни стало. Пришло время разрушить стену между нами.

Она, красивая как никогда, волшебной бабочкой впорхнула в мои объятья. Почему-то так сразу получилось — я распахнул дверь и вдруг оказалось, что я уже обнимаю ее. Даже не знаю кто сделал первое движение.

Прижимая ее к себе, я поцеловал ее в висок. Голова закружилась от знакомого запаха духов.

— Ральф Лорен Блю, — сказал я.

— Что? — Она удивленно посмотрела на меня. — Ты разбираешься в духах?

Ее глаза сияли. И улыбались. И искрились. Я никогда еще не видел у нее таких глаз. Что с ней случилось?!

— Знаешь как я провел сегодня день? Ты будешь смеяться... Не поверишь! Я бродил по парфюмерным лавочкам и искал твой запах. Нанюхался так, что уже ничего кроме спирта не различал. И когда мой нос совсем мне отказал, я впал в отчаяние — я же мог пропустить твои духи случайно! Представляешь, я даже не знал, что духов этих великое множество... И тогда я начал описывать твой запах консультантам. Мы целый симпозиум там устраивали! Так вот, там был парень один, в "Седьмом небе" консультант, я так удивился — в парфюмерном магазине консультант — парень! Хотя в этом есть смысл, верно? Кому еще может женщина доверить выбор духов как не мужчине. Так вот, он попросил меня описать в двух словах этот аромат, который я ищу. Я долго соображал и выбрал два слова в конце концов — "льдистый" и "теплый". Льдисто-теплый аромат. Забавно звучит, да? И он сразу нашел мне то, что я искал! Тут же пошел и принес голубой квадратный флакончик. И он, этот флакон, был полон тобой! Ральф Лорен Блю... я запомнил название. И купил. Хочешь, я подарю тебе его? Хотя я хотел себе оставить.

В ее глазах что-то блестело, в самых уголках.

— Зачем тебе это? — С улыбкой спросила она.

Я пожал плечами.

— Не знаю, Рик. Блажь. Я капнул на подушку пару капель из этого флакона и валялся сейчас до самого твоего прихода в постели. И мне казалось, что ты рядом. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, понимаешь?

Я потащил ее в комнату и толкнул в кресло. Сам сел напротив, на диван.

— Рик, мы странно вели себя. Мы всегда были вроде как немного чужими. Но мы так близко и тесно знакомы физически, что наверное пришло время и поговорить, ты согласна?

— Я не знаю, — прошептала она, пряча глаза. — Мне было так легче. Я не знаю как себя с тобой вести. То, что было тогда, в первый день нашего знакомства, то, как я разговаривала с тобой...

— Это уже не имеет значения.

— Но, Денис, это была я. Я — настоящая. И ты только однажды увидел меня настоящую, все время потом я была другая. Неправильная что ли... Не я, понимаешь? Даже сейчас — это не я.

— Ты все время притворялась?

— Нет, я бы не сказала, просто... я становлюсь другой рядом с тобой. Незнакомой для себя. Мне это... меня это тревожило, все время тревожило. Ты наверное не понимаешь?..

— Не понимаю, — признался я. Хотя наверное понимал. Ведь на самом деле мне самому не хотелось видеть настоящую Рику! Ту, с которой я познакомился, которая трепала меня по щеке и называла "щеночком". Поэтому я поддерживал все это время ее игру в молчанки и секс без обязательств, так сказать. Мы оба... играли в эту игру, только у нас были разные цели.

— Тогда просто выслушай меня сейчас, хорошо?

Я кивнул.

— После того, первого раза, первой ночи, которую мы провели с тобой, во мне что-то надломилось. Что-то было такое... когда на следующий день у меня случился провал с репортажем, когда мне было погано на душе, я почему-то поняла, что единственное место, где я спасусь от этого всего — это место рядом с тобой. Ну вот так и понеслось... Я так выматываюсь морально каждый день, что просто бездумно потом еду к тебе, как дрессированная... рефлекс собаки Павлова. Рядом с тобой с меня все слетает. Все напряжение. И мне почему-то хорошо и легко становится. Ну почти. Дело в том, что мне достаточно, просто находиться с тобой рядом. Не обязательно секс... Просто я выбирала секс, потому что я не могу с тобой общаться. У меня к тебе такое странное отношение, такие необычные эмоции рядом с тобой возникают, что я... я теряюсь от всего этого. Обычно я не теряюсь. С другими людьми. И для меня дико все это... что я в какую-то овцу превращаюсь. Не могу расслабиться. Я боюсь начать с тобой разговаривать, как со всеми, как тогда, в первый раз. Боюсь, что снова тебя обижу своей резкостью... я не хочу этого. А иначе... я кажется и не могу. Поэтому мне легче было в постели. Но это зашло слишком далеко. Почему-то я не могла насытиться. Мне нужно было снова и снова идти к тебе. Каждую ночь. Я подумала, что это просто физиологическая зависимость. Женщине нужен секс, а у меня его раньше было не так уж и много. Мне казалось унизительным... спать с мужчиной. Ну может я не так выразилась... Я редко подпускала к себе мужчин настолько близко. Иногда, когда мне нужен был секс, я могла позволить себе провести с кем-нибудь ночь. Потом мне было противно и стыдно. Я не хотела больше видеть этого человека. Поэтому я искала самцов не из своего круга общения. Где-нибудь в баре знакомилась. Прикидывалась пустой и глупой. А потом вычеркивала этого мужчину из своей жизни раз и навсегда. А с тобой — иначе. Даже не знаю почему, Денис. Что в тебе особенного? Ты стал для меня наркотиком. И вчера я решила проверить, понять, быть может, просто мне понравилось, что у меня есть постоянный секс, все дело в этом. В физиологии. Мне нужно было понять, проверить. Вчера я была с другим мужчиной... ты слушаешь меня? Когда ты позвонил, я лежала в чужой постели. Разговаривала с тобой, а рядом был другой. Ты слышишь, Денис? Ты понимаешь о чем я говорю?

Я смотрел на нее и любовался ее прекрасными новыми глазами. Что-то подсказывало мне, что это сияющее, влажное, живое, эмоциональное, нежно-женское в них... оно не сможет держаться долго. Ее глаза другие. И эти краткие секунды, когда они все-таки ТАКИЕ — я должен запомнить навсегда, запечатлеть в своем сердце. Потому что только ради меня они стали такими, эти глаза. И я единственный быть может человек на свете, который смог увидеть это чудо. Когда сталь превращается в росу и нежный бархат. Ты изменила мне, милая? Какие, право, мелочи. Я должен взорваться от ярости и задохнуться от ревности и обиды? Ах да, конечно! Но где же мне взять эти эмоции? Где же взять их, когда я счастлив... моя богиня заговорила со мной! И она так неистово любит меня, как оказалось, что даже боится этого! Боится, так же как и я боюсь своей любви к ней. Не верит, так же, как и я не верил... Не верила. Но сейчас она здесь, со мной. И рассказывает мне все это. И я знаю, что она чувствовала вчера, падая в объятия другого. Я знаю... Милая, я ЗНАЮ! И знание это убивает во мне малейшие ростки ревности и прочей банальной чепухи. Мы такие разные, милая, что просто обязаны были удостовериться, что это ЛЮБОВЬ. Мы не могли иначе. Зато теперь мы знаем точно.

— Ты молчишь? Почему ты молчишь? — Тихо спросила она.

— Мне так жаль, Рика... Если бы ты знала, как мне жаль....

— Но!... Я должна была разобраться, мне нужно было проверить! Денис, попробуй встать на мое место...

— Мне так жаль, что твои глаза не могут быть всегда таким. Ты станешь прежней, быть может через минуту, быть может завтра... и я снова буду довольствоваться только секундами нежности в темноте... Ри, какая ты разная! Какая же ты разная... И где настоящая ты? Я не знаю... Но эти твои глаза — если бы они всегда были такими как сейчас! Я бы мог сказать, что никогда в жизни не видел никого и ничего красивее.

— Что?! Денис, не говори так, я не могу это слышать. Я не умею это слышать! Не надо...

— Что в тебе за изъян, милая? Что-то в тебе не так. Эта сталь! Она просто ломает тебя. И меня кажется тоже. Что же это такое...

— О чем ты говоришь?

— Да я и сам не понимаю. Просто спасти бы тебя...

Я так и не сказал ей про Риточку. Зачем? В этом не было смысла. Она уже и так сказала за меня, за нас обоих. Глупо повторяться.

Из подвала меня переселили в комнатушку в доме. Невиданная роскошь — кровать с панцирной сеткой и пара наброшенных на нее старых одеял. Больше в комнатушке ничего не было, даже окон. Через пару часов нахождения в ней у меня началась форменная клаустрофобия. Как заведенный, я бродил по замкнутому пространству своей камеры и тихо сходил с ума. У меня было такое ощущение, будто меня заперли в гробу с лампочкой под потолком. И еще эта неизвестность с Рикой... Я не хотел даже думать, о том, что ее может связывать с нашим охранником. Хотя и так уже было ясно ЧТО их связывает. Но это было странно, так странно, что никак не хотело укладываться в моей голове. Рика не могла так поступить! Она слишком ненавидела этих черных из-за своего брата, чтобы, пусть даже ради спасения своей жизни, пусть даже ради осуществления какой-то своей хитрости, стать любовницей одного из них. Это же была Рика! Она никогда не изменяла своим принципам, не было ничего такого, что заставило бы ее пойти против себя! Но все-таки она пошла на это... Нет, я не мог понять почему это произошло. Я не ревновал и не бесился по этому поводу — Рику невозможно было ревновать, она все время внушала мне, пусть даже и не сознательно, что она высшее существо. Как можно ревновать высшее существо? Дурацкая затея. Больше меня беспокоило то, что я не могу понять ее мотива. Я готов был поклясться чем угодно, что она не стала бы спать с черным, даже зная, что таким образом она сможет усыпить его бдительность и отомстить за брата. ОНА БЫ НЕ СТАЛА! Унизить себя, чтобы потом взять реванш — это был не ее путь. Не этому ее учила с ранних лет ее больная на голову семейка. Рика Даренская должна была идти всегда с высоко поднятой головой, и если кто-то захотел бы пригнуть ее к земле, ему пришлось бы как минимум отрубить Рикину голову. Только однажды она пошла против себя — когда ждала меня каждый вечер на лестничной площадке. Но тот раз можно не считать, то была любовь — а любовь, как известно, непреодолимая стихия. Против нее нет приемов.