Иван сначала напрягся, а затем успокоился. Ему припомнилась передача на центральном телевидении. Там целительниц было, хоть женский батальон сколачивай. И каждая норовила тысячелистником СПИД лечить, чакры шомполом чистить, мочой молодость возвращать. Невинное коллективное помешательство. Главное — их услугами не пользоваться.

Но эта дамочка не производила впечатления фанатки уринотерапии. Она действительно знала травы и говорила об этом спокойно, как если бы утверждала, что умеет ходить. В ветхой избе висели многочисленные пучки трав. Они источали непередаваемый умиротворяющий аромат. Хотелось блаженно потянуться и уснуть. Иван встряхнулся:

— А ты чарами сна не владеешь?

— Нет, богатырь, не годна я на такую волшбу. Да и на что мне? Вон, травки заварю, будешь спать как убитый.

— Спасибо, не надо.

Ведунья накормила гостей постной кашей, приготовила приятный напиток наподобие чая. Братья посовещались и решили, что нельзя оставлять гостеприимство не отблагодарённым. Они подновили почти упавший забор, починили домашнюю утварь, залатали щели в двери. Иногда совесть одерживает верх над природной ленью.

— Я вот чего не пойму, — сказал Иван за ужином. — Ну, травница. А одна-то почему?

Женщина вздохнула:

— Да боятся мужики меня. Будто в других деревнях иначе к знахаркам относятся. Боятся, но обращаются. Хворей-то много. Знать, судьба у нас, лекарок, такая. Вот я, хоть и слаба на настоящее высокое колдовство, но чую над вами недобрый пригляд. И не порча, и не сглаз, ан всё равно ничего доброго печать сия не сулит.

«Понеслось, — с грустью подумал Старшой. — Сейчас примется амулеты втюхивать и платные сеансы магии устраивать».

Сержант ошибся, травница что-то долго прикидывала, потом покачала головой:

— Я не справлюсь. Вам было бы потребно наведаться к тянитолкаевской гадалке. Бабка Скипидарья от всего помогает. Сама не сладит, так пошлёт к правильному ведуну.

Дембеля вызнали у хозяйки дорогу в загадочный Тянитолкаев. Егор спросил имя травницы, но та отказалась его назвать, даже слегка обиделась. Потом объяснила, что знахаркам открываться людям не следует.

— А как же эта твоя Скипидарья? — удивился Иван.

— Ей можно. Она очень сильная. Мне ещё учиться и учиться.

— Слушай, а почему тут такой народ чудной? Ерунду городят, ведут себя странно...

— Давно дело было, деды ещё под стол пешком хаживали. — Взгляд знахарки затуманился. — Процветали мы, богатели. Стыдно сказать, нечестно торговали. Постоянно наши мужики изобретали всяческие магические способы подлой наживы. Вексель-мексель рисовать научились. Это такая бумажка, за которую деньги дают, а обратно уже не получают, потому что неправильно оформлена. Потом фучерез изладили. Фучерез — это когда шкуру неубитого медведя делят. Встречаются и спорят: «Фу, через месяц лес будет стоить на полтину меньше!» И там уж как договорятся. Потом стали продавать волшебные эмэмэмки. Дескать, приноси, народ, деньжата, а мы вам позже вернём сторицей. И потёк люд со всей округи. Всех на дармовщинку тянет. В общем, множество нечестивых ухваток напридумывали предки, пока не явился в деревню старик. Назвался Окоротом. Вот, сказал, обманутые складчики (ну, кто деньги в нашу деревню складывал) ко мне обратились за помощью. Сейчас, мол, я вас покараю. Мужики заржали, по бокам, в парчу одетым, себя захлопали, ногами в сафьяновых сапожках затопали. Где уж тебе, дескать. А старик руки в стороны развёл, и стало у него за спиной темно, как ночью. А затем сия ночь стала падать на наши Большие Хапуги. И стала великая тьма, а когда она рассеялась, не было на мужиках ни кафтанов парчовых, ни сапожек сафьяна, а на бабах ни платья персиянского, ни белья кружевного парижуйского. Стыд и срам, одним словом. Роскошные терема, на неправедные деньги выстроенные, обернулись ветхими лачугами. Кони породистые — ишаками горбатыми. А старик седобородый грозно изрёк: «Отныне лишаю вас хитроумия да изворотливости и дарую вам глупость несусветную!» Сказал и исчез. Вот почему у нас такой народ непутёвый.

— Ясненько, — пробормотал Иван. — Хотя... Ты-то почему при уме?

— А я не местная, — рассмеялась травница.

Хозяйка постелила близнецам на лавках. Она то и дело бросала на Старшого недвусмысленные взгляды, только он слишком вымотался за день и предпочёл не понимать намёков. А Егор травницу не интересовал. Непруха, как всегда.

— Слышь, брат! — прошептал Иван перед тем, как заснуть. — Ты оценил, какая тут идеальная тишина? И сейчас, и вообще, даже днём. Не то, что у нас дома или в батальоне. Аж ушам больно.

— Не знаю, — ответил младший. — Мне по фигу.

Утром братья-дембеля попрощались со знахаркой и двинулись на стольный град Тянитолкаев. Добрая травница не только дала близнецам овсяных лепёшек, но и отсыпала мелкой монеты. Как ни упирались Емельяновы, но деньги пришлось взять. Женщина благодарила за наведение порядка во дворе и доме, а также уверяла, что народ её труды без копейки не оставляет, сбережения девать некуда. В последнее верилось с трудом, но парням деньги не помешали бы.

Правда, мелочь, предложенная знахаркой, выглядела полным барахлом — монеты были неумело подделаны, кривы, а оттиски неразборчивы. Запасливый Старшой всё же взял.

Иван всё боялся, что начнутся дожди, и они с Егором в своих парадках попадут по полной программе. Но погодка выдалась не по-осеннему тёплой. Как на заказ.

В головах братьев царил отчаянный бардак. Старшой никак не мог смириться с количеством ненормальных явлений, с которыми столкнулся за истекшие сутки. Ефрейтор же недоумевал по поводу того, как это им удалось заплутать до такой степени, чтобы забрести в махровую глубинку.

Выводы Ивана были поинтереснее. Получалось, тут вовсе не Сибирь с Зауральем, а вообще неясно что. Задолье, язви его. Дышалось слаще, шагалось легче. Никаких следов настоящей, технической цивилизации.

— Ну, Егор, крепись, — сказал на привале Старшой. — Не представляю, каким образом, но мы с тобой попали в прошлое.

И Ваня изложил брату все свои доводы.

— Ну, что ты на это скажешь? — закончил он вопросом.

Ефрейтор насупил брови и выдал:

— Не люблю фантастику. И ты уж извини, братка, но в прошлом вороны не болтали, и мертвяки не дрались.

На том копания в сути происходящего и закончились.

А шлось действительно легко. Под ногами — укатанный тракт, по сторонам — зелёный хвойный лес. Егор принялся напевать глупые слова:

А я хочу, а я хочу опять

По крышам бегать, голубей гонять...

Иван представил слоноподобного брата бегущим по крыше и заржал.

— Ты чего? — спросил здоровяк.

— С ума схожу, наверное, — выкрутился Старшой.

— Ты это, крепись. А то я тебя, как того гипнотизёра. В дыню.

К вечеру дошли до Тянитолкаева. Узрев город, Иван отчётливо понял, что придётся внять бредовому совету травницы и шлёпать к гадалке Скипидарье. Дело в том, что Тянитолкаев словно сошёл с картинки из книжки о временах князей да бояр.

Город был окружён рвом и высокой стеной из ладно сложенных брёвен. Правда, при внимательном рассмотрении оказалось, что часть стены разобрана, и ров начинался там, где заканчивалась стена.

Братья вошли в Тянитолкаев через высокие ворота. Ни машин, ни проводов. Полнейшее средневековье. Похоже, версия Ивана о попадании в прошлое подтвердилась.

Народ здесь жил небогатый, лапотный. Вечерело, потому на улицах не было особо людно. Кстати, половина дорог была замощена камнем, а другая крыта досками. Логики в странном разделении не прослеживалось.

Среди деревянных домов изредка попадались каменные, а в центре Тянитолкаева, на возвышении, стоял белый дворец, где, очевидно, жил князь.

Охраны у городских ворот не было, поэтому дембеля стали прикидывать, к кому бы обратиться за советом. Например, где лучше переночевать.

Советчик нашёлся сам — к Ивану да Егору подскочил чумазый мальчонка лет восьми, худющий и юркий. Глазки восхищённо бегали от Старшого к ефрейтору, буквально пожирали красивую форму.

— Вы — прославленные витязи, дяденьки, — уверенно сказал парнишка.

— Ну, допустим, — согласился Иван.

— А меня Шарапкой кличут. Ежель надоть помочь, я завсегда.

Старшой внимательно оценил пацанёнка. Босяк. Если нанять, то выйдет почти задарма. Значит, Шарап. Имя ассоциировалось с английской фразой «Shut up» из американских фильмов. Мол, заткнись. А ещё вспомнился фильм «Место встречи изменить нельзя».

— Значится так, Шарапка, — по-жегловски начал Иван. — Покажешь, где тут можно переночевать, получишь копеечку. Отведёшь к бабке Скипидарье, дам ещё копейку. Согласен?

Пацанёнок запрыгал от радости:

— Да, да, в лучшем виде обеспечу! Пойдём, витязи!

— Я Иван, а это Егор. Обращайся к нам по именам, — проворчал Старшой.

Он решил, что витязями лучше не называться. Обычно тех, кто заявлял о своей крутизне, каждый норовит проверить. Зачем зря напрашиваться на драку?

Шарапка отвёл братьев-дембелей на постоялый двор, получил копеечку и упылил восвояси. Близнецы вполне сносно отужинали и переночевали, поутру к ним прибежал Шарапка, готовый сопроводить «витязей» хоть к Скипидарье, хоть к чёрту. Копеечка на дороге не валяется.

— Хоть знаешь, куда идти? — усмехнулся Старшой.

— Обижаешь, дяденька витязь Иван. Наша гадалка на весь мир славна. Ейный дом любой тянитолкаевский дурачок знает.

— Любой?

— Ага! — Гордость за ворожею так и распирала паренька.

Сержант хитро прищурился:

— А раз любой, то на фига тебе платить?

Шарап аж рот раскрыл:

— Как же ж это ж?.. Что же ж вы же ж?.. Я же ж...

— Тихо-тихо, не жужжи, пошутил я, — рассмеялся Старшой.

Паренёк чуть-чуть успокоился и даже нашёл аргументы:

— Между прочим, я могу привести самым коротким путём, а вы меня обижаете.

— Да, отстань от малого, братка, — встрял Егор.

Слегка перекусив, близнецы и Шарапка отправились к гадалке.

Люди с интересом рассматривали необычно разодетых дембелей. Кто-то на всякий случай здоровался, другие предпочитали уйти с дороги. В результате братья, ведомые мальчонкой, прогулялись по Тянитолкаеву, как важные персоны.

Обиталище Скипидарьи выглядело по всем правилам маркетинга. Хотите гадания? Будут вам гадания. Выкрашенные в чёрную краску стены, наглухо закрытые ставни с узорами на космические темы, необычной формы крыша, устремлённая в небо острым шпилем. Над входом висела доска, в которой были вырезаны две фигурки: юная дева, символизирующая жизнь, и старая карга с косой в руках, ясно кого олицетворяющая.

— Вот тут она и живёт, дяденьки витязи, — торжественно изрёк провожатый и раскрыл ладошку, дескать, извольте расплатиться.

Копеечка не заставила себя долго ждать.

— Подожди здесь. Вдруг понадобишься, — сказал Иван Шарапке.

Старшой протянул руку к шнурку колокольчика, но тут дверь приоткрылась сама собой. Из избы выбежала богатенькая девушка, нервно промокающая платочком пространство под носиком.

— В полночь... нагишом... натереться мелом... с веслом... в саду... «Ряженный мой, суженый, морячок контуженный...» Ой, перепутаю!.. — бормотала девица, удаляясь.

Егор сунул голову во мрак хаты и тут же гундосо заойкал:

— Пусти, мольно!.. Темя мы так за нос!.. Ой-ё! Не крути только мольше!..

— А чаво без спросу суёсся? — донёсся до Ивана бодрый голосок. — Позвонить в колоколец длань отсохла?

— Я не успе-е-ел!.. Прости...

— Бог простит... — вздохнул голосок. Стало заметно, что он пришепётывает.

Егор вывалился на улицу, потешно сев на задницу. Старшой поглядел на распухающий малиновый нос брата и покачал головой:

— Кормишь тебя, кормишь, а ты всё жрёшь и жрёшь... Зачем, спрашивается? Ум-то где? — и добавил громче: — Хозяюшка, можно к вам за советом обратиться?

— Отчего ж нельзя? Валяй!

На пороге возникла маленькая сухая бабулька в этаком цветастом цыганском наряде. Голова была повязана ярким платком, на шее болтались несколько килограммов всяческих бус и амулетов. Но внимание Ивана невольно сконцентрировалось на морщинистом остреньком лице. В этой изъеденной временем маске угадывались следы былой девичьей красы. Парень утонул в глазах. Большие, живые, карие, магнетические, они завораживали, заставляли забыть обо всём и потянуться навстречу... Навстречу...

Пока ошеломлённый Старшой поднимался на ноги, стараясь сбросить наваждение, старушка распахнула дверь шире. Гости протиснулись внутрь. В сенях располагались многочисленные полки с чучелами животных, банками, в которых что-то шевелилось, мешочками, пучками трав, черепами, бараньими лопатками, какой-то схемой, похожей на карту метрополитена столицы, и прочей магической шелухой.

Братья проследовали за Скипидарьей в горницу.

— Ну, так и чем опечалены, Иван да Егорий, сыны Василия? — полюбопытствовала гадалка, усаживая дембелей за круглый стол, покрытый зелёным сукном, и располагаясь напротив.

«Мы же не представлялись! Сильна...» — опешил Старшой и нарочно взял паузу, оглядывая комнату. Большая её часть скрывалась во тьме, так как дверь была прикрыта, а свечки, чадящей на столе, на всё помещение не хватало. Наглухо занавешенные окна не давали ни лучика света. Из мрака проступал зловещий комод и ужасающий диван. Комод украшали злые резные горгульи, а диван ужасал ветхостью.

На столе кроме свечи покоился хрустальный шар да валялись странные карты.

— Если вы знаете, кто мы, то наверняка представляете и суть нашего вопроса, — предположил Иван.

— Это так. Но слова просьбы должны быть сказаны пришедшим. А я могу всё! — И старушка зашпарила, как рекламный агент: — Лечу от всего, заражаю всем. Сглазы-порчи снимаю-надеваю. Карму подчищаю на астральном уровне и с корректировкою соответствующего документооборота. Приметы сказываю на любой случай...

— Бабушка!.. — попытался встрять Старшой.

— Не перебивай! Гадалка я или талисман моржовый? О чём я? А! Приметы! Если чешется левая ладонь, это к деньгам. Если еще и правая — к большим деньгам. А если при этом чешется еще и нос, то, может, пора помыться?.. Мужицкая: чем меньше женщину мы любим, тем больше тянет на мужчин... А вот тебе бесплатно очень полезная наука! Если со стола падает нож, в гости наведается тесть. Если падает старая перечница, то припрётся тёща...