Только ты

Парень был светловолосый, высокий и симпатичный, совсем не похож на гада. И если его сестра, увидев меня, сделала вид, что мы незнакомы, то брат, напротив, заметив знакомое лицо, удивленно поднял брови и приветливо махнул мне рукой.

— Эй, Матвеева, — услышала я возле уха грозный голос Дашки. — Не вздумай в него влюбиться! Здесь и без тебя желающих хватает! Такую мелочь, как ты, размажут по стене и не заметят! Уж лучше заучка Борька Брагин. Скучный, зато надежный. Слышишь, что говорю? Кстати, он с тебя уже третий урок глаз не спускает, я все вижу.

Влюбиться в мои планы точно не входило, особенно в популярного парня. Я еще ничего не знала о любви, о кознях и мужском вероломстве, разве что из книг, и все что сейчас хотела, это избежать ненужного разговора, помня о предупреждении Стаса.

И почему я понадеялась, что этот Сергей Воропаев поведет себя так же, как его сестра? Зачем вообще смотрела в его сторону? Но нет. Он отодвинул пустующий рядом стул и, кажется, собирался встать, чтобы направиться ко мне...

— Настя, стой, ты куда? А как же чай? — поймала меня за руку Кузнецова, но поздно, я уже схватилась на ноги и сдернула следом сумку.

— Извини, Даш. Вспомнила, что не позвонила папе. Встретимся у кабинета...

— У какого? — прозвучало озадаченное уже за спиной. — Ты же здесь ничего не знаешь!

Не знаю, это верно, но если хочу узнать, надо бежать. Пусть лучше оба считают меня странной чудачкой.

Я даже успела поставить поднос с тарелкой на специальную полку у мойки и вернуться в проход между столиками. Мне просто нужно было пробежать мимо парней, продолжавших шумно смеяться и перебрасывать между собой непонятный предмет. Просто сделать вид, что я не вижу удивленно шагнувшего ко мне старшеклассника и его взлетевшей навстречу руки...

— Эй ты, стой!

Я не во все моменты жизни была рассеянна, и мне бы точно удалось убежать, если бы не вещь, угодившая под ноги. Случайно или намеренно оброненная на пол кем-то из парней. Споткнувшись об нее, я выпростала руки и упала, приземлившись на дрожащие коленки. Чувствуя, как от стыда вспыхивают румянцем щеки, а на ладонях горит стертая о шершавый кафель кожа.

Вещью, виноватой в моем падении, оказался девичий бюстгальтер — красивый и дорогой, как для школьницы. Хотя тогда я мало в этом понимала. Во всяком случае, у меня такого точно не было. Я стояла на коленях и рассматривала его — черный, с пышными подушечками, кружевной, потому что глаз поднять не могла, зная, кто возвышается надо мной. В кого именно я едва не угодила.

Да, вся столовая замерла в ожидании, пока я стояла на коленках перед сводным братом, желая провалиться сквозь землю, а он не собирался помочь мне подняться. Впрочем, его друг-блондин — тоже.

Моя сумка лежала на модном ботинке сына моей мачехи, и я тихонько потянула ее на себя.

— Как живописно, прямо картина маслом. Бедная Настенька и законный трофей ее...

— Пасть закрой, Серый, — оборвал друга Стас. — Желательно всерьез и надолго. Я не шучу.

— Ясно, — не обиделся парень. — Тогда хоть лифчик Ленке верни, Фрол, раз уж здесь не хочешь ничего объяснить. Ты выиграл.

Меня подняла Дашка, ну конечно. А еще помог Петька Збруев. Недаром он сразу показался славным парнем. Я почти выбежала из столовой, но слезы сдержала. Как хорошо, что не расплакалась на глазах у всех. На глазах у светловолосой Маринки и ее подруг, со смехом проводивших меня взглядами.

— Вот же павлин! Раскорячился на проходе, не обойти! Терпеть не могу этого Фролова! Да и его дружки-олени ничем не лучше! Ну и угораздило же тебя упасть, Настя!

Мы стояли с подругой в неприметной нише в конце общего коридора, у стенда с рисунком аварийного выхода, и я все не могла оторвать руки от лица. Где-то за углом топтался Збруев с нашими сумками, и Кузнецова грозно приказала мальчишке топать отсюда прямо в класс.

— Давай-давай, Збруев! Сумки в руки и прямым курсом на английский! Нечего тебе тут девчачьи разговоры подслушивать! Ты как, Матвеева, в порядке? Не ушиблась? Может, отвести тебя в медпункт?

Я покачала головой, чувствуя теплую руку на своем плече.

— Не надо, Даш, со мной, правда, все хорошо. Но, Боже мой, как стыдно! Первый день в новой в школе, и надо же было так упасть!

— Брось, Настя, — возмутилась девушка. — Нашла из-за чего переживать. Подумаешь! С любым человеком такое могло случиться! Я вообще считаю, что это не тебе должно быть стыдно, а им! Тем, кто смеялся! Другое плохо.

— Что? — ну вот, я все-таки отняла руки от щек и со страхом взглянула на девчонку, задумчиво теребящую у виска синюю прядь волос. Грустно поджавшую губы.

— То, что ты упала под ноги именно Фролову, местному павлину. Если запомнит в лицо, может и покуражиться, он у нас еще тот лось недоделанный. Типа местная популярная личность. Нет, я, конечно, не спорю, он мальчик симпатичный и цену себе знает. Сама по нему два года сохла, пока не повзрослела. Только он в школе ни с кем не встречается, а на девчонок предпочитает исключительно спорить со своим стадом. Вот как сегодня с Ленкой Полозовой получилось, из 11-"Б". Хотя я до последнего надеялась, что это только слухи. Жаль.

— Почему?

— Потому что кто-то же должен когда-нибудь зацепить Фролова по-настоящему. Чтобы именно ему было больно, а не другим. Вот как с Ленкой, только наоборот. Хотя Полозову мне ни капельки не жалко, заслужила. Знала, с кем в туалете зажималась и чего ожидать. Она среди одиннадцатых классов такая же прима, как у нас Маринка Воропаева. Тоже корону носит и цены себе сложить не может в базарный день. В прошлом году ее на зимнем балу выбрали королевой вечера, так все девчонки вокруг оказались вдруг толстыми уродинами, а здороваться Их Величество разучилось совсем.

Дашка нахмурила брови и строго качнула головой.

— Так что будь осторожна, Настя. Если Фролов вдруг станет подкатывать — лучше притворись мертвой! И нафиг этот красавчик тебе не сдался! Ему с оленями только развлечения подавай. Их школьная скука заела, а ты здесь новенькая. Затеют спор или еще что похуже, потом от них хоть в другую школу беги.

Я вздохнула и поправила рукой волосы. Слезы окончательно отступили, и мне захотелось успокоить свою новую подругу, на мое счастье оказавшуюся такой отзывчивой девчонкой и первым настоящим другом в этом большом городе.

— Не переживай, Даш, не затеет. Я ему ни капельки не нравлюсь.

Конечно, это признание прозвучало поспешно и, и я попыталась замять его неловким:

— К-кажется. Я так чувствую.

Но Дашка только важно отмахнулась.

— Я тоже чувствую, уж поверь, и эту школу знаю, как свои пять пальцев. Не просто так Фролов на тебя таращился, как будто забыл куда шел. Я даже думала, он этого Воропаева ударит, когда увидел рядом. Конечно, может быть, это все из-за Ленки Полозовой у них началось, вроде бы Воропаев тоже к ней подкатывал, но ты, Настя, на всякий случай, держись от этой парочки подальше.

Это было едва ли не самое большое мое желание, и я согласно кивнула.

— Я только с радостью.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Кузнецова. — Не переживай, со мной не пропадешь! Я еще и не такое наперед просчитать могу! Вот попробуй догадайся, кем работает моя мама?

Это было практически невыполнимо, и Дашка весело хихикнула, вытаскивая меня за локоть в коридор, твердо шагая навстречу расступающимся при виде нас школьникам.

— Моя мама известный психолог и работает в женской тюрьме. Поверь, Насть, иногда такую клиническую картину рисует за ужином, что хоть уши затыкай и беги! Особенно сильно нам с папой хочется слинять, когда она просит дать сторонний анализ на интересующую ее ситуацию. Вот уж где настоящая жесть! Хоть в мешке топись! Пока ответ не услышит, не отстанет!

— А зачем? Зачем ей ваш ответ? — Дашка была интересным, живым человеком и мне нравилось слушать ее.

— Затем, что она у нас вот уже третий год докторскую работу по психологии пишет. Хочет защитить ученую степень. Она у меня знаешь какая умная? Любого человека наизнанку вывернет, перелицует, грязь вычистит, и пустит в мир новой личностью. Так что наш ответ ей крайне важен! Для работы со студентами и вообще, чтобы учебники писать! Во всяком случае, нам с папой она говорит именно так!

Было ли это весело — не знаю, но мы рассмеялись. А к тому времени, когда оказались с Дашей у дверей нужного класса, я почти забыла о случившемся в столовой.

— Ладно, пошли на урок, Матвеева. И не вешай нос! Не хватало еще кукситься на радость Воропаевой и ее подружкам! Наверняка ждут, что ты войдешь в класс побитой дворняжкой. Фиг им! Не только королевы умеют задирать подбородок! А вот нашу Грымзу Ивановну — училку по английскому, злить не будем. Сидим тихо, смотрим в рот и где надо, старательно списываем латиницу у Борьки Брагина. Поняла?

Дальше уроки прошли спокойно. Не знаю, чем я так не понравилась симпатичной блондинке Маринке Воропаевой, дочери подруги моей мачехи, но, кажется, она действительно расстроилась, увидев меня без слез. Сидела вялая, недовольная, и отворачивалась всякий раз, когда ловила на себе мой взгляд. Дашка же оказалась из тех независимых людей, кто не поддавался влиянию толпы, а потому держалась в классе уверенной самостоятельной единицей. Мы быстро с ней сдружились и к концу учебного дня весело щебетали за нашей партой о своем девичьем, переглядывались с Петькой Збруевым, и я даже рассказала ей о бабушке и об отце. О том, что живу в его новой семье с мачехой. О сводном брате я снова умолчала.

Но уроки закончились и, распрощавшись с новыми знакомыми, я осталась одна. Отвезти меня домой и показать дорогу должен был Стас, и в ожидании его я вот уже второй час стояла на остановке.

POV Стас

— Стас, скажи, а я точно тебе нравлюсь?

— Конечно, детка.

— По-настоящему? А то вы, парни, такие непостоянные. Еще недавно я думала, что ты с Катькой тусишь...

— Полозова, ты сюда со мной говорить пришла?

— Н-нет.

— Вот и молчи. Продолжай делать, что делала, и определенно будешь нравиться мне еще больше.

Ленка раздражала. Школа раздражала. Весь мир раздражал самим фактом своего существования и наличием непроходимых, гребаных тупиков, потому что в этом мире была она. Моя ненавистная, сводная сестра. С момента появления в нем, занявшая не только мою территорию, но и мои мысли.

"... — Стас, мы с Гришей хотим свозить Настю в магазин. Купить ей к учебе все необходимое. Надеюсь, ты в этом отношении достаточно вырос?

— Давно пора.

— Школа у тебя непростая, не хочу, чтобы девочку третировали ее одноклассники. Нина Ивановна говорит, что внучке ничего не нужно, но я так не думаю.

Я не могу сдержать злой смешок и отпускаю его в сторону матери, раскурившей сигарету у форточки, почти весело.

— Да ну? Если то старье, в котором ходит ее внучка, можно назвать одеждой, то бабку не только инфаркт разбил, но и маразм.

— Я тебя не о диагнозе спрашиваю, умник! — мать недовольно хмурит брови, глядя с укором. В раздражении сбивает в пепельницу пепел с сигареты. — Скажи спасибо, что Батя не слышит, как ты у нас тут здраво рассуждаешь насчет Настиной бабушки! Я спрашиваю, что девочке купить, чтобы ее приняла школа и новые друзья? Тебе не может быть все равно, сын, она — твоя сестра и будет учиться с тобой бок о бок. Все остальные замечания оставь при себе.

Ну да, переборщил слегка, согласен. Сестра? Ха! Вот уж нет!

— А что купить? — мне даже не нужно притворяться. Это и так ясно. Я встаю и с шумом отодвигаю стул. В последний момент сдерживаюсь, чтобы не расколоть его, нахрен, о кафель. — А все! Ты, главное, не торгуйся, директор, если претендуешь на звание лучшей мачехи года. Иначе Эльф тебе жлобство припомнит в старости..."

Мать и не торговалась. Плевать она на меня хотела! Широта души всегда заметно отличала ее от других людей. Впрочем, как прагматичность и жесткий характер. Еще никому и никогда не удалось сесть ей на шею, и я не сомневался, что сводной сестре такой кульбит тоже окажется не под силу. Мне просто стоило потерпеть, пока мать наиграется с ролью крестной феи для своей тихони-падчерицы, и все привычно вернется на свои места. Стоило, но терпенья ни к черту не было. Особенно, когда я видел, какой осторожной радостью загорались синие, распахнутые глаза Эльфа, если мать обращалась к ней. И с какой печалью отворачивался от обеих своих женщин отец. Как будто чувствовал тоже, что и я.

Но мне было хуже, в тысячу раз хуже и с этим надо было жить.

Я знал, что моя сводная сестра такая же глупая девчонка, как все, и этим вечером будет торчать у окна. Не зря разбил чертово зеркало. Она и торчала. Примеряла обновки, кружилась у своего отражения в стекле, наивно радуясь новым шмоткам. Раздражая меня этой негромкой радостью и заставляя смотреть на себя. Заставляя думать о ней так, как я того не хотел.

Я смотрел и смотрел на нее, скуривая одну сигарету за другой, надеясь испепелить взглядом, а видел только улыбку и тонкую девичью фигурку. Красивые волосы до плеч — мягкие, чуть волнистые, и сами плечи. Такие же юные и нежные, как девчонка. Дочь отчима, без спроса вторгнувшаяся в мой мир, которую я ненавидел, ненавидел, ненавидел...

Я повторял это вновь и вновь следующим утром по дороге в школу, а она бежала за мной, легко перепрыгивая через подмерзшие лужи, стараясь не отстать от твердого шага. С любопытством осматривалась по сторонам, робко поглядывая на меня из под белой шапки с помпоном, что так шла к ее темно-русым волосам и синим глазам.

Правильно, не подходи ко мне. Лучше, твою мать, держись подальше!

К черту! Она и близко не была той девчонкой, что могла мне понравиться. Я уже глотнул взрослой жизни с подругами старших друзей и не мог ошибиться. Мне нужно было больше, гораздо больше тощей скелетины, торчащей в окне, и я собирался восполнить эту потребность совсем скоро, уже на пороге школы заметив ту, что поможет мне. Красивую, высокую старшеклассницу, при виде меня шагнувшую навстречу и расплывшуюся в улыбке. Девчонку, на которую только вчера поспорил с друзьями.

Ленка Полозова, гордячка, путавшаяся с парнями из университета? Почему бы и нет? Всегда интересно проверить, насколько правдивы слухи. Во всяком случае, у нее определенно точно все оказалось на своем месте. Я знал, что выгляжу старше, развлекаясь в компании взрослых друзей, и собирался воспользоваться этим преимуществом, подбираясь к девушке.

Мы легко помогли друг другу забыться и прогуляли урок. Выкинуть лифчик из окна туалета оказалось проще простого. Никаких обещаний. Никаких отношений. Только желание и только возможности. А слезы? Ну, что слезы? О них раньше надо было думать, когда не отказала и разрешила сама. Это взрослая жизнь, детка. Здесь мы, и только мы отвечаем за свои поступки. Конечно, увидимся, если захочешь, почему бы и нет? Можно и на вечеринке у меня дома. Вот только родители свалят, и продолжим начатое в моей комнате. Тебе понравится, обещаю.

И никакой сводной сестры. Никаких новых девичьих шмоток в шкафу. Не знать, не видеть, не думать. Не вспоминать. Я снова жил и дышал полной грудью, хозяйничал в собственном мире, твердо шагая навстречу завтрашнему дню. В котором я собирался жить так же, как жил прежде: в своем доме и со своей семьей. На полную катушку используя ресурсы собственного тела и родительского кошелька. И, может быть, Батя даже никогда не вспомнит о дочери. О тощей, синеглазой скелетине, что умела улыбаться как ангел. Надо просто стереть ее из своей жизни, только и всего.