Книга Чужаков

Я безумен... Или нет?

Я есть ничто... Я есть никто... Я есть всё... Я есть все... Я... есть?

Бред... Безумный бред. Сумасшествие. Какой смысл тогда жить, продолжать дергаться, размахивая маленькими сломанными крылышками затянутой в смерч птички?

Будучи слабым физическим, нужно компенсировать интеллектуально. Таковы каноны эволюции. Такова архитектура природы. Выжить сможет лишь самый приспособленный. Не сильнейший или лучший, как любят, причмокивая вином при дамах, вещать романтики и гуманисты.

Нет, жизнь дается осознающему и применяющему свои сильные и слабые стороны. Остальное, — войны с ветряными мельницами.

Ум — все мое достояние. Было... И все-таки...

Кто Я? Что Я? Где Я? Я есть?.. Или нет?.. Возможно... Может... Где-то... Был... Есть... Буду? Да... Или нет?..

Безумие!!! Есть ли Я вообще? Был? Есть? Буду? Возможно... нет.

Или... да? Был... Есть... Буду!..

Казалось, что мимо меня неслись дни и ночи, годы и века, смерти и жизни, перерождения и перевоплощения... И в то же время все застыло в минус двести семьдесят три по фаренгейту. Буйство бесконечно пространства-времени в миг окончательной атомарной смерти движения...

Все выглядело искаженным отражением некоего грандиозного зеркала, на чью поверхность я пал пылинкой. Меньше любого хрусталика песка, отходов эпителия, остаточного заряда электронов...

Стоял на месте, но интуиция уперто твердила, что так далеко бывать еще не приходилось. Извечная тьма, время от времени, вспыхивала разноцветными кляксами, холодными свечениям многоточечных сгустков материи, хранящих в себе нечто больше, чем я даже мог себе представить.

Интуиции... Хитрая уловка подсознания, не дающая телу использовать все возможности на полную. Время от времени, кидающая кость, как собаке, чтобы не дай Бог, не умер, и веселое мазохистское издевательство не прекратилось.

Черт. Что же происходит? Раньше я свято верил, что человек научившийся использовать свой мозг на весь потенциал способен на много большее, чем даже предполагается. Нынче же я столкнулся с первым и, вполне возможно, что последним для меня препятствием.

Копаясь в мозгу весьма велика вероятность стать его заложником. В организме слишком много предохранительных механизмов, выработанных природой. И самый опасный из них — психика. Похоже, именно в ее цепких лапах сейчас нити кукловода.

И пока я не пойму что со мной происходит, — быть мне собственным узником.

Удивительно на что способен разум. Того, что я "вижу" и "осознаю" сейчас, я не смог бы увидеть, будь я под самым убойным галлюциногеном. Картины столь странного смысла и содержания. Будь во мне больше наивности, подумал бы что дотронулся к чему-то большему чем есть на самом деле.

Увы, уверен, — это все не может быть чем-то большим нежели фантазия.

Удивительно? Ничего похоже еще не встречалось. Словно суть Вселенной, пускай и самая мизерная, едва уловимая ее доля, разверзлась холодным безразличием пучины вокруг.

Я вижу... Бороздя бездны даже не со скоростью света, а будто сквозь пресловутый гиперпространственный континуум Эйнштейна.

Но! Всегда есть одно "но".

Я не вижу ничего, чего не смогла бы смоделировать моя фантазия из тех образов и знаний, которыми довелось обладать осознанно. О неосознанных вовсе молчок.

Вспышка... Безумие... Сломанный винтик... разбитая ваза... усохший пруд... обрушенный дом... пылающий город...

Избавиться от последствий можно ликвидируя причину.

Что может быть причиной? Учитывая психодел, что творится, главным виновником сего действа является...

Я?.. В точку! Очевидно же, что бардак внешний соответствует беспорядку внутреннему. Рыба гниет с головы, империи рушатся с человека...

Как исправить? Мысленно убить себя слишком просто, ведь неизвестно как прореагирует психика на столь радикальное решение уравнения.

Итак, я попал в какую-то передрягу в поезде. Вполне возможно, что это было нападение с использованием психотропных препаратов, ведь в поезде кроме меня ехал еще какой-то чиновник и вполне реально что его "друзья" решили устроить встречу без лишних глаз. Под действием препарата у меня начались дикие галлюцинации, конечной из которых стала трудность с самоопределением.

Вспышка... солончаки пустыни... мертвые океаны... токсичные атмосферы... заледеневший планеты... схлопнувшиеся звезды...

Показалось, что я куда-то мчусь, падаю, тону, одолевая немыслимые расстояния. Облачные точки лучистого света мелькали молниеносно, настырно, неуловимо. Мимо меня неслись дни и ночи, годы и века, смерти и жизни, перерождения и перевоплощения...

Стоп!

Перерождения и перевоплощения? Откат, переформат, реконструкция и явление первоистоком собственного "Я". Ближайшей аналогией исходного самоопределения, которое сможет принять психика и подсознание.

Стоит попробовать. Сбрасывая кандалы условностей, несовершенства, лежащие в фундаменте всего. Чувствую, как все истаивает, отходит на другой план. Остаюсь только Я. Очищаюсь, освобождаюсь, стаю пустым сосудом и... Обратно наполняюсь собственным существом. Все откинуто-притянуто, отверженно-принято, забыто-вспомнено...

Вспышка... замершие системы... раздавленные галактики... гаснущие туманности... горизонт событий...

Тишина...

Безумие!!!

Что за? Что-то не так... Внутри что-то... Иное... Травит, ломит, иссушает, рвет.

Это странно... Это все испортило... Я снова теряю самоконтроль. Что я упустил? Я чувствую, что если не исправлю этого то... умру?

Я опять растворяюсь, становясь бесплотным. Умираю. Теперь по-настоящему. Хитрая интуиция просто вопит и орет. Что дальше? Я ошибался. Со мной что-то другое. Что-то мне не понятное. И оно меня убивает изнутри...

Что? Умереть просто так? Да гори оно все, синим пламенем! Просто так ничего не бывает! Я привык к мысли о смерти. Так вот, если умирать то хоть с музыкой! Пусть вся моя сущность сгорит и пойдет прахом, но я прихвачу свое зло с собой и в себе. Гори, мразь, в этой гребанной пульсации!

Безумие... бесчисленные огоньки... свет заполняет тьму... тьма поглощает свет...

Вспышка... рассветное небо... солнце в зените... зеленое поле... летний ветер... расцветающий цветок... пульсация... мелодия... истина...

Тьма.

* * *

Кладбище.

Столь старое и древнее, что наверно даже мертвецы здесь никогда не переворачивались в могилах, побаиваясь опрокинуть каменные кресты, а вместе с ними и все кладбище.

Здесь все успело густо зарасти кустарником, деревьями и бурьяном, что крушили на своем жизненном пути камень и металл. Буйный рост ягод наполнял воздух приятными ароматами, а земля, укрытая высокой плотной травой, была мягче самых дорогих ворсов.

Кто знает, сколько лет здесь уже никого не хоронили. Разве что где-то на окраинах. Видимо, именно поэтому здесь всегда так тихо и спокойно. Как и должно быть на любом правильном кладбище.

Но не сегодня.

Сегодня что-то было не так. Еще утром в воздухе парило некое беспокойство. Местная фауна спешила завершить все свои неотложные дела и как можно скорее попрятаться по уютным норкам. Даже вековечные исполины деревьев шумели листвой как-то настороженно. Будто ожидая чего-то. Чего-то, что нарушит этот по-своему девственный покой.

И они были правы...

Меж кривыми рядами могильников и склепов послышались шаги. Кто-то бежал. Бежал что было мочи. Глядя со стороны можно было лишь удивиться, как вообще возможно бежать на такой скорости и не напороться ни на один памятник или склеп.

Хрупкая фигура, укутанная в серый дорожный плащ, размытой тенью мчалась среди надгробий. Ловко перепрыгивая и оббегая опасные препятствия на пути, неслась вперед.

Даже странно. Будто от смерти убегает. Хотя...

Совсем близко от бегущего неожиданно произошло нечто весьма занятное. Склеп на его пути буквально взорвался, разметая каменные осколки далеко в стороны. Один из них чуть не зацепил фигуру, но та, все-таки, успела увернуться, хоть и сбила шаг.

Вдруг склепы, кресты и даже могилы начали взрываться одни за другими, словно сопровождая фигуру или же, что гораздо вероятней, пытаясь ей помешать.

Но беглец не расслаблялся и успевал избежать столкновения с опасными булыжниками. Хотя это и было чрезвычайно сложно. Некоторые камешки иногда цепляли его, но тот будто не обращал внимания. Продолжал бежать.

Наверно, так могло продолжаться еще долго. Могло бы. Если бы фигура не споткнулась и со всей полученной инерцией не врезалась в одно из надгробий, изрядно покорежив и без того кривой крест.

Послышался тихий стон, а миг спустя, — скрежет и треск. Вместе с крестом, беглец провалился под землю.

Образовавшиеся за долгие века подземные пустоты, опустили упавшего на несколько саженей, укрыв в неком подобии собственной могилы, совсем еще недавно принадлежавшей безымянному праху.

Странно совпадение, — как только он упал, взрывы утихли. Беглец, перевернулся на спину, показав лунному свету молодое, привлекательное, лицо. Парень был молод и изящно красив, пусть даже щеку сейчас и прорезал тонкий кровоточащий шрам.

Он тяжело выдохнул.

Словно из ниоткуда у края новообразованной впадины, появились трое. Три силуэта, прячущиеся под широкими черными плащами с глубокими капюшонами, так полюбившимися всем обитающим в тени. Из-под плащей, виднелись плотно подогнанная кожа стеганных курток и штанов, а высокие сапоги имели на носу, характерные для головорезов, набойки, — стальные конусы. Лица же были скрыты красными платками, на которых белой вышивкой изображались крест-на-крест револьвер и нож.

Троица была вооружена странным оружием. Каждый держал по длинноствольному револьверу с сияющим веществом в барабанах. Окаймленном в стальной каркас дисковидного лезвия. Оружием можно было не только стрелять мощными всполохами смертоносных зарядов астарикады, но и орудовать в качестве чакрама, если бой переходил на ближние дистанции.

— Лежать! — рыкнул басом средний из троицы, когда беглец попробовал шелохнуться, и безропотно пригрозив страшным оружием. — Отбегал ты свое, малыш! Ох, отбегал, чтоб тебе! Твой подручный Рыцарь из нас всю душу вымотал, пока с ним воевали!

— Не тяни, — молвил правый из троицы. — Исполняем заказ и уходим.

Преследуемый парень обреченно сглотнул, понимая свою участь. Затравленным взглядом он искал спасения, но уже знал, что его не будет. Его страж пал, а сам он этим троим сделать решительно ничего не сможет, даже если очень сильно захочет.

Надежды больше нет. Это конец.

— Ой, ну не обламывай удовольствие! Мы за этим ублюдком добрый месяц гонялись! Дай хоть повеселиться напоследок! — обиженно заканючил средний.

— Мы наемники, а не палачи, — возразил левый.

Лоб парня в это время уже успел покрыться испариной. Еще не хватало, чтобы над ним издевались, и смерть была мучительной. Это уже выше его сил.

— Ладно-ладно, — сплюнув, поднял руки, в знак примирения, средний.

Облачком сверкающей пыли он развеял револьвер, заменяя его волнистым кинжалом со странной печатью на крестовине. Знакомой парню печатью.

— Эй, — вдруг отозвался беглец. — Эта печать — герб моей семьи, знак моего рода! Это ошибка! Вы не на того напали!

Трио на миг замерло в немой сценке. Наемники переглянулись под капюшонами.

— Жаль мне тебя парень, но именно так оно и есть... — печально выдохнул правый. — Прости и прощай!

Он взял из рук товарища кинжал и готовый спрыгнуть, занес его на уровне ключицы. Замахнулся, целясь жертве в сердце и...

Несчастный парень зажмурился и даже попытался закрыться руками, хотя и знал что ему конец. Это смерть. Да будет мир его праху. Может, эти наемники хоть соизволят похоронить его, как подобает. Всё-таки, кладбище вокруг.

Ах да, — он уже в могиле.

— Аа... — выдохнул беглец, чувствуя приближение неминуемого, но никак не настапующего.

Белоснежная вспышка.

Он даже удара не почувствовал. Удивительно, как же просто умирать! Вот только... Почему он до сих ничего не почувствовал? Боли то нет. Да и вроде не поменялось ничего.

И свет... свет уходит.

Парень икнул сквозь слёзы, боясь открыть глаза, но все же себя осилил. И когда он увидел, что же происходит, — удивлению его не было предела.

Троица наёмников так и стояли над ним, правда все они были уже без капюшонов и без голов. А вокруг же почти ничего не изменилось, за малым исключением того, что из-за спин наемников исходило слабое свечение.

От купола полуразрушенного склепа, тянулся тонкий иллюзорный шлейф белесого цвета к небу.

— Что за?.. — Остолбенело спросил парень неизвестно кого, но, как ни странно, ответ не заставил себя ждать.

Три мертвеца, словно по чьей-то команде, упали и еще в полете превратились в прах. Теперь стало понятно, что их что-то сожгло. Но что? И почему обошло стороной его?

Парень поднялся, ойкая при каждом движении и словно до сих пор не веря своему счастью. С нескольких попыток ему все же удалось выбраться из ямы, чтобы с удивлением увидеть под ногами обугленную землю.

Словно, после страшного пожара земля, надгробия, склепы и даже деревья, — особенно деревья, — искорежились, покрывшись золой и пеплом. Вокруг на несколько десятков саженей все затвердело мертвецким налетом от так и не ощущаемого пламени. Обугленные деревья, расплавленные камни и высохший до хруста грунт.

Беглец осторожно и с опаской осмотрелся. Прищурившись, он опасливо сделал шаг к раскуроченному склепу, из которого исходило странное сияние.

Ему стало не по себе. Слишком странно и пугающе это все выглядело. А вдруг в склепе что-то куда страшнее наемников? Хм.... В любом случае, — что бы там ни было, судя по всему, именно оно спасло ему жизнь, а значит стоит взглянуть.

Открыв, чудом устоявшую, дверь, что карикатурно держалась на петлях лишенного большей части стен, склепа, он закашлялся. От пыли хлынувшей на него градом, защипало в глазах. Склеп был довольно большим и невероятно старым. Здесь парили тучи пыли, вырвавшейся на свободу, будто прогулялся мелкий ураган, подняв в воздух все, нетронутое столетиями.

А еще сквозь эту пыль, на том месте, где должен был лежать обладатель усыпальницы, проглядывалось уже совсем слабое, стремительно затухающее свечение.

— Эх.... Была, не была! — Обреченно выдохнул парень и сделал последний шаг.

Подойдя впритык, он наконец-то увидел, что его спасло и сказать, что он был удивлен — не сказать ничего.

На алтаре усыпальницы, поверх праха хозяина покоев, лежало бессознательное тело абсолютно нагого юноши. Именно его кожа испускала дивные клубы окончательно пропавшего света, а теперь освещенного лишь луной на небосводе.

— Что б мне... — пискнул беглец, внимательно изучая парня.

Его волосы, брови и даже ресницы были безупречно белого цвета. Не седые, не серебряные, а такой чистой белоснежной краски, что даже казалось светились в ночной тьме.

Худой, не слишком высокий, с множеством шрамов на груди, образующих ужасающее пятно рваной плоти от ключиц и аж до середины живота. Молодое лицо казалось слегка угловатым из-за ярко выраженных скул и четко обозначенных углов челюсти. Тонкие бескровные губы, немного конопатый и такой же тонкий нос под волевым лбом с короткими дугами бровей.