| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В случае ядерной атаки Озёрск был в первой пятёрке целей... так что, как-нибудь и без марксизма вымрем — так мы думали. Да и не только мы, но и те, кто повыше. Иначе как объяснить тот факт, что в МИФИ-1 не было военной кафедры.
— Вы, пацаны, в третьей мировой войне дольше пятнадцати минут не проживёте. Какая вам ещё "военка"? Случись чего — будете спокойно сидеть в цехах и ждать прилёта ракет, — как-то заявил нам зав. кафедрой физики.
Между прочим, заведующий кафедрой марксизма-ленинизма был прекрасный умный и весёлый дядька Яровой. Без этой, знаете, искры фанатизма... и все его любили, и много где он нас прикрывал, и спасибо ему огромное за то, что с ним можно было тет-а-тет "антисоветские" сомнения и вопросы обсудить.
Ну, а философию мы все поголовно сдали, если я правильно помню. Проскочили, так сказать, в общем потоке.
И на этом марксизм-ленинизм наконец-то перестал мелькать в расписаниях и сказал нам:
— Ite. Messa est.
* * *
Работал на многострадальной кафедре физики некий человек по прозвищу Сталинский Красный Сокол в должности заведующего лабораторией. Ничего плохого Кот о нём не скажет, ибо сталкивался с ним редко... зато много и плодотворно общался с одним аспирантом, у которого крыша периодически съезжала набекрень.
Классически — в основном по поздней весне и ранней осени.
Ну, представьте себе: понедельник, вечер (глубокий, между прочим... 22-00...) Через полчаса Коту надо вытуривать из своей лаборатории студентов-вечерников, обесточить всё подряд, переодеться, сдать ключи на вахту и топать домой, благо, что в институте он парится с восьми часов утра. Идти Коту — не ближний свет — минут сорок. Итого, к полуночи, глядишь, и доберёшься...
Вдруг заходит кудрявый, слегка толстеющий Пётр и, блестя очками в тонкой позолоченной оправе, предлагает Коту выпить спирта... посидеть, так сказать, поболтать о том, о сём. О природе, погоде, фотонах-мезонах... башмаках и сургуче, королях и капусте... а также выплеснуть наболевшее об этом 'чудаке на букву 'М' и последней сволочи — непосредственном начальнике Петра товарище Красном Соколе.
Кот отнекивается, намекает на усталость, отмахивается лапами, ссылается на головную боль, особенно напирая на то, что через пару дней он должен сдавать госэкзамены по марксистско-ленинской философии... да и вставать Коту надо в шесть утра. В общем, совершает разнообразные увещевания, более приличествующие даме, которая ночью отбивается от домогательств воспылавшего супруга.
— Фигня всё это! — хладнокровно отвечает Пётр с высоты своего роста и достаёт из кармана захватанную руками бутылку и не менее мутный столовский стакан, к верхнему ободку которого присохли волокна абрикоса от обеденного компота. — Ленинизм — это тривиально. Вместе с марксизмом. Я тебе сейчас в два счёта всё объясню, и ты всё на "отлично" сдашь. Понял?!
Это самое "ПОНЯЛ?!" Пётр всегда произносил с таким напором и таким зверским тоном, что просто смертельно пугал несведущих собеседников. Кот не относит себя к числу существ с нервами — стальными канатами, поэтому он тоже вздрагивал и полагал себя на волю Божью... авось, как-нибудь обойдётся.
Пётр берёт листок бумаги и рисует на нём круг. Некоторое время он сосредоточенно смотрит на него и глубокомысленно говорит:
— Слушай, а что я буду корячиться — кандидатскую писать, время даром терять? Я думаю, мне надо творить сразу — докторскую... а через пару лет пойду баллотироваться в академики.
— Конечно-конечно! — преувеличенно горячо отвечает Кот, косясь взглядом на дверь.
— Ладно, я ректору об этом скажу... он же меня, как сына родного... Вот. Значит — смотри сюда, понял?!
И Пётр аккуратно, почти любовно делит круг пополам, глубокомысленно восклицая:
— Марсизм-ленинизм, это, блин, понимаешь...
Тут он надолго умолкает, глядя на чертёж.
Кот благоговейно помалкивает, стараясь потихоньку и незаметно переместиться к двери, не поворачиваясь к Петру спиной.
— Впрочем, всё это сущеглупие! — внезапно с жаром говорит Пётр и комкает листок. — Ты же умный мужик! Ты же всё это и без меня знаешь! И хрена ли я тут перед тобой распинаюсь?! Ты же меня за пояс заткнёшь, понял?! Как щенка!!! Как будто я сопляк какой-нибудь!!! В навоз просто втопчешь!!! И не жаль меня, не жаль!!!
Кот мысленно прощается с жизнью.
Лоб Петра блестит, очки сверкают...
На Котово счастье в дверь просовывается унылая студенческая голова и что-то мямлит ни на кого не глядя. Кот пятится, прижав лапы к груди и божась и клянясь чем попало, что вот, уже... пора... лучше завтра... и выпроваживает Петра из лаборатории.
"Началось! — думает он. — Теперь надо с Петей разговаривать поаккуратнее!"
А ещё бы не поаккуратнее, когда есть свежий пример! Давеча завлаб сделал Петру замечание, что им, дескать, — стена неровно заштукатурена.
Был такой страшный период в МИФИ, когда руками безответных (а совсем недавно и беззаботных) лаборантов рушили старые стены и возводили новые, — года два кувыркались мы со страшной силой. Слом стен и возведение новых, настил полов, установка щитов, опалубки-бетон-швеллеры, прокладка кабелей... перепланировка... не к ночи будь всё это помянуто!
Так вот, на сие замечание, Пётр внезапно, через всю аудиторию, с натугой мечет в голову завлаба тяжёлый слесарный молоток! Красный Сокол по-фронтовому падает на пол. Молоток до половины входит в сырую штукатурку. Завлаб по-пластунски сноровисто уползает из аудитории. Вдогонку ему несётся непристойная брань и громогласная фраза, ставшая в МИФИ крылатой:
— Если бы ты не был героем труда, я бы тебя ЗАДУШИЛ!
Ректор нашему Соколу сочувствует, дружески улыбается, даёт стакан "Боржоми", хлопает по рукаву, поправляет орденские планки на испачканном извёсткой пиджаке... и всё остаётся по-прежнему. Кадровый голод!
Думаю, пора наконец-то рассказать о том, как завлаб получил прозвище Красный Сталинский Сокол.
Дело в том, что в минуты душевного спокойствия и в отсутствии непокорного и смертоносного лаборанта-аспиранта, Сталинский Сокол очень любил рассказывать о том, как во время Великой Отечественной войны он служил пилотом фронтового штурмовика Ил-10. Хотя, будет справедливым упомянуть, что по возрасту быть им не мог в принципе. Да и Ил-10 в серию вышли только после войны. Ну, впрочем, это такая безобидная мания.
— И когда мы были под Будапештом, из штаба армии... нет, фронта... звонят — где наши красные соколы? Фашисты наступают! Жуков беспокоится! А у меня двигатель не заводится! Люди, солдаты гибнут, а я взлететь не могу! Одних бомб на борту полторы тонны — вот он, сталинский удар! А я — ни с места...
Народ хлопал ушами.
— И тогда я хватаю автомат и пригоняю к самолёту (эффектная пауза) пятьдесят мадьяр. И они натягивают резиновые жгуты. Я стою на тормозе, а они тянут... тянут, выбиваясь из сил... падают на колени и оглядываются на меня. А я им рукой машу — дальше, дальше! И вот, чувствую — пора! Я машу им рукой и отпускаю тормоза. Мадьяры падают ничком... и я с рёвом взлетаю над их головами!!!
Круто звучало, да?
Бедные поклонники техники времён Великой Отечественной! Представляю, как их сейчас удар за ударом и инфаркт за инфарктом косит...
Как-то приволок Сокол к себе в кабинет водопроводные краны из нержавейки и каждому вошедшему, имеющему сад, совал их под нос — вот, де, какие красивые, да нержавеющие, да Т-образные, Г-образные и даже Ж-образные. Народ завидовал, щупал, спрашивал, где же ты, мать твою, хитроумец, такую прелесть урвал? Красный Сокол гордо отвечал в том духе, что, мол, места надо знать. Для кого-то, мол, слово "дефицит" начисто отсутствует.
Дошло это торжество разума и разгул страстей и до Кота. Будучи существом бессердечным и подозрительным, Кот выпытал-таки у скуповатого Красного Сокола происхождение кранов.
Выпытал — и ужаснулся...
— Госсссподи Иисусе! А вы их хотя бы померили?
— А чего их мерить? Чистые!
— Да откуда нам-то знать?! Радиация, она же, это... не пахнет!
Короче, краны оказались дюже "грязными". И "фонили" они не по-детски.
Подбитый Сокол заметался и попытался незаметно спихнуть эту гадость на институтскую свалку металла.
Однако ужасная новость из-за болтливого Кота стала известна всем в МИФИ. Рабочие подсобного цеха-мастерской испуганного Красного Сокола просто не подпустили к куче ржавого железа. Да ещё и обидных слов наговорили, — мол, зараза такая, наглая, облучить всех хочет до полной импотенции, — и морду ещё грозились набить.
Кошмар! Как избавиться от приобретённого?
Казалось бы — выкинь где-нибудь в кусты... Ага, ищи дурака! Все уже знают, что к чему, и когда найдут — мало не покажется.
У-у-у, Кот, скотина... животное бесчувственное!..
А радиоактивные материалы, надо сказать, утилизируются по специальному акту и специальной комиссией. И первый вопрос у этой комиссии — а где ты это, уважаемый завлаб, взял? На какие такие нужды? И если взял, то чем этаким, — в своей, не имеющей активных материалов лаборатории, — умудрился эти краны испоганить до такой солидной дозы?
И уже мерещились несчастному крылатому авиатору обвинения, приговор, тюрьма... ужасная смерть среди отпетых уголовников.
В итоге, намаявшись и проявив чудеса изворотливости, Мучитель Мадьяр отвёз всё туда, откуда и взял... и умолил за несколько пузырей водки взять обратно. А там, между прочим, эти краны уже давным-давно по-хитрому списали. И умолять пришлось долго... и унижаться, и водки отдать — не меряно!
А Пётр, — аккурат перед тем, как в очередной раз направиться в специальное учреждение на предмет сезонной поправки мозгов, — хотел Генеральному секретарю КПСС товарищу Леониду Ильичу Брежневу письмо написать. Изложить всё-всё-всё о кознях своего босса... делая особый упор на то, что Сталинский Сокол — коммунист и Герой труда. А посему должен быть кристальным, чистым, ясным. И служить примером. Но передумал Пётр.
И с чего это только Пётр взял, что смертоносный и вострокрылый завлаб — Герой труда?
Это Коту по сию пору неведомо.
Да и всем остальным тоже.
* * *
Знавал я одного типа... павшего жертвой этакой, знаете ли, умственной алхимии.
Он умудрился у себя на предприятии заработать репутацию алкоголика, собственно говоря, не особо-то и употребляя... во всяком случае, намного меньше, чем ежедневно рассказывал об этом в заводской курилке. Ну, помните, конечно, все эти разговорчики: "Ох, мужики, башка трещит — спасу нет! Вчера гулеванили, гулеванили... аж до самого утра пировали..."
И вот однажды освободилось довольно крупное административное место. Стали судить и рядить — кого из молодых и перспективных на это место поставить?
И наш "алкаш" — увы! — был отметён сходу... как "сильно пьющий".
Узнав об этом, парень взвыл... но было поздно. Ловушка захлопнулась, зверь пал.
Репутация!
Так что с выпивкой надо быть аккуратнее. Это ваш покорный слуга Кот понял давно. Помнится, попросили его разрешить великий научный спор, бушевавший в одной из лабораторий. Приобрели тамошние пронырливые рукосуи кристалл натрий-йод, если только в названии мне память не изменяет. Желтенький такой кристаллик, симпатичненький.
Только хранить его надо в керосине, поскольку на воздухе кристалл моментально разлагается. А делать ему этого было никак не положено, поскольку предназначался он для серьёзных физических исследований. Цель и методы этих исследований постоянно варьировались. Помнится, так ни хрена и не надумали... а пока шли научные дискуссии, приобретённый кристалл требовал керосина. Причём немедленно.
Народ в МИФИ смекалистый. Поскольку за керосином надо было куда-то бежать или даже ехать, а бензин почему-то был отвергнут, научные работники решили сохранять кристалл в банке со спиртом.
Был на кафедре такой лаборант — бывший отличник боевой и политической подготовки, демобилизованный воин по имени Денис. Студент вечернего курса.
— Спирт — он всё обеззараживает, — глубокомысленно сказал Денис и в знак доказательства, тяпнул мензурку. — Кидай его, не мохай!
И кристалл булькнул в пятилитровую банку спирта, и плавно лёг на дно.
— Что же ты, Дениска, мать твою за ногу, баран армейский, натворил! — возопил его старший товарищ. — Надо же было в отдельную банку отлить и туда уже кидать!
— А чё? Нормальный ход! Щас я его... — и Денис стал суетливо ковырять в банке алюминиевой вилкой, пытаясь подцепить кристалл.
— Ты его так разобьешь! Не трогай!!! Пусть уж лучше лежит, завтра достанем!
И тяпнув ещё по чуть-чуть, пытливые алхимические умы разбрелись по домам.
А неделю спустя, вооружившись химическими щипцами с обмотанными ватой лапками, дабы не повредить драгоценный кристалл, приступили к извлечению оного.
Ан нет! Как говорится, шиш вам, господа Лавуазье-Ломоносовы! Нет кристалла. Растворился.
И хрен бы с ним... списали бы, как обычно списывали негодные реактивы и прочее оборудование... Но возникает вопрос — можно пить этот спирт или нет?!!
А вот это уже научная загадка. Вылить спирт рука не поднимается... да и не родился ещё в России мужик, который запросто в унитаз пять литров спирта выльет! А пить — боязно. Тяпнешь на свою задницу — и привет. Склеил ласты.
В общем, народ напрягся по полной программе. Мозговой штурм был в самом разгаре, когда к несчастным прибрёл на шум Кот.
— О! Кот!!! Давай сюда! Смотри, закуска есть — огурцы есть, сыр, хлеб... а пить не можем!
И обиженные разумом алчущие лаборанты перебивая один другого и сваливая вину друг на друга, дружно заныли, вводя Кота в курс дела.
Кот сел на стол и глубокомысленно воззрился на банку. Видимых изменений в запахе, цвете и прозрачности спирта не наблюдалось...
— Химию учить надо, — веско сказал Кот. — На что распался кристалл?
— А хрен его знает! — радостно сказал Денис.
— Эх, рядовой, рядовой... сразу видно, что ты учишься на вечернем. На натрий и йод! Ионы, понимаешь? Это такие ма-а-а-аленькие хреновинки... Вон-вон, один как раз побежал... даже на глаз видно... хе-хе-хе...
— Ну и что? Пить-то можно?
— Натрий, он в супе есть! — натужно высказался один из быстрых разумом невтонов. — Пищевая соль, она же это... натрий-хлор!
— Голова! — согласился второй. — Есть мозги между ушей! Теперь, давайте, разберёмся с йодом...
— Не хрен разбираться, — радостно вскричал Денис, осторожно наливая спирт по мензуркам. — Мы йодом царапины мажем? Мажем! Значит — полезно.
Аудитория, сражённая железной логикой, дружно сдвинула мензурки. Кот вежливо отказался от выпивки, сославшись на неотложные дела, и поспешил откланяться. До самого вечера он периодически позванивал в каморку собутыльников и с дрожью в сердце представлял себе, как никто не отзывается на звонок. И злосчастный Кот будет вызывать 'скорую' и опознавать с ментами посиневшие трупы...
Однако, как говаривала моя бабушка — в рабочем желудке и долото сгниёт! Ни черта с этой шатией-братией не сделалось. Утром ещё и опохмелились тем же раствором...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
